ЭНЖЕ
Они были знакомы заочно, по брачному объявлению.
Невысокий кавказец, в узорчатой шапочке теремком, - чтобы прибавить в росте, - он ждал ее у киоска.
Подошла она - высокая, худенькая, в белом вязаном колпаке в виде плошки, из-под которого падали на плечи длинные, светлые волосы.
- Здравствуйте, я - Энже, - склонилась робко.
Он задрал голову, посмотрел ей в лицо - и вдруг понял, что она - его раба. Прошелся, заложив руки за спину. Он был поэт, и ему нравилось ее имя с мягким тюркоязычным "ж". Легким, как пушинка, фюить - Энже...
Он ожег ее орлиным взглядом:
- Хотите, значит, осчастливить мужчину? - он отчетливо, но с акцентом выговаривал русские слова. - Вы хотите?!..
Энже грустно улыбнулась:
- Вообще-то да... - и ниже опускала голову.
- Вот ключи, - он вложил в ее теплую ладонь связку, назвал адрес. - Езжайте, а я буду через полчаса.
Она приняла ключи, посмотрела на него... и поехала.
Он прошел в подъезд. Наблюдал за ней из окна, сопоставлял на примере прохожих мужчин ее рост с собственным... Затем зашел в гастроном, купил банку маринованных помидоров и поехал следующим автобусом.
Она открыла ему как хозяйка. Секунду они постояли в дверях, как бы оценивая друг друга в новом качестве...
Скинув пальто, он вынул из холодильника коньяк, ветчину, резал мясо ловко, с кавказским умением - и гостье казалось, что он держит в руке горский кинжал. Она сидела в кресле и, стесняясь своих крупных ступней, поджимала пальцы...
Он глянул на этот дефект - и стянул с головы шапочку: он был плешив. Всклоченные волосы плясали вокруг лысины, как на сковородке чертенята. Испытующе посмотрел на Энже...
В ответ голубоглазое личико изобразило вопрос:
- Помочь?
Она, высокая, встала - он, коротыш, мгновенно сел: "Нэ надо!"
А после добавил:
- Мущ-щина должен готовить сам, как настоящий мущ-щина!
Ей нравилось его жилище. И сам хозяин. Мужественно невеликий, с хорошим баритоном и красивым лбом. О мощь его лба, казалось, могли разбиться все ее невзгоды. Комната его была отделана со вкусом: розовые шторы, розовый, льющий густую тень двуглавый торшер в изголовье.
Когда поужинали, он сказал:
- Раздевайся.
Она вздрогнула, опустила глаза:
- Я не могу...
Он настаивал.
- Все вы такие... - она всхлипнула. - А еще поэт!..
- А что - поэты нэ люди?! - Он взвился. - Если хочешь знать, поэтам вдвойне надо. Больше всех надо!
Он вскинул в отчаянии руки. Казалось, чертенята вокруг его плеши тоже схватились за рожки.
- Прости, - сказала Энже. - Потуши свет.
Она разделась и легла. Он устроился рядом, включил торшер. Лежал с закрытыми глазами, не в силах пересилить обиду, - и ждал ласку. Но Энже была оскорбительно неподвижна.
- А ведь на улице я спросил, - в конце концов сказал он, - хочешь ли ты сделать мужчину счастливым?
И нарочно не шевелился...
Тогда она робко положила на его грудь руку, дружественно произнесла:
- Ты любишь ездить в туристические походы?
Сквозь стон он стиснул зубы. А когда открыл глаза, увидел ее руку. Освещенная торшером, рука лежала на его груди и была сплошь, от запястья до локтя, покрыта черными клоками шерсти, как у оборотня.
Он закричал так страшно, что Энже зарыдала.
Сидя на полу, он дико косился на ее руку. Теперь шерсть на ней отсутствовала. Едва угадывался лишь нежный золотистый пушок у локтя, который и дал от сумеречного торшера такую зловещую тень.
- У меня отец пьет. Продает мои вещи, а меня обзывает дылдой, - призналась потом Энже. - Говорит, что я никому не нужна. Я хочу замуж...
Он глядел в потолок. Сказал хрипло:
- Посмотрим.
На другой день он должен был позвонить ей на работу.
"Ну и пусть маленький. Наполеон тоже был ниже Жозефины", - думала Энже. Она вспомнила его широкие плечи, по-кавказски узкий таз, коротко семенящие ножки и сияющий монастырь лба.
-Двуглавый Эльбрус ему в задницу! Нет... Целый пятиглавый Биштау! - ругал он вчера ее отца.
Он ходил по комнате, обернутый в простыню, как Цезарь в тогу. Ее Цезарь. Она готова была носить его в этой простынке, как ребенка.
Целый день на работе ждала звонка. Не в силах удержаться, обо всем рассказала подруге.
Было без четверти пять, когда телефон сотряс комнату. Подруга глянула на Энже с надеждой...
Одетый в пальто сотрудник поднял трубку, улыбнулся и положил ее на стол:
- Энже, тебя. Какой-то мужчина! - подмигнул и вышел.
Энже сделалась ниже ростом, когда подходила к столу.
- Тенгиз!..
- Это я... - узнала она голос отца. - Заплати сегодня за свет. Если хочешь, чтобы проводку не обрезали, - сказал отец злым от трезвости голосом. - И какой еще Тенгиз? Я же говорил: кому ты нужна, дылда!
Потом Энже сидела верхом на стуле и содрогалась от плача. Плач ее был похож на писк.
Подруга в отчаянии смотрела на ее покрасневшие уши, хрупкую спину, с проступившим позвонком. И, поднося к ее голове руку, ничего не могла придумать нежней и ласковей, чем это чудное имя:
- Энже, Энже, Энже!..
© Айдар Сахибзадинов, 2010-2023.
© Сетевая Словесность, 2011-2023.
НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
Михаил Бару: Концерт для двух гобоев с оркестром [На завтрашнее утро, друзья, назначена психическая атака нашего отдельного, орденов Мандельштама и Бердяева, батальона московской интеллигенции...] Эмилия Песочина: Звёзды, яблоки, дожди [Вот и нанизан рассыпанный бисер / Слов на непрочную ниточку строчки. / Все мы рифмованных криков лоббисты. / Лига дошедших до ручки, до точки.....] Анна Арканина: Мы – лишь звуки [Стихи тихи – их время поглощает. / Восходит пустоглазая луна. / Войну в меня старательно вмещают, / но вся не умещается она...] Андрей Бычков: Достопочтимый директор [Четыре профессора выстрелили из четырех пистолетов четырьмя пулями. Одна из них попала мне в голову, и я побежал...] Андрей Мансуров: Щенок акулы [Крохотные зубки не казались опасны – не больше, чем плоскогубцы: пока не сунешь пальчик и не сожмёшь, больно не будет!..] Сергей Пахомов: Ощущение пустоты [Прошу у жизни малость, став проще и мудрей: / Чтоб клёна ветвь касалась никчёмности моей, / Чтоб листья шелестели резные надо мной / В забытом богом...] |
X |
Титульная страница Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |