Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность


ЕЛОВАЯ СУБМАРИНА

*ИСХОД  *СЕНТЯБРЬ, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ 
*КОЛЫБЕЛЬНАЯ  *ОСЕННИЙ ПОЕЗД 
*...Но свобода легка, как всегда...  *Свобода приходит нагая... 
*ОСЕННИЕ ТИГРЫ  *ОКТЯБРЬСКОЕ ПОЛЕ 
*АПРЕЛЬ  *ПОДОРОЖНАЯ 
*МНЕМОЗЫ 


    ИСХОД

    Убеди меня в обратном,
    распиши меня под Углич.
    В перекрестках, в переулках
    разминемся многократно.

    Ты Кармен, карабонарий,
    карамелька заводная.
    Я карманный твой фонарик,
    я не знаю, я не знаю,
    как мне быть и быть ли вовсе,
    то ли вместе, то ли возле.
    Это водка, это возраст
    пролегают между нами.

    (But beware of Jubberwoсky)

    Бойся, бойся Бармаглотов,
    дочь слепого звездочета.
    Кто не грыз соленый локоть,
    тем ученость не зачтется.
    Их унылые останки
    не омоют креозотом.
    Как бесплодны их Тристаны,
    как безропотны Изольды.

    Нам же, страшным, сумасшедшим,
    не вместившимся в кровати,
    суждено широким жестом
    расставаться, расставаться.

    Попрощаемся с вокзалом
    как ночные паровозы.
    Нам везло, но не связало,
    развезло, но не увозит.

    Нам бы ехать, нам бы мчаться.
    Но не вдоль, а поперечно.
    Ведь не честно, ведь не часто
    эта вечность, этот вечер,
    этот запах аммиака -
    дезинфекция заката,
    эта грустная закалка -
    надувные человечки,
    Города и чемоданы,
    чердаки и коридоры...

    Длинными очередями,
    разноцветной чередою
    разбредемся повсеместно,
    упадем, раскинув руки
    умирать от онеменья,
    как кленовые обрубки.
    Как хрустящие поленья,
    на костер глядеть, рыдая,
    умирать от удивленья,
    умирать
      от ожиданья.

    1992

    _^_



    КОЛЫБЕЛЬНАЯ

    Осень привычно и тонко
    тени разложит в траве.
    Плачет не хуже ребенка
    чья-то скрипучая дверь.

    Спи, моя медная радость.
    Ночь раздувает басы,
    сеет дождинки в награду
    лысым, а также босым.

    Ходят по лужам проточным
    на цыпочках строчки из снов,
    оспинки многоточий
    оседают на дно.

    Спят самовары на рельсах,
    спит паровоз на столе,
    в лужице клетчатый крейсер
    молча уходит в рейс.

    И, не умея иначе,
    в синих пугливых тенях
    спит мертворожденный мальчик
    на мраморных простынях...

    Тише...
      Тем, кто непрошен,
    нужно быть начеку.
    Ночь нас оденет попроще
    и выдаст по светлячку.

    Будем ходить вдоль ограды,
    не зажигая огней.
    Спи, моя медная радость,
    мне без тебя холодней...

    1992

    _^_



    * * *

    ...Но свобода легка, как всегда.
    Ни слезы, ни стыда, ни следа
    не оставят прошедшие мимо
    незаметно и незаменимо,
    как проходит живая вода,
    потеряв свой сомнительный синий,
    сквозь песок, что, конечно, не в силах
    удержать
      и не в силах отдать.

    Не змеиных, но рыбьих кровей,
    мы придем по холодной траве,
    мы заплачем большими слезами
    "Отворитесь, сазаньи Сезамы..."
    Но колода с девяткой червей
    то покличет, а то покалечит.
    Лишь свобода чем дальше - тем легче.
    И черней.

    Мы придумаем им имена,
    мы напьемся свинца и вина,
    с благодарностью станем немыми
    и умрем, и отмолим немытость.
    Но опять недостанет звена
    в золотой немудрящей цепочке.
    Лишь под утро доставят по почте
    телеграмму "Смотрите - Луна..."

    Ах, как весело будет без рук
    затевать ледяную игру,
    А безглазым рыдать о безногих,
    убегающих в поисках новых
    и лихих не разрух, так разлук,
    устремляться к бессмысленным безднам,
    где свобода опять неизбежна
    и уводит нас с круга на круг...

    Подкрутите винты у виска.
    Три зеленых весенних свистка
    нам послужат сигналом к началу.
    Снова бой, и минута молчанья,
    и пришедшие издалека
    помянуть поминутную старость.
    Нам осталось лишь то, что растает.
    Но свобода как прежде
          легка.

    1992

    _^_



    ОСЕННИЕ ТИГРЫ

    Морщатся лужи от ветра.
    Видишь, вон там, в траве,
    тигров осенних расцветок,
    тигров осиных кровей.

    На желтом черные титры:
    "Вначале была весна".
    Тише. Осенние тигры
    могут тебя узнать.

    Твоя пестрота отвесна,
    твой телефон занемог.
    Крикни: "Ждите ответа..."
    Пусть уходят домой.

    Небо отдано в стирку.
    Видишь, вон там, у реки,
    беспроволочные тигры
    вслушиваются в гудки.

    1992

    _^_



    АПРЕЛЬ

    Гремят засовы и щеколды,
    вздувая шторы на дыбы.
    Опешившие пешеходы
    спешат забыть, спешат забыть.

    Спешат дома забыть печали,
    и перекрестки сгоряча
    спешат вдохнуть, пожать плечами,
    забыться и рубить сплеча.

    Над головами, над руками,
    над городами, над рекой
    проскачет ветер, предрекая,
    срывая шляпы с париков.

    И - позабыт, но и забывчив -
    не вспомнишь затаить обид,
    гремя засовом, как обычно,
    вздувая шторы на дыбы,

    спеша с домами к перекрестку,
    пожав плечами навсегда,
    увидишь голую березку
    и покраснеешь от стыда.

    И будешь прав и будешь страшен
    с ушами полными звонков,
    под хохот барышень и башен
    срывая шляпы с париков.

    И, предрекая, напророчишь
    надутым шторам и домам -
    жизнь коротка, но смерть короче.
    Он, видимо, сходил с ума.

    Сходил, но - видите - вернулся.
    Почти забыт, запорошен.
    Смотрите, слушайте, ревнуйте,
    пока он снова не ушел!..

    28.03.1994

    _^_



    МНЕМОЗЫ

    Каждый раз,
    открывая глаза, удивляешься несовершенству
    потолка. Расстоянье, предшествуя жесту
    выше глаз
    прислоненной ладони, не требует уменьшенья.
    Взгляд в окно исподлобья, стрельба по бегущим мишеням
    пешеходов. Трамвай цвета выгнутой жести
    убегает, сверкая окном, то в тоске, то в блаженстве
    от пера.

    Навсегда
    ускользают из рук, утекают меж пальцев детали -
    белизна синевы, несусветные майские дали,
    провода,
    отстраненность домов, безутешная параллельность
    (и земле и друг другу) безумных грохочущих рельсов.
    А над ними повсюду в прозрачных фарфоровых кронах
    зеленеет предчуствие листьев, которые скоро схоронят
    города

    под собой.
    И ноябрь однажды, роняя слезинки на скатерть,
    разметая листву, их уже не отыщет по карте,
    и любой,
    кто возьмется за труд описать их былое величье,
    вспомнит даты и лица, но снова забудет про листья.
    И за эту оплошность, за то что угрюм и вторичен,
    будет тоже забыт. Помнишь, Данте, свою Беатриче?
    Что любовь,

    или жизнь,
    или смерть по сравнению с этим покоем,
    с этим знанием точной поры, с этим взглядом сокольим.
    Удержи,
    удержи-ка попробуй их будущий ветренный шепот,
    попытайся понять их разборчивость и отрешенность,
    их стремленье оставить свой след, но на тверди небесной,
    погляди, как их образ грядущий струит по-над бездной
    миражи.

    А на дне,
    на асфальтовом дне (да неужто осадок не сладок)
    бродят тени и блики ветвей наподобие складок.
    И теней
    даже больше, чем нужно для глаз, даже больше, чем может
    беззаботно топтать убегающий тысячей ножек
    многоликий слепой, ошалевший, живущий без спроса
    тоже в виде отдельных теней, как в кино или просто
    как во сне...

    1994

    _^_



    СЕНТЯБРЬ, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ

    Стоячий воздух начала конца.
    Осенние мухи - кусочки свинца -
    жужжат у виска, пока не касаясь
    ни его, ни лица.

    Стоячий сентябрь разрешенных снов,
    разреженный сносками свод основ
    и средств бытия. Решетка на окнах
    та же, что и весной.

    Улыбки на лицах стоящих людей.
    Дворник с крошками в бороде
    бродит с метлой, отражаясь дважды
    в той же самой воде.

    И стеклянный ангел с кольцом в носу
    подносит сломанный лук к лицу
    и, сгорбившись, тянется за сигаретой,
    покачиваясь на весу.

    И стелется дым у самой земли.
    Капрал, скучая командует "Пли..."
    И падает на зиму, то есть на земь,
    самый последний лист.

    1994

    _^_



    ОСЕННИЙ ПОЕЗД

    ПрОводы проводОв, бестолковость массовки.
    ПровОлочки смешны, прОволочки не в счет.
    По размеру окна укорочены сосны.
    Если бросить по новой - выпадет чет.

    Как синева для синиц, как хромота для храмов,
    для деревьев - стекло. Им суждено вовек
    скопом спешить вдогон, не попадая в раму,
    сразу за полотном канув в небытие.

    Нам не обещан смысл. Бешеные бесшумны.
    Кладбище, ёлки, Йорик, черепов кочаны.
    Брошенные молчат, бросившие бушуют,
    но и те и другие помнить обречены.

    ПрОводы проводОв, правота поворотов.
    Если бросить по новой... Но суждено еси
    спящим у полотна грезить окном по росту,
    осенью осененным - по лесам колесить.

    1994

    _^_



    * * *

    Свобода приходит нагая
    и лезет с ногами на стол.
    Не слушая общего гама,
    лепечет о самом простом -

    о вкусе небесных бессонниц,
    о почках на тополях,
    танцуя среди закусонов
    под тихое тра-ля-ля.

    Не давши себя облапать,
    не сделав вокруг светлей,
    садится слегка поплакать
    над лысиной в оливье.

    Кладет под голову руку
    и щурится, как на огонь,
    на нас, сидящих по кругу
    и пьющих свой алкоголь.

    Свобода - гусиная кожа,
    туман, череда полос -
    встает, открывает окошко...
    А мы сидим за столом.

    1998

    _^_



    ОКТЯБРЬСКОЕ ПОЛЕ

    Это пахнет желтым сухим листом
    тишина без единого журавля.
    Это снова осень с чужим лицом
    разгулялась утречком во поля.

    Ни тебе, ни мне и не ей самой
    не понять, зачем так светла печаль
    у реки, у лежащих на дне сомов,
    у ворон, летящих о ней кричать.

    У небесных врат об одной петле,
    невзначай расскрипевшихся на ветру
    толь как все вокруг: "Все тщета и тлен",
    то ли "все там будем" из первых рук.

    Это год прошел как немой урок,
    как ушедший к половцам печенег.
    Это осень медлит нажать курок.
    Все стоит, все целится поточней.

    Расскажи, зачем голова пуста?
    Почему все кончилось так светло?
    От чего вдруг высохло на устах
    то, что целый год по усам текло?..

    ...То не добрый молодец с кладенцом
    и не красна девица при свечах.
    Это снова осень с чужим лицом
    все несет меня на своих плечах.

    1998

    _^_



    ПОДОРОЖНАЯ

    Сочините мне бессмысленный стишок,
    доложите мне о том, как жизнь свежа,
    расскажите, как бывает хорошо
    на рассвете просыпаться не спеша.

    Не куда-то торопиться опоздать,
    не бессонницу лудить по пустякам,
    а смотреть, как утекают поезда.
    Самому же никуда не утекать.

    Самому же оставаться при своем,
    раз уж в самом деле выдался неплох.
    В огороде, порастающем быльем,
    культивировать полезный корнеплод.

    Прогуляться с бердешком по над рекой.
    Браконьерство, говоришь? Тебе видней.
    Невзначай зайти к соседу за мукой.
    принести ему, к примеру, окуней.

    Засидеться и остаться ночевать.
    На крыльце его дочурку приласкав,
    рассказать ей про страну Нахичевань,
    где служил когда-то в танковых войсках.

    Поутру засобираться по грибы
    Но узнав, как самолетик невесом,
    заблудиться среди солнечных рябин
    на опушках незапамятных лесов.

    Так и жить. Но почему-то иногда
    приходить на полустанок в полутьме
    и смотреть, как утекают поезда
    из под сумерек за тридевять земель.

    1999

    _^_




© Константин Рупасов, 2000-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.





Словесность