Вокруг все чужое...
...аквариум!!!
...чужие книги!!!
Среди них он заметил те, что есть и у него, однако здесь их знакомые корешки выглядели иначе и ему показалось, будто книги эти его предали.
Она зашла. Ему стало намного легче - она была чужая, но все же не настолько как это ужасное кресло, как шкаф, древесные узоры которого воспринимались им как символы страха; как все здесь, абсолютно все!
Чужое!!!
В его руке оказалась чашка. Чужая!!! Чужезаваренный чай имел невнятный вкус, чужой!!!
- Вот так я и живу...- сказала она, устроившись на его коленях.
Он ни разу не видел ее в этом халате! Чужой, чужой халат и она в нем - чужая!!!
- Мне ужасно неловко...- спромогся признаться он.
- Да ничего, поначалу всегда так...- улыбнулась она и взъерошила ему волосы.
- Мне, правда, неловко... Ведь обои на стенах должны быть синие! - вырвалось у него.
Она непонимающе нахмурилась, но догадалась:
- У тебя дома синие обои? Да?
- Ну, как же иначе?!- воскликнул он и затравленно огляделся.
Она отставила свою чашку и забрала у него.
- Ты так ничего и не пил?!
- Чашка должна быть с лесным гномиком, - пояснил он. Она изучающе на него посмотрела и он, испугавшись, зарылся ей в подмышку. Чужой халат!!! Он моментально отдернулся.
- Нет, почему же, мне понравилось! - весело сказала она.
- Халат, - выдавил он. На лице, казалось, осталась чужая, пятнистая расцветка. Запах иной жизни...
- Снять халат? - спросила она, взблеснув глазами.
- Да,- облегченно сказал он. Она поднялась с его колен и он инстинктивно попытался удержать ее.
- Глупый,- улыбнулась она и, встав напротив, принялась за пуговицы.
Он следил за ней напряженно, опасаясь выйти взглядом за ее пределы, в пространство населенное страшными чужими вещами.
Обнажившись, она снова влезла ему на колени, однако на этот раз несколько иначе. Но так ему больше понравилось - теперь она закрывала почти весь обзор и ему стало легче…
...пока она не начала расстегивать на нем рубашку.
Он вскрикнул.
- В чем дело?- испуганно отшатнулась она. Он не знал. Его страх усилился. Лишиться одежды в таком жутком месте! Он и так чувствовал себя абсолютно беззащитным - облупленным яйцом, сваренным в мешочек, бесприютной улиткой в непредсказуемых пальцах. Лишь какие-то ее черты, напоминавшие ему мать, спасали ситуацию: перестань он их видеть - вылетел бы с криком вон, или потерял бы сознание от перенапряжения страхом.
- Я тебя оцарапала!- поняла она.- Ой, прости... Я, правда, не хотела... Ты такой нежный! Такая кожа...
Он тяжело дышал и чувствовал, как стремительно поднимается температура его тела.
- Какой ты горячий!- удивилась она.- Ты всегда такой, когда...
Он не понял ее вопроса. Обычно у него поднималась температура даже от странного взгляда случайного прохожего. Однажды в школе его отчитал учитель, тем самым чуть не убив мальчика, который температурил под сорок градусов две недели, и после, до самого выпуска, боялся даже взглянуть в глаза тому учителю, словно тот был василиском.
- Давай перейдем на диван,- предложила она.
Вид чужого дивана потряс его зашкальнорихтерной силой. Бассейн полный густой крови не ужаснул бы его так, как чужая малиновая обивка софы. Малиновая вместо коричневой! А подлокотники! - они истерты совершенно иначе!!!
Все непривычное, все жуткое! Он едва не лишился чувств и застонал.
- В чем дело? Ты болен? - обеспокоено спросила она.
Он упал на пол и смотрел в аналогичный своему потолок.
Хоть что-то здесь...
... однако люстра!!! Чужая, чужая!!! Он захныкал.
- Да не переживай ты так... - утешала она.- Ты что, в первый раз? Ну, так это бывает...
Интонации ее голоса навеяли ему сладкие запахи детства. Он зарыдал:
- Здесь все... все не так, как надо! - прорвал он словами рыданья. - Мне страшно! Здесь все чужое, чужое и опасное!
- О, Боже...- прошептала она и с полуопаской-полуотвращением на него посмотрела. - Да что с тобой такое, а?
- Я хочу домой!- воскликнул он и спрятав свое лицо в ладони, уткнулся в ее обнаженное лоно.
- Ну, пошли к тебе...- согласилась она.- А нам там никто не помешает?
- Что? Что там может помешать?- растерянно спросил он. В его голове не укладывалось, как это дома может случиться что-то непредвиденное, неудобное.
И не дожидаясь пока она оденется, он вылетел на улицу, под чужие акации...
... Они подходили к его дому и мир менялся. Знакомые с детства каштаны, родная облупленнокрасная песочница и бельевая площадка с хорошо известным бельем; разломанный молнией клен, который когда-то так испугал его своей неожиданной трансформацией - это было одно из первых его душевных потрясений. Но вскоре он привык и клен снова стал "своим".
Родные двери подъезда с желтыми, пропитанными клеем, хрустяшками объявлений. "Свой" запах исходивший из кухонь соседей, знакомые с детства надписи на стенах...
Внезапно его пронзил ужас. Ведь она - это совершенно Чужое! Ведь это так мерзко - ввести в свой дом нечто чужеродное! Ведь потом он станет совсем по-иному воспринимать свой мир. Она очужит его! И во что тогда превратится его любимый ковер с русалками, его позолоченный подсвечник - подарок Деда Мороза, его ночник - вместилище его снов и чаяний?! Она испортит его мир!
Он осознал вдруг, какую глупость чуть было не совершил, и будучи не в состоянии трезво мыслить, не нашел лучшего выхода из ситуации, чем дверь на улицу.
... Он долго где-то прятался, а ночью вернулся, опасливо обойдя подъезд, подошел к своему окну, влез в него, и, окунувшись в привычность, счастливо заснул, едва забравшись в постель.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
