Тебя бессилен опознать, стою - последний одиночка
У полувысохшей сосны; и небо плещется в глазах,
Качая бережно луну, как будто малого сыночка.
Хотя до ночи далеко, и я не всё пересказал.
И вот, безбрежной высоте свои приветы посылая,
Я тщусь добросить до луны такие лишние слова.
Когда бы вспомнилось, о чём ты говорила, умирая,
Тогда бы я тебя нашёл, и ты ещё была жива.
Да только время истекло, и память канула в воронку.
И дождь беспамятства упал, смывая милые следы.
И я, промокнув под дождём, тихонько отойду в сторонку,
Не веря в то, что у судьбы сто раз просчитаны ходы.
Открой мне осень маленьким ключом,
Подобным заблудившейся дождинке.
Прохожий мальчик плачет ни о чём,
И слой листвы - на брошенной пластинке
Уже не ждёт с надеждой сквозняка.
Упали долу белые колосья.
И мнится зной - пришедшим на века.
И в жаркой дымке - горизонта просинь
Теряется.
Иди, вздымая пыль.
Дороги нить - разуйся - обжигает.
Но ключ в замке.
Там - поворот тропы.
Пожмёшь плечами, но поймёшь - другая.
Другое всё, лишь сделан поворот.
Предугадай.
Перелистни страницу,
К другому небу ощущая взлёт;
Приподними сентябрь, словно птицу.
Пошевели уснувшие ветра,
Покуда листья им вослед взовьются.
И языками жёлтого костра
Умоется луны живое блюдце.
О, помедли, не меркни, бедовое счастье моё!
Крепдешиновым небом укрой загорелые плечи.
Только так, не иначе. Не ярче, не проще, не легче.
Возвратиться, коснуться, открыться. Забыть забытьё.
Да с разбегу, с размаху - в июль тополиного снега.
Через реку сомнений - отбить драгоценный рубеж.
Без дороги на запад - брести и брести до ночлега...
Только временем скорби сменяется время надежд.
Разрушать - созидая, проклятьями сыпать - любя.
И на голову - пеплом - в раскаяньи или в печали.
И, возможно, друг друга ещё никогда не встречали...
"О, помедли, не меркни..." - шепчу, забывая тебя.
Засыпающий микрорайон овевает ночная прохлада.
Под магическим светом реклам все автобусы следуют в парк.
Мы гуляем, прозрачно - ясны. И луна нам горит, как лампада.
Видно, в этом таится секрет, что расстаться не можем никак.
Этот вечер с другими не схож. Ощущение смутной тревоги
Возникает из чёрных дворов, у деревьев двоясь и троясь.
У подъезда ты скажешь "Пока". Только что тебя ждёт на пороге?
И доколе продлится любовь?
И какая причинная связь
Между лёгким касанием рук и усиленным сердцебиеньем?
У ближайшей развилки судеб кто из нас и куда повернёт?
Но покуда - наивный - я счастлив одним твоим прикосновеньем.
Пусть Вселенная тонет в снегах, и луна обращается в лёд.
Пустынны улицы.
Вечерней суетой
Насытившись,
Спит город многолюдный.
И темноты живительный настой
Смывает прочь,
Какой бы ни был трудный
Отживший день.
Не надо сожалеть.
Не в нашей власти переставить даты.
Иди ко мне.
Обняться и смотреть,
Как самолёт, невидимо-крылатый,
Звездою разрезает полуночь,
Границу дней проводит, исчезая
За горизонт -
Знакомое кино.
Но я уже не тот.
И ты - другая.
И мне теперь не важен бой часов.
И Млечный Путь тебе уже не нужен.
Пол первого.
Задвинули засов.
А на плите вчерашний стынет ужин.
Своей мечтой её не называй.
Смешить не надо ни людей ни Бога.
Скользнёт за поворот цветущий май,
И к осени потянется дорога.
И, синей лентой вышив горизонт,
Промчится, как авто без остановки,
Хмельное лето. Спорить - не резон
Со спринтером на старте стометровки.
И будет не судьба - переломить
Теченье дней что тот кленовый прутик.
Как память коротка! Прервётся нить,
И вихрем жизнь подхватит вас, закрутит
И - оттолкнёт. Всё дальше - улетай,
Влекомый тем непостоянным ветром.
Но ты мечтаешь, будет вечный май.
Ты веришь солнцу, опьянённый светом.
Не думаешь... Да что тебе слова.
Ты пьян весной и болен - только ею.
И неба бесконечна синева,
И птицы, от черёмухи хмелея,
Поют сегодня о своей любви,
Которой век - от силы три недели.
Остерегись. Струну не оборви,
Покуда осень дремлет в колыбели.
Отделились от леса недужные стаи
Фиолетовых галок и синих ворон.
Твоя снежная девушка скоро растает.
Её слёзы стекают на западный склон.
Возле дальней сторожки, у старого камня,
Родниковою высью смущая её,
От нечаянных слов закрываешь руками.
От слепого несчастья - до самых краёв.
Но под хлопанье крыльев павлиньего цвета,
Ниспадающих к сердцу от самых высот,
Из-за сопок летит солнцеокое лето,
Между пальцев зажав горицвет - горизонт.
Расскажи мне о будущем, к сердцу прижав ожидание,
Рукавами шоссе от стыда промокая глаза.
Но за отчим порогом трепещет вина стародавняя.
Виноградные слёзы от века роняет лоза.
Постою в переходе, не смея ни вспомнить, ни вымолвить,
Голубой огонёк наблюдая, беззвучно шепча.
А родную до боли вину ни загладить, ни выправить.
Лишь обветренный профиль с разорванным снимком сличать.
Но родимое пятнышко дрогнет у милой излучины.
И рябиновой весточкой вырвется слово "прости".
Начинаются осени. Это, наверное, к лучшему.
Пробиваются озими. Им суждено - прорасти.
На площадке баскетбольной в десяти шагах от школы
Разговаривали дети; щебетали, как скворцы.
Майский день вокруг струился, лучезарный и весёлый.
Малышню катала лошадь. Дребезжали бубенцы.
Из дверей, открытых настежь, вышел важный, словно страус,
Биологии учитель, размышляя о своём:
Отчего его любимый несравненный аспарагус
Пожелтел и умирает с каждым часом, с каждым днём.
Погружённый в эти мысли, он не радовался свету,
Опьяняющей теплыни, одуванчикам-цветам...
Пятиклашки улыбались наступающему лету.
И черёмуха белела, зацветая - тут и там.
Но соседская старушка в неизменной телогрейке
Игнорировала внуков, убеждавших: "Не сезон".
Два часа уже, не меньше, отдыхала на скамейке,
Упираясь долгим взглядом в зеленеющий газон.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]