Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




НАКАЗАНИЕ


Одного человека - как в кино - приговорили к высшей мере наказания за неправильную парковку. В подобных случаях обычно высшей меры не требуется, но в этот раз судья посчитал строгое наказание необходимым, особенно учитывая поддержку масс в этом вопросе. Мест для парковки всегда не хватает, а приятные, радостные - вовсе редки. Человек был, правда, без машины, но все равно - нарушил.

Судья недаром считался чуткой личностью, он в глубине души понимал, что высшая мера в данном случае - это чересчур, но что он мог сделать один? Почти ничего. Но сделал все-таки, добился: тому человеку разрешили совершить еще одно серьезное преступление, такое, чтобы высшая мера не вызывала сомнений у самых ехидных критиков и закоренелых скептиков. Сошлись на изнасиловании.

Человек уже давно ушел с того места, где стоял неправильно и без машины. Настроение у него было неважное, несмотря даже на грядущее приключение с женщиной. Судья дал ему список кандидаток, которые готовы были пострадать за торжество справедливости, "Если только без особых извращений", - сказали они, и судья кивнул, пообещал поговорить с преступником, но кому как не судье было знать, что без извращений у нас почему-то ничего не получается, а уж тем более, коли речь идет о торжестве справедливости. Впрoчем, тот человек, без машины, не хотел иметь больше никаких дел с судьей, даже список женщин прочитал невнимательно. У него был свой список.

"Только жалко их", - подумал человек, просматривая свою смятую бумажку. С одной он целовался еще в детском саду - кто знает, куда занесло его подругу, какой она стала - внешне, да и не слишком ли реакционны теперь ее политические взгляды. Тогда, в детском саду, она была на голову выше его и отбирала формочки, лопаточки, лейки, - и машинки, конечно, - и доводила нарушившего ныне правила парковки человека до слез, однако изнасилование - это вещь серьезная. "И, в сущности, бессмысленная, - подумал человек. - Временная мера". А ему самому-то грозила постоянная, высшая. Формочки и лейки, не говоря уже о машинах, исчезли в потоке событий и того, что могло произойти, но не произошло.

Была еще одна - сотрудница, начальница, администратор базы данных, - которая так болезненно для человека-нарушителя построила свою работу, что ее правила не нарушить было невозможно. Человек, причем в рабочее время, бывал так зол на нее, что мечтал проявить свои, обычно дремавшие, садистские наклонности: сорвать с нее платочек и гребешок в волосах, оставить в одном строгом рабочем костюме и заставить ее в разных позах исполнять бессмысленные противоречивые указания, да еще каждые пятнадцать минут требовать электронное письмо с обновлением статуса, и чтоб грудь ее - там, под костюмом - ходила бы ходуном от страстей человеческих и неправильно обработанных исходных условий, еще и один носок с нее сорвать. "Но и ее, с носком, жалко, - подумал человек. - И без носка тоже. Пусть черт с ней, но и она ведь размышляет, сопит, стремится. Да и неловко как-то насиловать эту, пусть неприятную, женщину, хотя бы и ради торжества справедливости, при моральной поддержке судьи. У неe ведь и муж есть, дети непослушные, собака, машина..."

Но у него самого машины не было. "Вот что, - думал человек, - вот оно как", - и не только об этом думал, но и о другом, разном, и не мог уснуть.

Судья тоже не спал. Он анализировал - но не бесстрастно, не холодно, а с чувством - все ли он сделал для того, хоть и преступника, но современного ему существа, не упустил ли возможность подбодрить человека в непростой ситуации, улыбнуться ему уголками рта - это лишним не бывает. Все же дело необычное. И народу улыбнуться - народ поддерживает.

А той, из детского сада, приснилось давно ушедшее, горшки какие-то в большой светлой комнате. Она открыла глаза - темно, рядом - спящий мужчина, сопит, стремится куда-то; она подумала, мол, вот паразит, разлегся, занял большую часть территории ее жизни, она даже так подумала: "...несчастной жизни".

А человек, преступник, давно уже ушел из неположенного места в другое, тоже неположенное, вот и не уснуть, и его приговорили к наказанию, и он идет дальше, и хоть ту, из детского сада жалко, и судью жалко, и администратора базы данных тоже - ее рабочий костюм, смятый, лежит на полу, и его надо будет погладить переде уходом на работу, и накормить мужа, непослушных детей, собаку, залить в машину бензин, по дороге - покормить еще одного человека, тоже грубого, как и все остальные, но не похожего ни на кого, замечательного, того, о котором никто не знает, и лучше бы и она не знала, но, чтобы понять, что знать его не надо, ей пришлось его узнать, какой еще был выход?- жалко и ее, да, но все-таки того, кто запарковался - даже не запарковался, раз был без машины, а зачем-то занял чужое место, или свое, не заметив, что его, не разобрался, словом, в житейском смысле, и понесет наказание высшей мерой, неясно еще, что за мера такая - того не жальче ли его всех... Вдруг - и не жальче, вот в чем дело, и в этом - тоже.

Человек идет по ночному тихому городу. Если бы это действительно было кино, то силуэт человека расплывался бы в тумане, он уменьшался бы под музыку заключительных кадров, уменьшался, пока не превратился бы в точку и не исчез бы совсем, но это - не кино, и он не исчезает.




© Михаил Рабинович, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах [Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...] Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём [Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...] Алексей Смирнов. Два рассказа. [Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...] Любовь Берёзкина. Командировка на Землю [Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.] Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду [Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.] Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней. [Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...] Аркадий Паранский. Кубинский ром [...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...] Никита Николаенко. Дорога вдоль поля [Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...] Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц) [О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.] Дмитрий Аникин. Иона [Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
Словесность