Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ЧУЖОЙ  ЧЕРНЫЙ  ДОГ
И  МОИ  СВЕТЛО-ГОЛУБЫЕ  ДЖИНСЫ



Апрельское вечерье. В лучах заходящего светила щеголевато мерцают мои обновленные ноги. Дело в том, что именно сегодня я реализовал свою давнишнюю мечту, раскошелившись на джинсы. Они такие светлые, почти белые, с еще не оттянувшимися коленями, что в душе моей начинает тихонько подсвистывать бездумное воробьиное счастье. Наконец-то, господи. Да если задуматься, много ли мне вообще надо от этой жизни? Набить себе брюхо простой, хорошо сочетаемой с красными винами, пищей, три раза в день постоять под горячим душем (утром, перед этим и перед сном) надеть спортивную светлую шмотку (чтобы удобно было двигаться и не слишком сподручно рыть землю) да поглядеть на высокое небо, где, тряся растрепанными челками и косматыми штанами, бесстыдно паруются белые болонки облаков. Я, студент Киевского госуниверситета им. Т.Г. Шевченко, Вовка Бондарь из Мелитополя, рост 168, вес без малого 7О кг, иду размашистым шагом - подлинный хозяин своей жизни, с пакетом попкорна в левой руке, правой зачерпываю щепотку и забрасываю прямо в раззявленный рот. Попкорн щедро сыпется на мои блаженно прижмуренные глаза, налипает пылью на влажные губы, оседает в объемных, натруженных звуками мегаполиса, ушных раковинах, оказывается за курткой, за тенниской и оттуда ненавязчивым образом, как бы даже стыдливо, выскальзывает на сравнительно чистый тротуар. Сегодня я секс-символ всей дикой природы и пользуюсь невиданной популярностью у всех двуногих существ с перьями. Голуби, раскормленные до такой степени, что одышка мешает им добывать очередную порцию хлеба насущного, назойливо копошатся у меня на пути, воробьи пикируют прямо в кулек и в рот - даже среди законченных бомжей не доводилось мне встречать таких беспардонных падений на хвост, а бомжи - это на сегодняшний день мои наиболее частые собутыльники, хотя они такие грязные.

Вокруг меня кипит настоящее празднество земного существования, и у него есть для этого веская причина. Момент истины. Оказалось, что я не так уж неотразим в глазах противоположного пола, как почему-то все 25 лет своей жизни наивно полагал. Не далее как сегодня с меня любезно сняли тяжелый вьюк этого заблуждения. Свежераскрытыми глазами жадно взираю я вокруг себя, вижу много доселе еще неизведанного и понимаю, что отныне мне уже вполне достаточно в день всего двух купаний под душем. Третье останется подобием погребального ритуала, это будет язычество - поскольку общепринято есть и пить на могиле в знак любви и уважения к усопшему, почему бы и мне теперь не ввести свое собственное новшество. Некоторых покойников просто так и тянет на хавчик, а я покойник беспокойный, у меня мания чистоты и поэтому я регулярно поднимаюсь из гроба, чтобы всячески - хоть сейчас - почтить правила гигиены омовением под струями горячей то холодной то горячей воды.

У животных все проще. Вот резвится молодой черный дог. Хозяйка непомерным усилием бросает палку, и дурной щенячий переросток несется за ней с таким невероятным рвением, что хочется совлечь с себя обрыдлую человечью шкуру и рвануться тоже, но только гораздо быстрее (потому что все-таки опытный мужчина, Акела песьего мира), ловким движением ухватить добычу и неистово виляя хвостом, смешно подкидывая от возбуждения мускулистые передние лапы, принести ее опять хозяйке, она опять бросит, и я, сочась всеми видами восторгов, роняя слюни и наступая себе задними ногами на уши, вдругорядь побегу, принесу и так будет продолжаться до моего полного изнеможения, или до ее бесповоротного изнеможения, что гораздо ближе к истине, ведь я полон сил и готов продолжать это занятие просто бесконечно! Господи, как бы я хотел быть собакой, жить всеми этими немудреными собачьими радостями. Но вместо этого я должен пытаться быть человеком и непрестанно зарабатывать деньги, чтобы покупать себе одежду - а собаке одежда просто-напросто не нужна. Собака останавливается под каждым столбом, чтобы обменяться какой-либо ценной информацией с международной общественностью бродяжих псов, пометить свою законную территорию, а я это делаю лишь поскольку у меня опять развязался шнурок. Когда же поблизости не случается столба, я просто вынужден наклоняться и удовлетворять эту не терпящую отлагательств потребность прямо, если можно так выразиться, посреди пешеходной зоны. Стыдно, а что поделаешь? И вот я наклоняюсь, чтобы завязать свой распоясавшийся шнурок, даже, честно говоря, по-самочьи приседаю, иначе ведь просто мне до кроссовок не дотянуться. В это самое время я отчетливо чувствую, как на меня наваливается кто-то сзади, делает непонятные и пугающие фрикативные телодвижения, сопит, аккуратно прихватив острыми влажными зубами мое бедное ухо, и чье-то неизъяснимо зловонное, пахнущее мертвечиной дыхание обдает мне лицо, залетает в нос. Растерянная хозяйка дога подозрительно тихо пришептывает: "Мухтар, Мухтарчик, что ты? Что ты?", я пытаюсь отряхнуть со своей спины неожиданного воздыхателя, как-то убедить его, доказать, что мы с ним немножечко разного сексотипа, что вообще-то я не по тем делам, но ему все это как-то совершенно без разницы. Понимаю, сам такой, если мне что-нибудь в этом роде приспичило, и если я уж решился начать свои противоправные действия, то не отстану, пока не отвалюсь, как насытившаяся пиявка, раз подмочив свою репутацию, всегда лучше идти до конца, выше вышки все равно не бывает. Положение мое кажется совершенно безнадежным. Проклятый повеса нежно, но при этом очень крепко держит меня зубами за ухо и на каждую робкую попытку высвободиться отвечает рыком и предупреждающим сжатием челюстей. Я начинаю быстро осознавать, что, пожалуй, больше не желаю быть собакой, и более того, я согласен быть человеком, зарабатывать деньги, много денег, чтобы ездить в надежной машине, сидеть в плотно закрывающейся квартире, быть благочинным семьянином и даже отказаться от алкоголя… нет, этого я не смогу. "Мухтар, Мухтарчик! Брось дядю, фу!" - продолжает свои пришептывания бессильная что-либо изменить хозяйка - "фу! фу! Отъебись от меня, пидор вонючий, фу!!" - вторю ей я, аккуратно озираясь и все же предусмотрительно избегая делать излишне резкие движения. Внезапно мое многострадальное седалище ощущает присутствие растекающейся горячей влаги, которая сочится по моим новым почти белым штанинам вниз, и собачий маньяк, наконец, оставляет меня в покое. Он радостно несется вдаль по зеленой с залысинами весенней траве, устало вывалив свой лиловатый выпуклый язык с глубокой ложбинкой по центру. Я стою, расставив ноги и обалдело смотрю на него с таким отмороженным видом, что кажется, будто сейчас мое потаенное "я", улетит в космос, и никогда сюда не вернется, кажется, будто я превратился в недвижную глыбу льдистой трухи, а что сталось с моими замечательными светло-голубыми джинсами я бы даже затруднился кому-нибудь поведать. Хозяйка приближается ко мне опасливыми коротенькими перебежками, ее белые штанишки призывно мелькают на фоне весенней природы как заячий позанок. "Ну, как же вы, ну что же вы?" - беспокоится. " Да ничего, как-нибудь перекантуемся" - флегматично реагирую я и невозмутимо повязываю пообтрепавшуюся в дни невзгод бежевую куртку на многострадальные свои чресла. Но эта молодая и при других обстоятельствах вполне симпатичная женщина не догадывается о моих истинных чувствах к ней и не спешит поскорее укрыться в ближайшем бомбоубежище. С раннего детства женщины как-то постепенно привыкают к мысли, что за каждым углом их подстерегает та или иная инспирированная ими же сексуальная угроза, это обстоятельство нашло отражение в известной поговорке "Если сука не захочет - кобель не вскочит". Но разве дано этой сладострастной любительнице фауны представить весь ужас мой перед моим внезапным ничтожеством, у всех на глазах, под визг резвящихся неподалеку детишек. Друзья в шутку прозвали меня дамским угодником, и это правда. Я готов угождать. Дамам с собачками. Но не самим их нехилым собачкам мужского пола, даже если они просто-напросто привыкли подобным образом реагировать на светлые штаны - а у меня на сегодняшний день нет иной трактовки произошедшего инцидента. Всех нас, в конечном итоге, на что-нибудь натаскивают, и меня тоже натаскали на этом разнесчастном богом и людьми обиженном юрфаке, что за всякую нелепую ошибку, связанную с надругательством над человеческим достоинством, а тем паче - с порчей личного имущества, которое при любом раскладе тянет потяжелее самого крутого достоинства, должен кто-нибудь обязательно нести ответственность. Но мне ли не знать, что по крайней мере в пределах государственной границы слово "закон" ничего за собой не имеет, кроме кавычек, а стало быть, надо как-то обходиться своими силами. Поэтому после непродолжительных уговоров я все-таки соглашаюсь проследовать к ней домой. Мы ловим присмиревшего собачьего похабника, он ласково и в общем, примирительно лижет мою руку и кажется, сейчас вот-вот из вежливости попросит у меня телефончик, чтоб я не чувствовал себя такой уж совсем законченной подстилкой. Хозяйка ласково журит его и наконец-то берет на поводок. Я вовсе не боюсь никаких нападений, но мгновенно выработанная безукоризненно продуманная хитрая стратегия вынуждает меня разыгрывать страх и подчеркнуто держаться от этой милой псины подальше. Мы торопливо следуем в какой-то обшарпанный двор. Я тяжело молчу, как и положено будущему маньяку, избегая вступать в личностный контакт со своей потенциальной жертвой. Но при этом интеллигентно улыбаюсь всем попадающимся на пути пенсионерам - моя спутница улыбается тоже и обнадеживающе пожимает мой оттопыренный локоть. Теперь ей будет довольно непросто доказать на суде, что действительно имел место факт насилия - все свидетельства будут безусловно в мою пользу. Единственное, чего мне следует опасаться, это если она вдруг забеременеет, тогда она без труда сможет доказать факт моего отцовства, и мне придется потом долго и неистово бегать от алиментов, что совершенно недопустимо для будущего профессионала в области юриспруденции, как, впрочем, и вообще для любого мужика доброй воли. Но этой опасности я легко смогу избежать, если буду тщательно контролировать свои действия. Наиболее серьезная опасность исходит не от гипотетического невинного младенца, а от реальной собаки - не так уж трудно вообразить, что предпримет этот баскервильский пес, когда увидит меня, чинящего насилие над его ненаглядной хозяйкой. Собаку надо непременно убрать, а насколько я эффективно смогу это сделать, зависит от моей стратегической хитрости, в которой я нисколько не сомневаюсь. Итак, мы подымаемся на четвертый этаж без лифта, отчего я к собственному глубокому прискорбию начинаю потеть и вонять, недрогнувшей рукой открываем дверь и галантно уступая друг другу дорогу, входим в убитую, с затхлым запахом богадельни, квартиру. Пока я носками и пятками ног сковыриваю с себя кроссовки, хозяйка отводит Мухтарчика в какую-то комнату и запирает его там. Бедняга скребется и воет за мощной дверью бывшей коммуналки, иногда разгоняется и отчаянно, всем телом кидается на нее, но тщетно, - и я решаюсь немножко присесть на корточки. Хозяйка дает мне какие-то совершенно безразмерные античеловеческие тапочки и я в очередной раз отмечаю приверженность этой милой и предупредительной женщины зоофилии, потом ведет меня без лишних проволочек сразу в ванную, чтобы я смог снять и застирать свои многострадальные джинсы, а взамен предлагает опять-таки безразмерный махровый полосатый халат. И тут меня в первый раз за все время неожиданно пронзает мысль, а справлюсь ли я с добровольно принятой на себя миссией законного возмездия? Хватит ли сил? Не в состоянии вот так сразу с кондачка разрешить проклятый вопрос, я раздеваюсь и решаю покамесь принять душ, потому что деликатное воспитание в любом случае запрещает мне приступать к сношению в неочищенном состоянии души и тела. В самый разгар этого принципиально важного для моего личностного самоуважения действа, раздается неимоверный по силе настойчивости стук в дверь ванной комнаты. Грешным делом, я так пугаюсь, что моментально потею под живительными струями душа - мне кажется, что яростная собака, вырвавшись из плена, спешит вломиться в мое укрытие с неведомой пока для меня активной целью. Но оказывается, что это вовсе не собака, а напротив того - ее хозяйка, да не одна, а с соседями снизу, которых я несколько неосмотрительно затопил. Кто бы мог на моем месте вот так сразу сообразить, что возле ванны специально лежит отвратительно замызганная, давно потерявшая исконность цвета клееночка, которой я должен был, перед тем, как воспользоваться душем, прикрыть слизкую черно-бурую щель под стенкой. Чего только не удумают одинокие безмужние жительницы старых киевских домов, лишь бы только избежать капремонта! Как только я врубился во все извивы сформировавшейся вокруг меня ситуации, хладнокровно закрыл душ, неспешно облачился в халат, прихватил опозоренные, но вполне еще новые джинсы и насвистывая веселую песенку, бурля и пенясь смесью мыльной пены, волосков, ороговевших остатков кожи и всевозможной серой жирной грязи, смылся в водосток. Вы не поняли, я ее просто пожалел как существо абсолютно не стоящее моего гнева.



© Алексей Попович, 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.





Тенденции сезона модные джинсы в обзоре на www.vibrands.ru!
ОБЪЯВЛЕНИЯ
Словесность