Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




НЕОНОВЫЙ  РАЙ


Глава 2. Человек-улитка


Проснулся рано утром от острой боли в позвоночнике. Место укола затвердело и чешется, левую ногу свело и не отпускает. Очень хочется в туалет. Попытался двинуть ногой, но куда там.. Боль сковала мышцы и парализовала конечности. Еще раз предпринял попытку встать, но безуспешно. Почувствовал, что самому мне не встать. Все, что я мог сделать, так это - беззвучно заплакать, уткнувшись лицом в матрац. Загромыхал замок, пришли сменные санитары. Кто-то дотронулся до моей головы и стащил одеяло.

- Живой? Ссать хочешь? - спросил Андрей.

Я кивнул головой и Андрей исчез из поля зрения. Через минуту он вернулся и сказал:

- Слушай, я щас тебе помогу встать. Будет очень херово, но ты мне помогай. В следующий раз сам вставать будешь, я тебе не няня, - сказал он и помог мне сесть на койке. - Так, сидеть можешь. А когда пойдем в парашу, то ног не поднимай, а скользи по полу как лыжник. И не делай резких движений, а то грохнешься, - Андрей приподнял меня с кровати, я потерял равновесие, но он сразу же поддержал меня за руку. - Ну, вот видишь и стоять можешь. Ну, а щас поползем потихоньку. Два - три укола получишь сам поймешь, как с этой гадостью бороться, еще бегать будешь.

Я сделал первый шаг. Боль не прекращается ни на секунду, но идти надо. Хорошо, что туалет всего в пяти метрах от моей койки.

Санитар открыл дверь, и мы медленно продефелировали вовнутрь. Андрей помог мне взабраться на пьедестал толчка.

- Одной рукой упирайся в стену, а другой орудуй - сказал он и отошел к двери. - Эй, санитар, можно, пару затяжек сделаю?

- Не положено.

- Так сегодня суббота, - врачей нет. Я пару затяжек сделаю и парню дам покурить, - он первый раз серу получил.

- Вы бы лучше в армии служили, как все, а не серу тут получали, - недовольно проворчал санитар и дал Андрею прикурить.

- Затянуться хочешь? - спросил Андрей.

- Нет.

- Ну, тогда почепали.

Андрей притащил меня в отделение и усадил на койку.

- А как ты свою первую серу пережил? - прошипел я сквозь зубы.

- А я разозлился на нее и злился до тех пор, пока злость не стала сильнее боли. Лично я так ее суку пережил, но у каждого свои методы. Кто на что горазд.

Андрей накрыл меня одеялом и ушел. На боку лежать невозможно - отлежал за ночь. Кое-как я перевернулся на спину и через несколько минут провалился в черную бездонную бездну. То ли дрема, то ли смерть.




- Просыпайся, уже обед закончился, - сказал кто-то, стягивая одеяло с моей головы.

Я открыл глаза и увидел улыбающееся лицо Андрея.

- Ну,чё живой? В парашу хочешь?

- Не-е.

- Ну, тогда отдыхай. Да, я твои колеса сбагрил.

- Какие колеса?

- Транквилизаторы, если медсестра спросит, - скажи, что брал - она тебя еще не знает.

В отделении шум, возня и суета. Хочу отключиться и улететь, но не могу. Кто-то долго стоит возле моей кровати и сопит как паровоз. Кто это? Убью гада. Стянул одеяло. Надо мной завис даун с оскаленной улыбкой и вытянутым языком.

- Эй, пошел вон отсюда, урод вонючий, - тихим не своим голосом прошипел я.

Даун прекратил улыбаться, закрыл рот и в непонятке посмотрел на меня.

- Вали отсюда, монгол, - прошипел я изо всех сил.

Даун-монгол посмотрел на меня тупыми небесно-голубыми глазами, оскалил желтые кривые зубы и продолжил подтирать пол. Появился Андрей и отпустил ему одновременно подсрачник и оплеуху. Монгол прекратил улыбаться и исчез из поля зрения. Я был искренне благодарен Андрею за помощь и заботу. Если бы не он - не знаю, что бы я делал? Лежать на спине невозможно. Развернувшись к стене, я снова заплакал от боли и бессилия. Как же забыть о боли? Заснуть - не могу: слишком шумно в отделении. Ходят туда-сюда, черти! Если бы Рахима не трогал, серу не получил бы. А может, и получил бы для профилактики, как Андрей. Тогда бы вообще на лавке валялся, а не на кровати. Я злился на свое собственное бессилие, злился на боль, на мир, на судьбу, на врачей, на всех и на все. Зло кипело во мне, как вулкан. Провал.




Гулкий звон алюминиевой посуды и щелканье замка разбудили меня. Ужин. День пролетел не заметно. То ли дрема, то ли смерть.

- Эй, бродяга, живой? - прогремел голос Ч-и надо мной.

- Живой. Куда он денется, - сказал Андрей.

Преодолевая боль, я развернулся на спину и стащил одеяло. Два желто-эмалевых лица висят надо мной. Голова налилась свинцом и гудит, как трансформатор, температура повысилась. Андрей поднес кружку с кипятком, я поднялся на локти и сделал пару глотков.

- Ну, чё, полегчало? - спросил Ч-и.

Я кивнул головой. Горячая вода немного привела меня в себя.

- Это - затишье перед бурей, как говорит Боцман, - продолжал Ч-и. - Через час-два начнется шторм. Польется пот и температура повысится. Тогда, паря держись.

- В парашу хочешь? - спросил Андрей.

Я кивнул головой и сел на койку. Боль сразу же проснулась, расконспирировалась и побежала вприпрыжку по телу. Сползав в туалет, я вернулся к себе в берлогу и отключился.




Очнулся ночью. В отделении тихо. Больные спят изредка похрапывая и охая. Гудение неоновых ламп с изменяющейся интонацией не останавливается ни на секунду. Где я? Живой ли я? Редкие вздохи и стоны больных возвращают меня к реальности. Температура повысилась, весь горю, пот течет отовсюду, из глаз катятся слезы. Хочу в туалет, но при одной мысли, что надо встать, сразу пропадает желание. Буду терпеть до конца. Может, удастся ночь пережить. Но заснуть не могу. Кризис. Как не пытаюсь забыть о боли, ничего не получается. Что же это такое? За что же мне такие наказания? Стянул одеяло, неоновый свет полоснул опасной бритвой по слипшимся глазам. Санитар сидит на посту и читает газету. Как далеко к нему ползти, но надо вставать, а то мочевой пузырь лопнет. Поднявшись на локти, я сел на койке. По телу пробежала мелкая дрожь с судорогой в обнимку. В голову ударили молнии-мигрени. Я встал и медленно, как улитка, пополз к санитару.

- Открой, туалет.

- А он открыт, - сказал санитар с ехидной улыбкой.

Вот козел вонючий, не мог сразу мне маякнуть, что толчок открыт, будто не знал, зачем я к нему ползу, урод!

Сходив по нужде, я вернулся на шконку. Никак не получается заснуть. Тело горит, мышцы сводит, виски пульсируют, физическая боль не утихает ни на секунду. По лбу течет крупный пот и заливает глаза. Бред. Губы пересохли и потрескались. Как же победить тебя, боль? Что же делать? Как это остановить? Живой ли я? Умер ли я? Где я? Улетаю в черную бездонную пропасть и дрейфую, как корабль-призрак.

Прилетел обратно в рай. Холодно. Лежу в луже пота и шлаков. Необходимо забыть о боли, отключиться и не думать о ней. Долго ничего не получается, мысли прыгают и возвращаются обратно к боли, сконцентрироваться просто невозможно. Боль в позвоночнике пронзает и парализует суставы, мышцы на шее свело и заклинило. Ноги сводит и выкручивает. Забыть, надо все забыть, не думать о ней. Нет ничего - ни боли, ни наслаждения.. Не могу поверить, получилось? Или это иллюзия? Провалился в темноту и отключился.




* * *

Проснулся от лязганья замка и приказных интонаций санитаров. К завтраку вставать не буду. Есть не хочу. Ничего не хочу. Только бы не было боли. Устал терпеть и напрягаться. Все тело ноет и разламывается. Боль утихла, спряталась, ушла в подполье. Сконцентрироваться невозможно, мысли появляются в голове и моментально исчезают, все размыто и смазано. Как же я вчера отключился? Не могу вспомнить. С трудом усевшись на кровати я тупо уставился на пол. Подошел Андрей.

- Ну, как, выжил?

- Да, - тихим, не своим голосом ответил я.

- Чаю хочешь?

Я кивнул головой. Андрей взял у санитара кружку чая и принес мне. Я быстро начал глотать противную теплую жидкость. Руки дрожат, любое движение вызывает тихую боль внутри.

- Научился боль контролировать? - спросил Андрей.

- Не знаю.

- Ну, ничего, сегодня укол получишь, - научишься.

- Чё, сегодня опять колоть будут?

- А ты чё думал, забудут? Еще два раза вмажут.

- Хоть бы передохнуть дали, суки.

- Да ты не ссы. Второй не такой, как первый. Ты нормально держался. Многие как ослы стонут и в обморок падают, а ты - крепкий.

Открыли туалет. Андрей подошел к двери и начал шипеть на больных.

- Быстрей уроды, по два на дырку.

Он вызывал панику и смятение у больных. Они суетились, прятали глаза. Когда санитар отворачивался, Андрей отпускал больным смачные подсрачники и оплеухи.

Двигаться легче, но не работает левая нога, приходится подтягивать ее за собой. Вот гады, уколы придумали, из человека улитку сделали. Я медленно подполз к умывальнику. Вода из крана еле бежит. Кое-как ополоснув лицо я поплелся к корешам.

- Ну, как ты? - спросил меня Леша.

- Ничего, живой.

- Да, сера - это х-йня, - пережить можно. Вот на спецлечении они такую ширку ширяют, шо и сами не знают, шо будет. Молодые пацаны, типа тебя, если туда попадают, то в течении года почти все на себя руки накладывают. Так шо не ссы - от серы мало кто умирал.

- Ну и как они там на себя руки накладывают? - поинтересовался Андрей.

- Легко и просто: Мокрое полотенце перед сном на шею повязывают, оно высыхает и стягивает сонку. Легкая смерть - главное заснуть и п---дец. Аля улю, гони гусей.

- Да-а, а у нас в бараке даже полотенец нет, только у санитаров, - сказал Андрей и протянул мне сигарету. - А ты больше двигайся, чтобы сера по организму разошлась. Кровь гоняй - тогда легче будет. Щас докуришь, и пойдем погуляем по нашему Бродвею, я тебя с уродами познакомлю.

Мы вышли из туалета и пошли в конец коридора.

- Так, здесь у нас изолятор с "телеком", - указал Андрей на окошко в двери изолятора. - Веселые картинки увидеть не хотите ли? Смотри Рахима к кровати полотенцами привязали. В левом углу Царек онанизмом занимается, и Гитлер тут сидит, только его не видно, он в угол забился.

- Да-а, неприятное кино.

- Ага, порнуха.

Мы отошли от изолятора и начали ходить по коридору взад и вперед. Андрей ходит быстро, а я еле поспеваю за ним. После нескольких кругов я, однако, расходился и понял, как надо ходить-скользить под серой.

- А это чё за палаты без дверей? - спросил я Андрея.

- Первая хата - для зэков, здесь их четверо лежит: двоих ты видел, а у двоих других явно крыша поехала. Следующая хата для дураков-напильников и последняя для смирных постояльцев, там Упырь лежит. Кстати, серу не получал Упыренок.

- А чё за дураки-напильники?

- Опасные гады. Молчуны с дикими глазами. У них у всех морды одинаковые, как у братьев близнецов. Один из них на прошлой неделе санитара ложкой в глаз штрыкнул. Жалко, что не выбил. Санитар, паскуда, мокрым полотенцем его огрел, когда тот ложку полез с пола поднимать.

- Слушай, Андрюха, надо как-то мне в палату Упыря перебраться, а то лежу на проходняке как собака - спать не возможно.

- Не-е, мы под надзором. В хаты новеньких не селят.

Вдоль стен коридора на кроватях лежат больные людишки с испуганными глазами. Когда мы проходили мимо них, они с испугом посматривали на нас и сильнее забивались в углы своих кроватей.

- Слушай, а ты колеса брал сегодня?

- Нет.

- Пойди и возьми, а то насильно запихают.

- А зачем они мне транквилизаторы прописали?

- Траники - для замедления, чтобы быстро не реагировал.

- Вот, бля, уроды! После таких уколов вообще ни на что не реагируешь.

- Тебе еще мало дают. Посмотри в другие чашки.

- Ни х-я себе мало, - шесть колес в день.

- Ну ладно, Росомаха, не кипишуй. Зайди возьми траники, а то еще пару подкинут за базар вольный, - с ехидной улыбкой сказал Андрей и направил меня рукой в сестринскую.

Я вошел в сестринскую и подошел к столику с медикаментами.

- Тебе чево? - спросила медсестра.

Чево, чево?. Свободы, водки и наркотиков! - подумал я про себя, а ей вежливо сказал:

- Я таблетки хочу выпить.

Указав глазами на подставку с пластиковыми чашечками, она развернулась и продолжила копаться в стеклянном шкафу с медикаментами. Я взял два разноцветных колесика, кинул их под язык. Выпил воды и вышел из сестринской на ходу сплюнув таблетки в руку.

- Давай колеса, - сказал Андрей.

Я незаметно отдал Андрею таблетки. Он подошел к кровати в конце коридора и завис над сидевшим там дураком, как грозовая туча.

- Открой рот, кашалот.

Больной послушно открыл рот. Андрей бросил туда пилюли и сказал:

- Не рот, а помойка, все поглощает. Я ему один раз восемь колес паркопана закатил. Так он даже повеселел, и разговаривать лучше стал. Странные животные эти дурики.

- Пойду на шконку прилягу, что-то хреново мне.

- Валяй. Заходи в гости, как очухаешься.




В отделении постоянное движение. Знакомый даун-монгол с усердием шурует шваброй под чутким руководством санитара. Напильники постоянно дефилируют в коридоре. Иногда они заходят в отделение, делают пару кругов вокруг стола и снова исчезают в коридор. Если они задерживаются в оделении более чем на два круга, на них начинают шипеть Леша и Ч-и. Напильники и правда похожи друг на друга как братья, даже ходят одинаково напряженно, по-злому. Привязанный к кровати чурбан постоянно воет и беседует с потолком. Иногда он начинает очень громко стенать или молиться на своем языке. Его громкая речь всех кумарит и достает. Санитар периодически бьет чурбана мокрым полотенцем с узлом на конце. Если это не помогает, тогда вскакивает Леша и начинает шипеть и пинать его худыми, костлявыми ногами. Чурбан часто опорожняется под себя и возле него постоянно воняет мочой и фекалиями. Даун-монгол подолгу стоит возле его койки, вытирая лужицы мочи. Леша и Ч-и, когда проходят возле чурбана, отпускают ему звонкие щелчки по лбу. Чурбан стойко выдерживает все удары судьбы и продолжает молиться, лишь часто моргая и вздрагивая.




Загремел замок, - внесли баланду. Начинается обед - каждодневный ритуал раздачи и сбора алюминиевой посуды и поглощения дерьма уродами. Сидеть неудобно - задница зудит и чешется. Закинув ногу на ногу, я съел суп. От второго отказался, - уж больно отвратителен цвет.

- Андрей, у тебя сигареты есть?

- Не-е, у Коляна спроси.

- Андрей, а как можно сигарет купить? У меня при поступлении сюда немного бабок было.

- Не знаю, надо с Колей побазарить.

Я подошел к Ч-и и спросил:

- Коля, у тебя сигареты не будет?

- Будет, пойдем покурим, - сказал Ч-и и достал из-под матраца две сигареты.

Мы вошли в туалет. Послышались гулкие шаги. Санитар втолкнул Царя. Сходив по нужде, он сел на поломанный унитаз, закинул ногу на ногу и тупо посмотрел по сторонам в ожидании подачки. Я затушил сигарету и вышел из туалета. Зайдя в сестринскую, я взял таблетки засунул их под язык и поспешил в туалет. Царь все еще сидит на толчке, как на троне. В его растопыренных пальцах торчат три бычка. Он затягивается из них, выпуская дым со свистом.

- Эй, Борян, мне Андрюха шепнул, что у тебя бабки были при поступлении? - сказал Ч-и.

- Ага, было немного.

- Так мы можем сигарет купить.

- А как это провернуть?

- У нас на свободной стороне корефан есть. Он в хороших с медсестрами. А те могут купить сигареты в ларьке.

- О! Клёво! У меня на десять пачек хороших сигарет хватит.

- Нищтяк, вот и сигареты у нас появятся. Короче, я все щас улажу, пошли, - сказал Ч-и и мы вышли из туалета.

Ч-и подошел к двери в свободное отделение и начал жестикулировать в "телевизор", подзывая больных. Дверь была такая же, как в изоляторе. Один из больных откликнулся, и Ч-и начал что-то шептать ему сквозь щель.

- Ну, щас наш кореш подойдет, и все будет чики - чики, - сказал Ч-и.

В "телевизоре" мелькнуло лицо молодого парня. Андрей и Ч-и подскочили к двери и начали что-то шептать и материться в щель. Через минуту они вернулись.

- Он чё, внатуре глухой или прикидывается? - спросил Ч-и Андрея.

- Та не, он нормальный. Просто внатуре херово слышно сквозь щель.

- Щас он с медсестрой перетрет, - сказал мне Ч-и.

Подошел Упырь и плюхнулся на койку Андрея.

- Эй, Упырь, это чё тебе, лавочка? - спросил Андрей.

- Ну, а чё этот сидит? - Упырь указал на меня пальцем.

Вот бык рогатый. Надо ему палец сломать в следующий раз, чтобы не тыкал.

- Я ему разрешил, - грубо сказал Андрей.

- Ну ладно, ладно, встаю.

Упырь встал и спросил Ч-и:

- Колян, можно посидеть на твоей шконке?

- Валяй.

- Слышь, Упырь. Я смотрю ты меня вообще в х-й не ставишь?

- Да ладно, Андрюха, не наезжай на него, ошибся пацан - бывает, - сказал Ч-и.

- Хмг, ошибся. Смотри, в следующий раз не ошибайся, а то я тебе глаз высосу.




В отделение вошла молодая девушка в белом халате в обтяжку. Она подошла к нашей компании и поздоровалась. Ч-и расцвел в улыбке и сказал:

- Здравствуй. Как тебя зовут, красавица?

- Татьяна.

- А меня Николай. А вот парень, который сигареты купить хочет.

- Таня, купите, пожалуйста, самых лучших сигарет на все деньги и шоколадку себе, - сказал я, встав с койки.

- Хорошо, сигарет я куплю, а шоколада в нашем магазине отродясь не было. Так что обойдусь без шоколада.

- А вы курите?

- Да, курю иногда.

- Ну, тогда возьмите себе пару пачек.

- Хорошо. Через пару дней я заступаю на смену, тогда и принесу.

- Спасибо большое, Таня.

- Не за что.

Ч-и проводил Таню к двери, присел на Лешину койку и начал что-то шептать Леше на ухо. Упырь покрутил головой по сторонам, встал и ушел к себе в палату.

- Ай да Упырь, ай да сукин сын, совсем нюх потерял, - сказал Андрей, провожая его взглядом.

- Андрей, а чё Царя в изоляторе держат? Он же не буйный.

- Да, он там постоянно лежит. Врачи боятся, что его больные прибьют в отделении.

- А кто он? Кем он был?

- Говорят, что он инженером в институте работал. Попал в аварию на машине, и после этого у него крышняк поехал. Конченый человек - ничего не понимает, только и знает, что жрать и дрочить.

- А Гитлер кто?

- А вот это загадка. Про него никто толком ничего не знает - зашифрованный фашист. Он ничего не помнит, что с ним раньше было и как он сюда попал. Один из банщиков сделал ему усы, как у Гитлера, после этого его все Гитлером зовут, даже медперсонал.

- А почему он в изоляторе?

- Не знаю. Он там тоже постоянно лежит.

- Ладно, пойду я отдохну.

- Валяй.

Чувствую я себя неважно. Устал. Любое движение или напряжение вызывают тупую боль в позвоночнике и молнии-мигрени в голове. Спать не хочется, но глаза сами по себе закрываются и уносят меня в дрейф. Я прилег на кровать, быстро вошел в дрейф и отключился.




Загромыхал замок, баландеры внесли бачки и начали раскладывать баланду в миски. Ужин оказался съедобный.

- Какой сегодня день? - спросил я Андрея.

- Воскресенье, завтра понедельник - плохой день. Пойдем, колеса раскидаем.

Мы вошли в сестринскую. Медсестра стерилизует шприцы в соседней комнате.

- У кого много, тем и подсыпай, - шепнул Андрей.

Я бросил колеса в чашку, полную разноцветных таблеток разной формы. Круглые, овальные, ромбической формы, как новогодние игрушки в миниатюре. Андрей начал колдовать над подставкой, перекладывая колеса-игрушки из других чашек в выбранную им чашку.

- Я этого кашалота с последней койки прикармливаю, - прошептал Андрей.

Мы вышли и направились в туалет.

- Слышь, Андрюха. Если завтра не встану к завтраку, сбагришь мои колеса?

- Ага, попробую.

Мы молча стояли в туалете и курили сигарету по кругу, медсестра выкрикнула мое имя.

- Пора на экзекуцию, - сказал я и вышел из туалета. По дороге увидел Рахима, он быстро прошмыгнул в палату Упыря.

Медсестра с треском дважды воткнула иглу в правую ягодицу. На левой половине после первого укола у меня образолась шишка - абсцесс. С сарказмом поблагодарив медсестру, я вышел из сестринской и пошел к кровати Андрея.

- Ну, чё вмазали? - спросил Андрей.

- Да-а, не забыли, суки! А чё Рахима отвязали?

- Ага, вчера к Упырю в палату перевели.

- Может, пойдем покурим.

- Сегодня параша будет открыта. Нормальный санитар дежурит. У него домино есть, можно поиграть. Хочешь?

- Да, нужно как-то время убить. Не могу лежать - сразу в спячку впадаю и дрейфую как призрак.

Андрей взял у санитара домино, и мы сели играть за обеденный стол. Через пару минут к нам присоединились Ч-и и Леша. Позже подошел Упырь, но играть не стал. Сел возле Ч-и и наблюдал за игрой. Около десяти вечера к нам подошел санитар и сказал:

- Ну, все, мужики, закругляйтесь. Отбой.

- Нет проблем, Пантелеич, как скажешь, - сказал Леша и начал собирать домино.

Пантелеич был простой и на вид добрый мужчина лет сорока пяти. Явно нормальный, глаза живые, но какие-то грустные, как у бездомной собаки. Кто он? Что он тут делает в этом неоновом раю?

- Ну, шо, урки, пошли покурим перед сном, - тихо сказал Леша.

В туалете темно и прохладно. Пантелеич вошел в туалет и сказал:

- Мужики, вы тут сильно не шумите, покурите и по местам. Сами знаете, они проверки иногда и в воскресенье устраивают.

- Нема проблем, Пантелеич. Щас докурим - и в люлю, - сказал Леша.

Пантелеич вышел, сел на свой пост и начал читать толстую книгу.

- Пантелеич - мужик нормальный. Его подводить нельзя, - сказал Андрей.

Мы быстро докурили и вышли из туалета.

- Слышь, Андрей, не забудь про колеса.

- Да помню. Завтра я своему кашалоту сюрприз готовлю, голопиридол.

- А что это?

- Шизофреникам дают от голосов. Ух, скорее бы завтра наступило.

- А когда ты его кормить будешь?

- После ужина.

Я лег на кровать, накрылся одеялом с головой и попытался уснуть. Завтра будет караул, на две ноги хромать буду. Инквизиторы. Получится ли боль отключить? Раствориться? Неоновый свет пробивается сквозь старое затертое одеяло, назойливое жужжание бешеных пчел проникает в уши. Стащив одеяло, я окинул взглядом отделение. Лампа над санитаром изменила интонацию, загудела и затрещала, как трещотка. Пантелеич оторвался от книги и с подозрением посмотрел на нее. Нормальный человек Пантелеич. И чего он тут делает?

В коридоре возле изолятора одна из ламп внезапно погасла, а через несколько секунд зажглась с металлическим треском и надрывно загудела. Пантелеич встал, подошел к изолятору, покрутился там пару секунд и вернулся в отделение, что-то бурча себе под нос. Посмотрев на меня, он скромно улыбнулся, покрутил пальцем возле виска и указал мне глазами на лампы. Мы все тут немного ку-ку.

Развернувшись к стенке, я натянул одеяло и провалился в темноту.




Проснулся ночью от резкой боли в правой ноге. Нога попала в колесо. Как же я буду ходить? Хромать на обе ноги? Отделение спит, изредка вздыхая и охая. Жужжание бешеных пчел не останавливается, ни на секунду. Неоновый свет проникает сквозь одеяло. Стащив одеяло, я посмотрел на Пантелеича. Он мирно сидит на своем посту, читая книгу. Что он читает? Я сел на койку. Судороги пробежали по всему телу, начинается. Пульсация в голове усилилась, зубы начали выстукивать азбуку Морзе. SOS....SOS... Пантелеич с жалостью посмотрел на меня. Почему у него такие грустные глаза?

Руки начали трястись, тело завибрировало. Встал - боль обрадовалась и вприпрыжку побежала по телу. Стиснув зубы, я пополз в туалет. Пантелеич опередил меня и учтиво открыл дверь.

- Под серой? - спросил он.

Кивнув головой, я медленно заполз на пьедестал толчка. Пантелеич закурил и молча наблюдал за мной. Долго стою над дыркой и не могу понять, почему ничего не течет? По-видимому, сигнал теряется в голове или не доходит куда надо. Кое-как сходив по нужде, я сполз с пьедестала.

- Покурить хочешь? - спросил Пантелеич.

Я взял предложенную сигарету и спросил:

- А что вы читаете?

- Достоевского.

- А что именно?

- "Идиот".

- Да-а, хорошее место для чтения такой книги.

Пантелеич скромно улыбнулся и спросил:

- Любишь читать?

- Мг... любил. "Идиота" осилить не смог. "Преступление и наказание" и "Братьев Карамазовых" прочитал с удовольствием.

- Достоевский - мой любимый писатель, - сказал Пантелеич. - Я сына своего Федором назвал.

- А вас как зовут?

- Михаил.

- Значит, вашего сына как Достоевского зовут - Федор Михайлович.

- Да.

- А вы знаете, что Достоевский был приговорен к смертной казни, а потом ему отменили приговор? После этого он свихнулся и стал книги писать.

- Да, знаю.

Начинается озноб Зубы отбивают чечетку.. Сигарета дрожит в руке, трудно попасть в рот. Пантелеич смотрит на меня с жалостью и с мокринкой в глазах. Жалость меня унижает, я никому не позволял себя жалеть, даже маме. Не люблю, когда меня жалеют. Что я, юродивый? Я часто приходил домой весь в ссадинах и синяках, маме даже не давал смотреть и обрабатывать раны, бабуля лечила и выхаживала меня домашними методами. Бабуля меня не жалела, ругала постоянно и причитала, обзывала бандитом, хулиганом, но раны обрабатывала хорошо и качественно. Через пару дней на мне все заживало как на собаке, и я зарабатывал новые синяки и ссадины. Бабуля даже меня в церковь отвела, покрестила, но ничего после этого не изменилось.

Выкинув окурок и поблагодарив Пантелеича, я выполз из туалета.




* * *

Загремел замок - пришли сменные санитары. Отделение заохало и застонало, кто-то заржал вдалеке, как лошадь. Интересно, кто это ржет? Лошадь привели, что ли? Вот место - зверинец. На завтрак вставать не буду. Звук воды не дает покоя. Что происходит? Сразу захотелось в туалет. Надо вставать. Приподнявшись на локти, я сел на кровати. Незнакомый санитар сидит на посту и купает длинное полотенце в тазике с водой. Аккуратно завязывает узел на полотенце и тщательно его проверяет на прочность, ударив пару раз по кровати чурбана. Проверяет, как автомат - чтобы осечки не дал в нужную момент. Встав с кровати, я медленно улиткой подполз к санитару.

- Открой туалет, пожалуйста.

- Подожди, узел сделаю, - сказал он и продолжил купать полотенце в воде.

Я остался стоять возле него, тупо наблюдая за процессом купания узла в тазу. Вот урод, плюгавый. Под халатом поддета тельняшка десантника для устрашения больных. Пышные пшеничные усы и лихой чуб, делают его похожим на казака, только кубанки не хватает. Ударив пару, раз полотенцем как саблей по кровати чурбана, санитар встал и открыл туалет. Сходив по нужде, я вернулся к себе в берлогу и отключился.

Кто-то трясет меня за плечо:

- Ты почему таблетки не принял?

Надо мной стоит медсестра и держит пластиковую чашечку. Приподнявшись на локти, я перевернул чашечку и как бы глотнул, засунув таблетки под язык.

- На вот, запей водой, - говорит медсестра с подозрением.

Я взял воду, вытянул таблетки из-под языка и запил водой.

- Открой рот и подними язык, - приказным тоном сказала медсестра.

Тщательно осмотрев мой рот как дантист, она удовлетворенная ушла. Вот сучка! Что за смена сегодня? Лошадь ржала с утра как в конюшне, санитар - десантник, медсестра - надзиратель. Нашли друг друга: лошадь, садист и сука. Отвернувшись к стенке, я заплакал от боли. Уткнувшись лицом в матрац, я отрыгнул колеса и зажал их в руке. На боку лежать невозможно, перевернулся на спину и натянул одеяло на голову. Кто-то постоянно ходит рядом. Сквозь одеяло видны силуэты больных. Одеяла, наверное, тоже в прошлом веке выпустили, специально для революционеров. Провал.




Кто-то стянул одеяло с моей головы.

- Живой? Колеса сходи возьми, медсестра, как надзиратель, всем в рот заглядывает, - сказал Андрей.

Я сел на койку. Один глаз слипся и не хочет открываться, таблетки в руке размокли. Нужно идти, а то сама прибежит. Я встал и медленно пополз вдоль стены. Медсестра стоит и пристально наблюдает за больными, принимающими лекарства. Опрокинув чашку с таблетками и запив водой, я выполз из сестринской. Войдя в туалет, я выплюнул таблетки в дырку. Андрей и Ч-и стояли и молча курили.

- Ну, как ты, бродяга? - спросил Ч-и.

- Ничего, терпимо, - не поднимая головы, промямлил я.

- Курить хочешь? - спросил Андрей.

- Не-е, пойду прилягу. Андрюха, разбуди меня к ужину. Хочу чаю выпить.

- Хорошо. Да, кстати, я сегодня своего кашалота кормить не буду. Конченая смена.

Я улегся на кровать и через несколько минут провалился в бездну.




- Вставай, ужин, - Андрей стянул одеяло.

Неоновый свет резко ударил по глазам. Прилетел. Шум, гам, голоса. Лязганье замка в двери напоминает передергивание затвора автомата Калашникова. "Клац - клац" - пауза - "клац - клац". А звуки алюминевой посуды - как отстреляные гильзы. Больные сидят за столом, готовясь к принятию очередной порции дерьма. Я присел на койку. Санитар подал мне кружку с чаем. Тело вибрирует, руки дрожат как при болезни Паркинсоном, кружка пытается вырваться из рук и ускакать под койку. Я быстро начал глотать теплую, бурую жидкость, зубы постукивают по кружке и выбивают чечетку. Выпив чай, я заполз в сестринскую и принял таблетки. Подойдя к изолятору, я сплюнул таблетки на пустую койку и посмотрел в "телевизор".

Царь полулежит на койке и трогает пипиську - вот паскудник. На соседней койке лежит мужик с усами, как у Гитлера и смотрит на меня грустными глазами. Несколько минут я тупо смотрю в окошко-экран, картинка не изменяется. Что я тут делаю?

- Эй, отойди отсюда, - грубо сказал санитар - десантник.

Я отошел от двери. Санитар отпер ее и занес еду вовнутрь. На плече у него висит полотенце как аксельбант. Зачем он здесь? Шел бы в армию вместо меня, там от него было бы больше толка. Вернувшись к себе в берлогу, я долго не мог отключиться.




Проснулся ночью в луже шлаков. Кризис. Все тело горит внутри. Голова пульсирует и гудит. Ноги ломит словно они попали в колесо. Когда же это закончится? Побредив несколько часов, мне удалось отключить голову от боли и уснуть.

Лязганье замка и звон алюминевой посуды разбудили меня. Прилетел. Живой. Внутри все выгорело, очень хочется есть. Съев хлеб с маргарин и запив его бромовой водой, я завалился на кровать. Разговаривать не могу, спать тоже, ничего не хочется. Уколы измучили, тело ноет и болит, голова пустая и гудит. Задница закаменела и постоянно чешется. Тупо смотрю на потную желто-грязную стену и думаю о жизни. Все неприятности, которые произошли со мной раньше, показались мне пустяками. Инквизиторы! За что я сейчас страдаю? Если завтра не проснусь, сожаления не будет. Только маму жалко, ее это убьет. Почему я выбрал этот путь? Мог же, как все, отслужить два года и вернуться домой? Нет, не хочу, не могу и не буду. Два года отупения и безприкословного подчинения. Нет, лучше дураком буду.

В отделение шумно и суета. Три напильника устроили гонки вокруг стола. Леша начал на них шипеть и подрываться с кровати. Два напильника отвалили, а третий все, еще изредка забегал в отделение. Всем это уже изрядно надоело. Леша что-то спросил у санитара, и тот одобрительно кивнул головой. Когда гонщик в очередной раз появился в отделении. Санитар кивнул Леше головой и с ехидной улыбкой развалился на посту. Моментально Леша и Ч-и вскочили с кроватей и накинулись на гонщика. Напильник был из разряда агрессивных маниаков. Глаза злые, безумные, передние зубы выбиты полукругом. Он выдержал удар Леши, но удар Ч-и застал его врасплох и свалил на пол. Леша начал шипеть и пинать его ногами, запихивая напильника под стол. Гонки закончились, - авария на трасе. Санитар встал с поста и подошел к столу, размахивая полотенцем. Напильник забился под стол и выглядовал оттуда, как загнанное животное. Когда Леша и Ч-и легли на кровати, напильник на четвереньках выскочил из-под стола и быстро побежал в коридор, как жук. В воздухе загудело полотенце и гулко чвякнуло об пол. Акела промахнулся, прыткий напильник.

Орущего чурбана отвязали, он продолжал смотреть в одну точку на потолке, и тихо разговаривать с потолком. Проходя возле его койки, все блатные отпускали ему щелчки и затрещины. Азербон стойко переносил все издевательства, лишь моргая глазами да вздрагивая.




После обеда Андрей подогрел меня сигаретой, и мы пошли в туалет.

- Слушай, а кто это вчера ржал? - спросил я Андрея.

- Медсестра из свободного отделения, у нее кличка Лошадь. Видел я ее. Она внатуре как кобыла. Явно больная - так нормальные не смеются.

- Андрей, а чё за расклад в свободном отделении?

- Расклад там гнилой и левый. У них там четыре группировки: солдаты, мужики, зэки и дураки. Солдаты-подхалимы, дедовщину там устроили и перед медперсоналом выслуживаются. Упыря на той стороне солдаты защемили, и его обратно в надзорку перевели.

- А Упырь, откуда родом? - спросил я Андрея.

- Молдаван тупой.

- А Коля на той стороне был?

- Не-е. Его побоялись перевести. Он санитару-прапорщику рожу набил. Так его в четыре точки вмазали и здесь стопорнули почти на месяц.

- А чё за прапорщик?

- В понедельник дежурил - ублюдок!

- А я-то думал, чё он в тельняшке? Скучает сученок по долгу и службе.

- На чем я остановился? - спросил Андрей. - Да, зэки в свободном отделении держатся от всех в стороне. Мужики - гражданские, почти все козлы, блюдут порядок, суки. Дураки чуть умнее наших, работают на солдат или мужиков, зарабатывают сигареты и убирают отделение. Короче говоря, устроили себе маленькое государство и спокойно живут.

- Они чё, без этого жить не могут?

- На той стороне все равно лучше - в палатах свет выключают и на улицу есть возможность выйти. Ограниченная свобода. Там и телек есть!

- У нас тоже телек есть, в изоляторе с живыми актерами. Андрей, если получиться сплавь мои колеса завтра.

- Ладно, попробую, если чё - разбужу.




После ужина получив укол, я вернулся к себе в берлогу. Долго не могу отключиться - гудение ламп и постоянная суета не дают покоя. Где я? Живу ли я? Заснуть не могу, тупо смотрю на грязную стену и иногда растворяюсь в ней. Стена вся в маленьких черных норах, шершавая и липкая от векового пота больных. Долго смотрю на одну из норок и дрейфую в водоворот ее черной пасти.

Утро. Кто-то тормошит меня за плечо.

- Вставай, мыться пошли, - прозвучал незнакомый голос у меня над головой.

- Я под серой.

- Ну и что! пошли!..

Я медленно сел на кровать. Дверь возле туалета открыта, и оттуда валит пар.

- Чё ты расселся? Подьем, салага! - проорал санитар.

Преодолевая боль, я медленно поднялся и пополз в душевую.

- Садись на кушетку, членовредитель! - грубо говорит санитар.

Я послушно присел на холодную каменную кушетку. Сидеть невозможно, - от уколов задница закаменела и болит. В голову бьют молнии-мигрени, позвоночник крутит и разламывает. Любое движение вызывает дикую боль.

Санитар начал стричь и без того уже короткие волосы. Ручная механическая машинка ездит по голове, как бульдозер, и выдергивает волосы с корнями. Свесив голову вниз, я уставился на грязную кафельную плитку и вошел в дрейф.

- Эй, ты живой? - заорал санитар-парикмахер и толкнул меня в голову. - Подними бошку..

Небрежно приподняв мою голову за подбородок, санитар помазал мое лицо помазком и принялся за бритье. Процедура стрижки и бритья заняла несколько минут. Санитар-баньщик с полотенцем на плече стоит возле душа и пристально наблюдает за больными.

- Сымай одежу - и в душ, - грубо говорит он мне.

Душ не радует и не освежает. Струи воды бьют по телу и вызывают судорги. Постояв пару минут, как истукан, я выполз из душа. Что-то хлестнуло меня по лицу и повисло на голове.

- На вот полотенце, вытрись, - сказал банщик и заржал.

Вот ублюдок недоношеный. В отцы мне годится, а ума не нажил. Стянув с головы мокрое полотенце, я вытер им руки и положил его на кушетку. Лучше уж мокрым останусь, чем тряпкой утираться.

С трудом, одев майку и трусы, чуть не упав на пол, я выполз улиткой из душевой. Кое-как добрался до койки и прилег. Не могу успокоиться. Зубы стучат, мышцы сводит. Все тело лихорадит, мышцы на спине разрываются, шею свело, ноги сломало в колесе. Ой, бля, как я устал. Жить не хочется. Постоянная боль. Когда же все это закончится? Надо как-то пережить эти пытки. Мышцы на спине попустило и через несколько минут я отключился.

Очнулся ночью. Кризис. Побредив несколько часов, снова впал в забытье. То ли дрема то ли смерть.



Продолжение
Оглавление



© Алексей Попов, 2001-2024.
© Екатерина Носурева, иллюстрации, 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность