Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА
Споры с Мнемозиной
Стихотворения
Москва
Водолей
2013
144 стр.
ISBN: 978 - 5 - 91763 - 130 - 1
Творчество Вадима Молóдого элитарно и глубоко эзотерично. Он пишет не о событиях внешнего мира, а о той, выходящей за пределы физического бытия реальности, прикоснуться к которой дано немногим. Но в то же время это "разговоры запросто", в которых "от малого до великого" и от низкого до высокого даже не шаг, а слог, тире, перенос строки... Каждое стихотворение Вадима - это не только "картинка с выставки", зарисовка, эмоциональный всплеск, но и цепочки ассоциаций, парафразы, скрытые цитаты, отсылающие нас к предшественникам, в мировую поэзию и прозу.

МНЕМОЗИНА

Спорить с Мнемозиной неуместно,
но ведь и не спорить - невозможно,
счет и слово действуют совместно,
отражаясь в памяти тревожно.

Жизнь прожить без боли нам едва ли
будет уготовано судьбою,
взмоем мы в заоблачные дали,
над седою, вспененной Двиною.

Снова проплывет над миром слово,
снова вздрогнут рельсы под трамваем,
снова станет новое не ново,
снова мы пророка не узнаем.

И седых богов слепые лики
надо мной склонятся утомленно,
и повиснут мертвые калики
на ветвях обугленного клёна.


* * *

Борису Поплавскому

Зло с добром, воздев больные руки,
Мьёльниром вбивают гвозди в твердь.
За порог рожденья и разлуки
не спеша выходит нянька-смерть.

Не копите горечь и обиду -
память-волк тоскливо смотрит в лес,
отслужив по яви панихиду
в темном сне знамений и чудес.

Солнце грозно катится на скалы,
и Хатхор, угрюма и строга,
гневно бьет копытами в кимвалы,
поднимая небо на рога.

Восстановлен праведный порядок -
рвутся цепи следствий и причин,
славит вой ободранных трехрядок
череду рождений и кончин.

Встала в тень неясная угроза,
роза льет отраву соловью,
символом любви метаморфоза,
Клеопатрой, жалящей змею.

Не жалею, не зову, не плачу,
не ищу, давно не говорю,
жизнь свою бессмысленно растрачу,
смерть свою бездумно раздарю.

Но на склоне гибнущего мира,
отголоском ангельской трубы
прогремит во мраке Dies Irae
и во тьме раскроются гробы.

Мир ужасен. Солнце дышит смертью.
Дышат смертью травы, птицы, звери.
Не просите. Ничему не верьте.
Не считайте прошлые потери.


* * *

Борису Поплавскому

Чертит на песке безумный бог
темный символ в гневе маскарадном,
и читает вслух мартиролог
тонкий вечер в сюртуке парадном.

А потом - заплаканный восход,
томный вздох изысканного трупа,
мальчик смотрит - белый пароход,
черный зонтик, каменная ступа.

Мальчик смотрит. Мальчик видит смерть.
Мальчик улыбается и воет,
разгребая выгнившую дерть,
голубая крыса норку роет.

Желтый дым под низкою луной,
поцелуй тоски необъяснимой,
Боже мой, как жадно нас весной
манит сон значительностью мнимой.

Мать святая, вечная судьба,
дом казенный, дальняя дорога,
и рыдает черная труба,
в сумерках испуганного бога.

И хохочет черная труба
на пороге чумного барака.
Нянька-смерть, распутна и груба,
похотливо скалится из мрака...


* * *

Георгию Иванову

Порой мы видим объявленья:
"Сегодня ты, а завтра я
имеем высказать сомненья
в самой основе бытия!"

Слагая строки по порядку -
кто поутру, кто ввечеру,
мы засеваем эту грядку
ведя поэзии игру.

Невероятно до смешного,
но мир не нужен, нет его...

Ни капитана Иванова,
ни мысли, ни мечты, ни слова,
ну, абсолютно ничего!


* * *

Допустим, как поэт я не умру,
Зато как человек я умираю.
Георгий Иванов


Допустим, да, а может быть - и нет,
но, между тем, кому какое дело,
кто на себя примерил это тело -
и был он человек или поэт?

И чью выносит душу на бумагу
поэзии высокая стезя?
Кому Эвтерпа, пальчиком грозя,
дарует безоглядную отвагу?

Кто, несмотря на жизни суету,
пренебрегает славой и успехом,
и сам с собой прощается со смехом
не подведя последнюю черту?

Невнятность отдаленного родства,
неясность звуков, непонятность речи -
ложатся на подставленные плечи
значенья естества и шутовства.

Вершатся непонятные дела,
рифмуются бессмысленные звуки,
на берегу, заламывая руки,
Офелия стоит, белым-бела.

Скучает парус, рушится анчар,
орел топорщит перья у решетки,
и на ходу сапожник рвет подметки,
и месит глину сумрачный гончар.

Итак, и да, и нет, и может быть,
все сбудется по сказанному слову,
и мы бежим навстречу крысолову
пытаясь не понять, а не забыть...


* * *

To Lady Victoria Jane

Части речи и слова части -
мы играем с судьбой в лото,
задыхаясь под игом власти
двух - Эвтерпы и Эрато.

Выползает из тьмы измена.
Окрик гневный, тоскливый плач -
Каллиопа и Мельпомена.
Сапожок испанский. Палач.

Слово, вздернутое на дыбу,
слово, брошенное в костер,
слово, спрятанное под глыбу,
мысли плакальщик и суфлер.

Клио, Клио, твоим упорством
замыкается Мiр в кольцо.
Богоборством и стихотворством
переломанная берцо-

вая кость. Ножевая рана.
Опаленный порохом лоб.
Нет Урании без Урана.
Впрочем, Талия есть, но чтоб

Полигимния с Терпсихорой
оставались в ряду сестер,
пусть им будут всегда опорой
плаха, дыба, петля, костер.

Им не ведать стыда и срама,
не стесняйся и не перечь -
из комедии выйдет драма,
а из драмы - пустая речь.

Привлекая твое вниманье,
на костер возведут - и что ж?
Есть Вселенная. Мирозданье.
Есть перо. В просторечьи - нож.


ЛЕДИ ГРЕГОРИ

To Lady Victoria Jane

Воет каменный зверь над разбитой улыбкой,
тает шорох шагов за незримой стеной,
леди Грегори, будет ли это ошибкой,
если вы полчаса посидите со мной?

Кто же я - ваш слуга или ваш повелитель,
назначающий цену любви королев,
на исходе блужданий забредший в обитель,
что дана только тем, кто сумел, умерев,

стать несбывшимся сном, безнадежной попыткой,
затихающим ветром, иссохшей рекой,
палачом, обретающим счастье под пыткой,
Эвридикой, нашедшей приют и покой,

легкой тенью, скользнувшей по стенам пещеры,
отраженьем, мелькнувшим в разломах судьбы,
исступленностью страсти, неистовством веры,
беззащитностью тела, упорством мольбы?

Леди Грегори, ломтем засохшего хлеба
кем-то пущен по водам кораблик долгов,
и сверкающим оком из гневного неба
грозно смотрит на Землю наместник богов.




 Искать книгу в книжных интернет-магазинах
Название (1-3 слова)
Автор (фамилия)
Доставка в регион



Сетевая
Словесность
КНИЖНАЯ
ПОЛКА