| Сетевая Словесность |  |
|
|
|
|
"Мой настоящий Риду" принадлежит перу молодой фионы, волей судеб очутившейся во владениях не значащегося в Королевских списках герцога. О тайнах, скрытых за обычными с виду стенами замка и привычным титулом его хозяина, Ирма Трор, автор дневников, узнает не сразу. Не говоря уже о том, что жизнь приобретет такой оборот, о котором добропорядочная благородная фиона Ирма не могла даже подозревать. Но место Девятого Ученика ждет фиону Трор - хотя она пока всего лишь гостья Синего Замка. И настоящий Риду уже раскрыл ей свои объятия - хотя она даже не догадывается о том, что давно ищет этой встречи...Глава 1
Риду милосердный, какие ослепительные молнии, какая гроза!
Еще пару часов назад я, кучер и две девчонки-служанки, благополучно проскочив самый пик бури, едва уцелели в завалившейся на бок на полном ходу повозке. Для меня до сих пор остается загадкой, что же так сильно напугало смирных грузных лошадей - гром рокотал уже в отдалении, а молний было почти незаметно между дубовых крон. Но, так или иначе, наши лошадки понесли по раскисшей осенней глине, и уже через несколько диких мгновений животные вырвались из упряжи, а покореженная повозка застряла между сросшихся старых ясеней. Какое-то время я вообще ничего не ощущала, а затем звуки вернулись, и стало слышно монотонный частый дождь и смутный шум деревьев, да еще стонал бедняга кучер - его порядком придавило, потом выяснилось, что голень его сломана. Очень скоро мы промокли насквозь, а до ближайших дружественных владений, охотничьего замка герцога Колана, было никак не меньше пятнадцати миль.
Девочки-служанки выбрались из кареты и теперь жались друг к дружке, пытаясь согреться; Шон, кучер, полулежал неподвижно, боясь потревожить поврежденную ногу. Мое платье стало чуть не вдвое тяжелее от чернильно-черной мокрой жижи, в которую я выпала, выбив плечом заклинившую дверцу. Колени саднило, я не могла толком рассмотреть, насколько глубоко я их рассадила. При первом же шаге правую лодыжку скрутило обжигающей болью. Я со стоном осела на землю.
Положение не могло не наводить тоски: ненастной ноябрьской ночью оставаться в лесу с двумя перепуганными девицами, покалеченным кучером и разбитой повозкой. Я ощущала себя совершенно беспомощной и растерянной от стремительности этой навалившейся напасти и не посмела, да и не смогла бы сейчас идти пешком через лес, даже чтобы позвать на помощь.
Но Риду не дал нам предаваться унынию слишком долго, напротив - почти немедленно вверг нас в страх и надежду: по дороге раздался звук копыт, причмокивающих по мокрой грязи. Громкий смех оживил угрюмость ночи. Двое всадников показались из-за деревьев, ехали они не слишком быстро, разговаривая и, похоже, не обращая внимания на дождь. Голоса принадлежали взрослым мужчинам, и беседа велась... на высоком деррийском наречии! Я не поверила своим ушам... Люди дерри?! Их всех извели лет двести тому назад! Доносившиеся до меня звуки никак не могли исходить от призраков. Я и подумать-то толком не успела, но голос мой несся впереди моих мыслей. С трудом поднимаясь на ноги, я закричала что есть сил, в ту сторону, где среди завесы дождя едва-едва угадывалась дорога.
- Судари, мне нужна ваша помощь! - деррийский мой звучал с ужасным акцентом и ошибками.
Всадники осадили коней, и один из них сразу спешился. В бурную безлунную темень невозможно было разглядеть его лицо, но был он почти одного со мной роста и очень коренаст. Нас разделяла дюжина локтей придорожной травы, я не осмеливалась подобраться ближе.
- Приветствую вас, сударыня, - мой собеседник сжалился надо мной и заговорил на моем родном фернском, - Право, удивительно видеть молодую даму, в такое время, мокнущей в лесу! Уж не эльф ли вы? - улыбки не было видно, но голос передал мне ее согревающей волной. Я на мгновение закрыла глаза, впитывая тембр говорившего, и он прошел мне по коже, успокаивая, обнадеживая. Человека с таким голосом я не стала бы бояться.
- Нет, фион, я не эльф, к моему и, быть может, вашему разочарованию. У нас случилось досадное приключение..., - и я кратко пересказала события последнего часа. Рассказ мой перемежался моим собственным оханьем, потому как лодыжка моя начала выбрасывать волны боли, не смотря на то, что я стояла на другой, здоровой, ноге, опершись о ствол придорожного дерева. Когда мои последние слова стихли, несколько мгновений царила полная тишина, подернутая лишь шелестом дождя. Затем незнакомцы быстро перебросились парой слов на деррийском, и тот, что остался верхом, сказал просто:
- Фиона нола, будьте гостьей герцога Коннера.
Невзирая на то, что краткая, отчаянная попытка вспомнить это имя в Королевских списках не внесла никакой ясности, мне не из чего было выбирать. Тот, что успел спешиться, подошел ко мне вплотную. Я невольно отшатнулась - сердце мое билось, как оглашенное. Жизнь моя сейчас была в руках этих незнакомцев. Спешившийся фион, меж тем, лишь беззлобно ухмыльнулся и... решительно взяв меня на руки, понес к дороге! Тот, что остался верхом, ловко перехватил меня под руку и помог устроиться позади себя в седле. Мы медленно отъехали далее по дороге, и потом мой попутчик дал коню шпор, и мы перешли на гладкую рысь.
Все это произошло так быстро, что я растеряла весь присущий мне обычно здравый смысл и всю мою рассудительность. Только несколько минут спустя я собралась спросить, что будет с моими служанками и кучером, и тут наездник впереди меня повернул голову:
- Я отвезу вас в замок, фиона, а за остальными приедут немедленно после - нужны люди и другая повозка, чтобы подцепить вашу. Мне больше нечего было спросить. А мы тем временем оставили основную дорогу и углубились в лес, по совершенно незаметной для меня тропе, под дождь, перешедший в ливень.
Я плохо помню, сколько мы ехали, но не слишком долго. Деревья подступали совсем близко, несколько раз сырая насквозь листва осыпала меня каскадом ледяных брызг. Везший меня фион, очевидно, старался сглаживать поступь коня, чтобы тряской не доставлять мне страданий, но лодыжка моя, тем не менее, ныла теперь, не прекращая. В какой-то момент мне стало все равно, я вдруг почувствовала, что очень устала и продрогла, и только конь и его всадник передо мной не давали промозглости добраться до меня окончательно. Я грезила в призрачном тепле этого незнакомого человека, везшего меня сейчас неизвестно куда. Мягкое сонное чувство любопытства шевелилось внутри, но не оно одно. Предвкушение чего-то необъяснимого медленно нарастало с каждой минутой, щекоча мне горло, пробегая по плечам тонким холодком. Если бы я только знала...
У ворот замка мы, почти не останавливаясь, проехали внутрь, потому что пропустили нас немедленно, ничего не спрашивая. Мой всадник довез меня через пустынный двор до широких каменных ступеней, ведущих к двустворчатым дверям, спешился сам, подал руку мне. Прозвучало несколько фраз, нам открыли, и мы оказались в полутемном двухсветном зале. Два факела освещали уходящий вперед к лестнице коридор с несколькими боковыми дверями, и я, наконец, смогла разглядеть своего спасителя. Он был совсем юн, моложе, чем я предполагала по голосу, высок, даже более чем строен, с ярким цветом лица и мягкими темными глазами. С длинных почти черных волос, заплетенных в тугие косы, капала вода.
- Позвольте, фиона, проводить вас в вашу комнату. Отдохните, переоденьтесь в сухое. Герцог ждет вас в гостиной к горячему чаю и ужину. У вас тридцать четыре минуты. Но прежде позвольте мне освободить вашу лодыжку от мучений.
Не дав мне прийти в себя от изумления таким неслыханно педантичным гостеприимством и загадочным предложением о врачевании, мой все еще безымянный спутник довел меня до нижней ступени ближайшей лестницы и знаком предложил мне сесть. Я в онемении последовала его указанию. Он опустился передо мной на колени, взял мою ногу в свои ладони, и слегка приподнял грязный и мокрый насквозь подол. Я была все еще в состоянии переживать смущение:
- Фион... Простите...Я вся в грязи...А что вы собираетесь делать?
Сияющие карие глаза удивленно воззрились на меня:
- Я хочу избавить вас от досадной хромоты, которой вас осчастливила эта ночь. А грязь на вашем платье не имеет никакого значения. Пожалуйста, думайте о своей обиженной ноге.
- Как? Что мне о ней думать? - я путалась в словах от изумления.
Незнакомец уже закрыл глаза, лицо его разгладилось и прояснилось. Несколько мгновений спустя он, не открывая глаз, произнес:
- Думайте нежно.
Через пару минут я ощутила, словно горячие острые иголочки проходят по моей ступне и голени вверх и вниз, оставляя ощущение жара и прохлады одновременно. Я изо всех сил старалась не впадать в замешательство и пытаться "думать нежно" о своей лодыжке. То ли от окутывавшего меня сухого тепла, то ли от усталости, то ли от этого странного прикосновения, но я почувствовала, что соскальзываю в сон. И тут тот же голос вернул меня в настоящее.
- Ну, вот и все в порядке. Вставайте, фиона!
Я осторожно встала, попробовала ступить на левую ногу. Она не отозвалась ни малейшей болью! Мой спутник тем временем, не тратя более ни минуты ни на какие объяснения и реверансы, повел меня вверх по лестнице, парой коридоров, и потом снова вверх (в одну из башен, насколько я могла судить) и, открыв передо мною дверь, жестом пригласил меня войти. Я никогда не найду пути к этому коридору, не говоря уже о таинственной гостиной!
- Через тридцать четыре минуты за вами придут, фиона нола, и проводят вас к Герцогу, - меня одарили еще одной мягкой улыбкой, - а мое имя вам знать сейчас не обязательно. Герцог представит нас, если сочтет нужным.
На этом мой провожатый, видимо, решил, что сказал более чем достаточно, и вышел, прикрыв за собой дверь, и звуки шагов его по коридору медленно затихли. Голова моя работала до странности ясно. В ней вдруг куда-то делась вся моя извечная способность пребывать в замешательстве и непрерывном изумлении. Стремительность событий этого вечера поселили во мне стойкое ощущение, что я просто сплю. Это все упрощало.
Я огляделась. Комната странно сочетала в себе келейную строгость и сдержанную роскошь одновременно. Беленые стены сходились вверху четырехгранным сводом, который озарялся высоким затейливым подсвечником в дальнем от двери углу. Стрельчатое окно задрапировано было тяжелым темно-синим атласом, так же как и ложе - самый крупный предмет в комнате, на высоком подиуме, без балдахина. Пол был застлан таким же темно-синим ковром с ворсом, в котором нога моя тонула по щиколотку, как в молодой траве. Два высоких стула без спинок, полка с книгами, ночной столик, на нем несколько непрозрачных склянок и флаконов. Вся мебель - тяжелого темного дерева, с вязью искусной резьбы. На скамейке перед кроватью - чаша с водой, в ней - горсть цветков лаванды. Напротив кровати располагался небольшой камин, и он, похоже, был растоплен задолго до моего появления. Нигде в этой "спальне" не видно было ни одного образа Риду, ни даже таблички с Вечной Печатью. Интересно, в этом замке вообще есть хоть один верный? Ну да ладно, мое "Житие..." всегда со мной. Я на всякий случай запустила руку в складки промокшей насквозь исшитой бисером кожаной сумки. Книга отсырела, но была на своем месте.
Я разглядывала убранство комнаты с отстраненным интересом, и тихое ощущение ровного теплого покоя быстро овладевало мною. Поплотнее прикрыв тяжелую дверь и придвинув ее на всякий случай стулом, я с наслаждением сбросила сырой насквозь плащ, стянула накидку, платье и нижний батист. Я даже попыталась сложить их так, чтобы они не замарали ковра грязью. Воздух был блаженным, почти горячим, и я, нагая, стояла какое-то время посреди моей кельи, слушая звуки пламени в камине и рваную приглушенную дробь дождя за окном. Я опустилась на колени перед чашей для умывания, поднесла пригоршню тонко благоухающей воды к лицу, вдохнула убаюкивающий запах. Теплые струйки побежали по щекам и вниз по шее... Я осторожно, чтобы не слишком плескать на пол, освежила все тело, со вздохом боли и наслаждения отмыла грязь с разбитых колен. Перебрав флаконы на столике, я нашла старую, забытую с бабушкиных времен и довольно редкую мазь, снадобье от порезов и ушибов. Риду милосердный, какая забота!.. А потом ниоткуда пришло напоминание, что времени у меня было ровно тридцать четыре минуты. На стойке у стены я заметила какие-то одежды и сочла, что это, видимо, как раз то самое, во что мне прелагалось переодеться.
То, что оказалось в моих руках, вызвало во мне замешательство. Я скользнула во все того же синего сумеречного цвета атласную тунику, по росту мне, но до самого пола, свободную настолько, что я, когда стояла неподвижно, почти не чувствовала ее нигде, кроме плеч. Рукавов в проймах не было, зато сама пройма была спущена до самых кончиков пальцев! Ходить в этом "платье" без риска запутаться в складках я могла только очень медленно и осмотрительно, придерживая подол впереди себя. Легкие плетеные сандалии без пятки стояли здесь же. Кроме этих предметов гардероба мне была предложена огромная такая же синяя шаль, тяжелая и теплая. Ни нижних платьев, ни юбок со шлейфами, ни туфель... Я же буду совсем голая, под этим синим атласом!
Но на растерянность мне оставили времени. Раздался стук в дверь, я, подхватив поспешно свое новое одеяние, отворила. На пороге стоял молодой слуга. Молчаливым жестом он предложил мне следовать за ним.
Мы шли неспешно, и я пыталась запомнить дорогу к моей комнате. На стенах коридоров, которыми мы шли, не было ни привычных картин, ни охотничьих трофеев, ни родовых портретов или гербов, только прохладный сухой камень. И зеркала. Всюду, в самых неожиданных углах, самых неожиданных форм и размеров.
Незаметно, вывернув из-за очередного поворота коридора, мы оказались у высоких приоткрытых дверей. Слуга поклонился и, оставив меня перед этими дверями, растаял где-то в полумраке.
И тут впервые за весь этот страннейший вечер меня внезапно охватило смятение. Сердце мое забилось, похолодели и вспотели ладони. Словно в полусне я взялась за драконьи шеи дверных ручек, нажала, и на мгновение мне показалось, что чешуйчатый металл шевельнулся под пальцами. Я отдернула руки и скользнула внутрь.
