Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ПОУЧИТЕЛЬНАЯ  ИСТОРИЯ


Дело обстояло следующим образом: он был достаточно молод и полагал, что всякая женщина, встречавшаяся на его пути (речь идёт о т.н. жизненном пути) - призвана оказать на него влияние поистине глобального свойства. Каковоё обыкновенно и случалось.

Посетил он один мелкий городишко, а было лето... Там, плывя по течению жизни своей неторопливо, предаваясь пороку лени, греху уныния, в окружении родни и мелкого\крупного рогатого\безрогого скота - познакомился он с одной из них. А надо сказать, что краткосрочный визит его - подходил в тот вечер к концу, на утро предстояло собираться и к обеду - выезжать.

Познакомились они так: она продавала мороженое под зонтиком на улице (рядом с магазином №2) и являлась сестрой приятеля его старшего двоюродного брата, к каковому визит и наносился, а мороженое продавала - находясь на каникулах у матери (училась в Питере) из соображений посильного заработка.

Он шел в мареве послеобеденном с бутылкой пива по улице и, глядя по сторонам, думал о том, как прекрасна жизнь. Своеобычно. И точно - девушка, стоявшая под зонтиком у магазина №2, приветливо улыбалась редким покупателям (в провинциальных городах Западной Сибири мороженое не входит в перечень товаров первой необходимости и большим спросом не пользуется) - являя собой убедительнейшее тому ("жизнь - прекрасна") свидетельство.

Он постоял, наблюдая за ней, допил пиво и решил подойти поздороваться и мороженое прикупить, впрочем. (Они как-то в продолжении текущего визита были представлены друг другу - в аналогичной диспозиции (у магазина №9), но ввиду лени и уныния, проистекающего от неприятностей произошедших за некоторое время до отъезда из места постоянного проживания в мелкий городишко (личного, заметьте, свойства), не встречались более до сего дня). Подошел, поздоровался (попутно заметив, что в голосе своём не чувствует он искомых интонаций, а чувствует смущение, а в ответном приветствии вообще обнаруживая такое количество смысловых оттенков, что поневоле в голову приходила мысль о иррациональности происходящего, при условии психической нормальности подошедшего), купил 2 брикетика. Один предложил барышне. Взяла. Съели - капая на светлые одежды свои, задавая друг другу вопросы дежурные и отвечая ответы на них. Повторили.

Рабочий день подходил к концу, появились добры молодцы (коими изобилуют провинциальные города Западной Сибири), сложили лихо и споро чудовищных размеров зонтик, легко занесли здоровенный холодильник в помещение магазина (правда, беззлобно и очень складно матерясь, ни к кому конкретно не обращаясь, так что казалось: они просто проговаривают заклинания. Суккубы.)

Ситуация неумолимо приближалась к развилке. Он просто предложил проводить её до дому (при этом не задумываясь о том, что топографии городишки не знает совершенно, равно как и набора местечковых условностей (потребных для общения с должной степенью конгруэнтности). Она согласилась благосклонно и, исчезнув на какое то время в заприлавочных дверях, - появилась - уже без белого продавщического халата, в свободном брючном костюме. Оценок женской красоты он был не чужд, а потому - оценил.

Она являла собой нечто, что как-то сразу проассоциировалось у него с Любой Шевцовой из "Молодой гвардии", такой, какой он представлял себе эту Любу во времена средней школы, читая роман и размышляя о прочитанном, как того велела метода обучения. (Следует отметить (для того, возможно, чтобы понять, каков был механизм реализации подобной ассоциации, если это вообще возможно понять, находясь в отрыве от контекста), что фамилия нашей героини была Шатько, а звали Ириной, так шта...) Что-то сугубо ковыльное, загорелое, стройно-упруго-поджарое, кудряво-желто-русое, непорочное. Так вот, она - определённо ассоциировалась у него с чем-то степным и раздольным. (Кстати размышления о том, что она имеет возможность в течении целого года озирать достопримечательности Питера - как-то совсем не конфликтовали со всем этим "степным и раздольным"...) Её странная притягательность (он, впрочем, был влюбчив, но влюбчивость эта его практически никогда не реализовавалась даже в сколь-нибудь стройную систему, не говоря о том, чтобы перейти в плоскость практических шагов к реализации... Понимал, видно, тщету...) проистекала, по-видимому, от того, что во многом она была его противоположностью. Он искал общее, и радовался (а вернее будет сказать - упивался) различному.

И они отправились по улочкам провинциального городка - неспешно болтая о том о сём, - причём, он никак не мог подстроится под её шаг (потом, спустя годы, он решил, что это происходило от того, что она параллельно решала ту же самую задачу... Превратности... ПДД учить надо...), мучительно искал тему для разговора (сказывалась разница в возрасте, сфере интересов, а главное, исчезающе малый опыт его вести подобные беседы в подобных же обстоятельствах), путался в сложноподчиненных своих ответах на простые её вопросы...

Как сказал классик - зрелище жалкое, но поучительное...

Метров за сто она, показав рукой в пространство, молвила - а вот и мой дом. Это мобилизовало его несказанно, поскольку, не имея в голове стратегического плана, он отчётливо осознавал, что расставаться с ней он не хочет. Проявилась эта мобилизация до смешного нелепо - он впал в каталепсию, не мог ничего сказать, сделать, подумать. Хороших размеров комок стоял в его горле. Казалось, что мир гибнет. (Тут важной особенностью является разительное несоответствие между причиной и следствием, настолько разительное, что впору подумать о том, что то, что имело место быть - вовсе не находится в прямой связи друг с другом (я говорю о надвигающейся угрозе расставания и бурей, возникшей после осознания приближения её в душе его), а только манифестируется и проявляется - и то лишь, как спины дельфинов, играющих на волнах бескрайнего и бездонного моря - т.е. не полностью и на мгновение. А выводы делаются порой шибко глобальные).



Мы оставили наших героев стоящими на траверсе дома барышни, потрясшей нечто. Там они и простояли всё это время...:-( Но ступор его был прерван фразой второй (первая - "а вот и мой дом.") - пойдёмте, я покажу вам, где я живу... Чаю попьём... Странное дело, смысл этой нехитрой фразы и впрямь (тоже) был нехитр (хотя пути Господни от этого не становятся более исповедимыми) и, по всей видимости, - желателен, НО сама фраза была настолько неожиданна, что "время вновь остановило течение своё". Сколько-то времени (по всей видимости) она стояла, глядя на его физиономию, и думала о том, что молчание - золото...

Видимо, эффект (это у технарей зовётся недокументированными возможностями) пива и мороженого таки имел место быть. Положение спас эффект пива вполне документированный - до его сознания дошло, что вот уже некоторое время (как видно из повествования, сама идея времени, как категории - постоянно ускользает, поэтому оно (время) вполне могло оказаться значительным) он "...желает в сортир...". Это придало развитию ситуации известный динамизм, как видно, и всё - имеющее природу безусловного, т.н. естественного. И вот, быстро выяснив, что они в сущности заодно (только теперь я подумал о том, что, вполне вероятно, барышня в продолжение рабочего дня - не могла оставить материальные ценности, а потому "желала" не меньше (как несчастье, пусть и не великое, сближает...)) - два наших героя вошли в подъезд дома.

Следует заметить, что речь идёт о деревянном двухэтажном доме, имеющем 2 подъезда, потемневшем от времени (поелику построен он был если не "до исторического метериализма", то вровень, или сразу после) и пропахшем мышами и кошками (что лишний раз подтверждает подозрения Лиса о несовершенстве мира). Барышня с матушкой (которая в этот момент дома отсутствовала) проживали на втором этаже, куда вела (как и положено) покосившаяся и чрезвычайно крутая деревянная лестница с перилами. Дверь в жилище (тут полезно в дидактических целях просмотреть отечественный фильм "Мытарь") была закрыта на приличных размеров навесной замок (причём размеры замка находились в столь разительном контрасте с размерами петель, заключавших его, что явным становился недостаток энергии "янь" в пространстве, им охраняемом, что впоследствие и подтвердилось), кой отворился не сразу, а лишь после ряда особых приёмов, включающих в себя определённый угол наклона ключа с заданием сложной траектории его колебательно-вращательно-поступательного движения, поддевание двери, имеющее целью расклинить петли и вытащить дужку замка, проговаривание заклинаний (из контекста рассказа (см. в т.ч. место, содержащее описание смены дислокации холодильника с мороженым) становится видно - какую важную роль автор придаёт им (заклинаниям)).

Он шел сзади, следя за каждым её движением, буквально растворяясь в женственности каждого жеста, в запахе духов (что-то не особенно эксклюзивное, но очень гармонирующее с её молодостью, свежестью и здоровьем), в собственных мыслях и ощущениях. В прихожей (история насыщена символами, что и определяет её "поучительность"), после того, как она, сбросив босоножки, скрылась из поля зрения, он достал из пакета, находившегося при нём (как пишут в протоколах работники органов), коробочку, содержащую баночку с кремом "Synergie" (кою он купил в подарок своей родственнице, посещение которой было намечено на текущий день в преддверии отъезда), завёл руку за спину и, дождавшись момента её возвращения, - торжественно вручил со словами (отчасти лживыми по содержанию - (пришлось сказать, что крем куплен в подарок персонально ей), но верными по сути переживаемого момента) - что, мол, вот, дарю вам в знак незнамо чего, но с наилучшими пожеланиями и проч..

По всей видимости, попадание в прихожую вызвало у него к жизни дремавшие до той поры архетипы Джульеты, Лауры и Дульсинеи вместе взятых, что несомненно наложило отпечаток на всё воспоследовавшее. Поотнекивавшись (что по его мнению говорило о детской, вернее, девичьей её непосредственности и трогательности), она сказала волшебное слово и подарок взяла. После этого они прошли в комнату (одну из двух - кухни в жилище не было вовсе, а плита, холодильник и шкафчик с посудой располагались в крохотной прихожей), где было предложено чувствовать себя как дома, расслабиться и тихонечко посидеть на диване, пока идёт подготовка к чаепитию.

Сев, он огляделся - комната, в которой он сидел, была центральной (в наших краях их гордо кличут - "зАла"), наиболее крупной, из неё вела дверь в маленькую комнату (по-видимому, как раз служившую пристанищем нашей героине), в которой располагалась тахта (из тех, что по сложившейся не иначе как людоедской традиции зовут "полуторками"???), расправленная, а вернее - не заправленная с утра, и письменный стол, заваленный флакончиками, баночками, коробочками, футлярчиками с косметикой. В квартире, собственно, имел место бардак, отовсюду свисали предметы туалета, стояли грязные чашки с недопитым чаем, тарелка с засохшим бутербродом (лаконично - хлеб с маслом), лежали какие-то книги, журналы, скомканный плед, пыль... но совершенно отсутствовало ощущение наличия грязи, неухоженности, запущенности и убогости. Возможно, это происходило потому, что воздух в комнате был прохладным, свежим (ну... пыли было не так уж и много...) и пахло чем-то очень приятным, едва-едва уловимо - в этом запахе соединялись воспоминания совсем раннего детства, молока, маминого халата, туалетного мыла, детского крема и ещё чего-то ещё, чего-то простого и чрезвычайно притягательного... (хинт - "Аромат Женщины").



(Наш герой сидит на диване и озирает окрестности, забавляясь ретроспекциями и ассоциациями.) Так и готово было уже сорваться с языка что-то вроде: пробило шесть, или (и) подали чай... (сценарием попахивает, однако, вот какова экспансивность мысли, возбуждённой вами во мне! :-))



Сначала, на этот раз - эпиграф: "Как-то так выходит, что мир, в котором мы живём, практически никогда не воспринимается однозначно (в смысле так, как он, мир, во всей своей структурной и смысловой полноте имеет место быть). Мы легко за красоту принимаем безобразные совершенно формы, за откровение, почти Божественное, полнейшую схоластику и тупую и примитивнейшую профанацию: Причём, я не имею в виду те в сущности редкие случаи, когда мы поступаем подобным образом от того, что не имеем возможности сравнивать и оценивать (а оцениваем мы, как бы это странно не звучало, постоянно, т.к. постоянно вынуждены принимать решения). Напротив, мы, по видимости парадоксальным образом, имея и опыт, и все инструменты сравнения, словно отбрасываем их и поступаем столь причудливым образом, что сами через какое-то время (хотя бы и через годы), не в состоянии до конца поверить в то, что это сделали мы, без принуждения и с открытыми глазами." (с) Из моего позднего письма главной героине в Питер.



Чай просто принесли. Помыли и поставили чашки, положили ложки, предложили угощаться вареньем из громадных банок с тугими крышками, предложили также маринованные маслята. С хлебом. Вид маслёнка, наколотого на вилку, запашистого, маленького, скользкого - с неизбежностью родил в голове образ не менее канонический... Но не предложили.

За чаем говорили о Питере, состоялся просмотр фотографий, привезенных оттуда (Петергоф - всяческие фонтаны, группки девушек хорошеньких и не очень, некто - постоянно возникающий рядом с нею, полноватый, крупнозадый, с ленивой улыбкой-ухмылкой... постепенно проясняется, что эта личность являлась предметом интереса определённого, но, будучи местной, казалась недосягаемой и постепенно ушла в тень...)

Он пьёт шестую чашку чая с сахаром и рулетом, воюет с крышками на банках - открывая и закрывая их с упорством несказанным, осторожно, держа их на растопыреной кисти, разглядывает фото и вставляет остроумные замечания по поводу. Он очень плохо и мало спал последнее время (месяца два - два с половиною), видимо, и это сказывается на его шутках. Они по сути своей не добрые (не злые, но и не добрые :-)), аутентично-аутичные, тяжелые и непонятные для барышни практически в полном объёме.

Атмосфера на какое-то время несколько разряжается тем обстоятельством, что барышня высказывает интерес к работам Кастанеды, Тихомирова, кое-что читала и проч., но тучи вновь норовят закрыть всё небо при попытках устроить разбор с позиции "вдумчивого и пытливого читателя". (Он (читатель наш недалёкий) просто не понимает что всё, что он пытается делать - взято им из той жизни, из той, от которой он хочет сбежать, забыть, переиначить... он говорит о себе, а это не самый короткий путь к аншлагу, хотя - один из надёжных, но время уходит, душевное томление остаётся... Воз - на месте.)

Барышня, по видимости, вовсе не умеет злиться, она просто и беззлобно не понимает, чего от неё (да и вообще) хотят и что собираются делать дальше. Греет чайник (есть подозрение, что в исконной чайной церемонии предусмотрены способы изящно оставить это дело, при затягивании чаепития, но в национальной традиции, в том случае, если ты не особо уж отличился каким-либо подвигом - никогда не урезонят, а напротив скажут: "Еще чайку? Сейчас свеженького заварим!"), периодически ополаскивает чашку, сидит, подперев голову кулачком, долго думает над тривиальными (с точки зрения задающего) вопросами, отвечает просто и по-детски искренно, немногословно (кстати! :-))

Лето. День длинный, тёплый... Хочется на воздух, гулять и пива. Идеи эти интернациональны настолько, что она принципиально их разделяет, но уже договорилась на этот вечер встретиться с подружкой, зайти в одно местечко, а после, быть может, если получится... Но с подружкой.

Он устал и согласен на что угодно, ему уныла мысль о том, что скоро таймаут закончится и реальности жизни вновь полноформатно предстанут перед ним. Он никак не определится с тем, что он олицетворяет в эту минуту - режиссёра, сценариста, актёра или машиниста поворотного круга. В его голове уже и в отрыве от происходящего (которое и в лучшие-то времена только катализировало процесс), как в театре, теней всё колышется, одно наползает на другое, образуются и исчезают связи, уровни, планы, зависимости, проекции. Калейдоскоп. Маскарад.

Далее сцена в прихожей\кухне - благодарности за чай, гостеприимство, попытки (вялые, сказать по совести, поелику фаза явно не та - спад, пик пройден, наступил некий перегрев и истощение, тут бы спать лечь, но...) выразить гамму чувств "одним флаконом", шнурки на ботинках, картинное целование ручки и путь по лестнице - словно из одного мира в другой.

Прохладу, полумрак и запахи лестницы резко сменяет простор улицы, шум машин (неужели в доме их совсем не слышно?), зной раннего вечера, гудение механизмов с реки, лучи Солнца в пожухлой листве.

Не хватает дыхания, он садится на низенький заборчик у подъезда и какое-то время сидит так - подложив под себя руки и глядя в никуда. Руки влажные.

Согласно выработанному плану, он направляется в то место, куда планировал с самого начала (восстановив банку крема, предварительно, но не эквивалентной, а чуть попроще, деньги на исходе), сидит там с час (как потом отмечалось, напоминая (видом своим) о бренности человеческой жизни), рысью летит домой, там моет голову (!), бреется, одевает самую стильную свою рубашечку Motor (!) - полосатую бело-голубую из плотного хлопка и джинсы, после чего в условленное время выдвигается на пятачок, где запланирована встреча. Опаздывает на 10 минут. Никого нет.

Смешанные чувства, горечь утраты и всё такое пополам с детским аморфным чувством тотальной несправедливости момента. Курит.

Боги пожимают плечами и в проёме между двух домов в отдалении возникают две фигуры, определённо женские, и одна из них определённо знакомая. А вторая - определённо нет. Так на сцене появляется ещё одна героиня, второго плана.



Сцена знакомства с подругой - дело в том, что, в противоположность Ирине, девушки среднерусского типа, милой и производящей впечатление простое и благоприятное практически на любого, подруга являла собой создание в каком-то смысле более замороченное, а именно оказалась среднего роста, с по-пацанечьи узкими бёдрами, неопределённого вида стрижкой, худым и не особенно симпатичным лицом, в курточке с массой заклёпок и замочков с кисточками, с громадной сумкой на хиповый манер, хрипловато-вызывающе-уверенным голосом, в состоянии бросания курить (как потом выяснилось) и проч..

Впрочем, не исключено, что всё впечатление имело своей основой тот факт, что она была третьй. Не знаю.

Ирина представила нас друг другу в каких-то очень простых словах (при этом сумев объяснить, кто я такой есть в контексте момента и вообще, что, на мой взгляд, было не просто. Не знаю, как бы я выкручивался из подобной ситуации... а Ирина просто не заметила ситуации как таковой!!!?)

Героиня второго плана (кстати, я даже не запомнил, как её зовут, да и в продолжение вечера систематически забывал её имя, от чего всякий раз приходил в недоуменное состояние и фразы, обращённые к ней, строил таким образом, чтобы не упоминать её имени вовсе) была родом из этого же городка и пребывала здесь на каникулах, а училась в г.Новосибирске, что-то не то по журналистике, не то по культуре, не то по истории, не то по культпросвету. Убейте - не вспомню. Идеи ею владели со страшной силой, и попытки поискать точки соприкосновения ни к чему не привели. О том, что она читала, смотрела и слушала - я не имел даже малейшего понятия. Ясно было одно - КРУТО (видимо это она и хотела подчеркнуть), но совершенно не понятно. Ирина шла рядом, и, слушая нашу беседу, таинственно улыбалась своим мыслям, в каковых, по всей видимости, была проведена параллель между той ситуацией, в которой тихо-помалу оказывался я, и той, в которой была она сама пару часов назад. Пожалуй, нельзя не признать, что в том был резон.

О, среднерусские барышни!

Шли мы в некое место, которое мне было определено без лишних пояснений именно как "одно место", куда обеим дамам нужно было ненадолго зайти, причём, сообщая мне об этом - барышни переглядывались и коротко хихикали. Каждая по своему, впрочем.

Место оказалось маленьким бревенчатым домиком постройки начала века (прошлого :-) - теперь уже), ставни были закрыты, во дворе, за здоровенными воротами (как полагается) (а надо сказать, что в маленьких сибирских городках довольно много чего происходит и просто присутствует-наличествует, бытует - именно КАК ПОЛАГАЕТСЯ, это совершенно неподдельно) лаяла собака. Посмотрев на меня в четыре глаза (причём во взглядах читалось лукавство) и предложив "немного" подождать - мои спутницы скрылись во дворе. И я остался один.

На город постепенно наступали сумерки, было по прежнему душно, дождь не собирался, людей вокруг не наблюдалось, собака затихла. Я начал прохаживаться вдоль забора и замысловатыми траекториями, курить и нервничать. Состояние тотального непонятно.

Вдоль забора росла конопля, крапива и могучие лопухи. Как полагается.

Ждал я, впрочем, не долго - около двадцати минут, они вышли теми же, может, чуточку ещё более оживлёнными, и мы, влекомые какой-то туповатого свойства инерцией, прошлёпали в каком-то произвольном (для меня) направлении минут пять. Практически молча. Постепенно до меня стало доходить, что ситуация требует инициативы, а давно подозревающие это барышни ждут её проявления от меня... Материализовалась эта инициатива очень просто и незатейливо - я предложил приобресть пива и выпить оное на берегу реки Оби, любуясь последней, волны свои катящей, а также закатом грядущим. Принято было единогласно.

Купив пива и фисташек, мы вышли к берегу по улочке, которая там и заканчивалась. Обрывом. Впрочем, отыскался мосточек, ведущий вниз - тёмные, скользкие и древние-древние ступеньки, местами без перил. Мы спустились, причём, я, жонглируя бутылками и подскальзываясь, предлагал свою помощь барышням в виде вытягиваемой руки и выпученных глаз. Помощь принимали, благосклонность, граничащая с безрассудством, по моим теперешним понятиям.

Внизу имел место песчаный пляж, довольно широкий (метров тридцать), с редкими островками тальника. Мы были совершенно одни. Встала проблема где расположиться - просто сесть на песок мог только я один, брёвен вокруг не усматривалось, - видимо, они были сожжены нашими предшественниками или ещё куда подевались, пакеты и газеты отсутствовали.

На счастье (довольно странно пить пиво, стоя посреди пустынного пляжа в компании двух дам и таращиться на реку с закатом. Во всяком случае, тогда мне это было странно) подвернулась полузасыпанная песком, старая, перевёрнутая дюралевая лодка. На ней и расположились. Всё шло в соответствии с планами: река текла, Солнце - садилось. Программа дня молниеносно себя исчерпывала. Потом я долго размышлял о том, почему я не предложил искупаться. Вдруг ждали? Вдруг бы согласились? Но не предложил. Эротические фантазии как-то не посетили. Тогда. Потом было. В смысле - совсем потом, когда было поздно. Как полагается.

После пива появилась вполне насущная проблема. Как решать её на открытой местности??? (Ну почему я не предложил искупаться?!) Пошли по берегу в направлении местного речпорта, там имелся клозет классического очкового типа. Ессно - круглосуточный. Дошли на пределе (я, во всяком случае), впрочем, по косвенным признакам (им я обязан исключительными аккустическими свойствами деревянного щелястого строения, разделённого перегородкой на два отсека) не только я.

Я почти не помню - о чём мы разговаривали в тот вечер, видимо, о чём-то несущественном, коли не помню, зато прекрасно помню свои ощущения - телесные, ещё какие-то. Массу всяких. Именно они и составляют существо опыта.

Поднялись от речпорта вверх в город, и, по моему предложению (просто мастер импровизаций!), - взяв бутылку вина, отправились в то место, где я гостил, - благо, тётка моя накануне поехала к своей родне в бассейн другой великой русской реки, а дядька имеет обыкновение ложиться спать около 21:00 и от природы очень деликатен.

Там пили вино, ели свежую клубнику, шоколад, пили кофе. Та, что бросала курить - курила вместе со мной на балконе, на который ходили, крадучись через всю квартиру по ужасно скрипучему полу... Смотрели на звёзды. Дыхание, касания, запах волос, блеск глаз, качание ногой в такт еле слышной музыке, происходящей неизвестно откуда... Изгибы фигуры, рук. Что-то трогательно щемящее. И хотелось спать. И чесались от клубники руки и глаза.

Сначала проводили героиню второго плана. Затем по тёмному-претёмному городу (фонари отсутствовали, машин не ездило, окна не светились, Луна была на реставрации) шли вдвоём по дощатому тротуару. Молчали. Расставались у подъезда. Постояли недолго.

Она поднялась к себе, загорелся свет в комнате, и я отправился в обратный путь. К темноте дополнительно присоединился утренний туман, и я шел, как в какой-то фантасмагории, как во сне.

Мне было очень-очень плохо.

Но от прошлого я сумел оторваться, за что и благодарен ей.

На следующий день я уехал. Написал ей по осени в Питер несколько писем, ответа не получил.

Вот одно из них:

"Здравствуйте, Ирина!

Ваших писем я не получал, если таковые были, конечно. Может быть, мои по каким либо причинам не доходят до Вас? Я пишу по тому адресу, что Вы мне оставили в Колпашево.

Поздравляю Вас с Днём Рождения! Пусть вся Ваша жизнь будет полна смысла, пусть Ваш внутренний мир всегда будет исполнен света и добра, пусть даже в самые тяжёлые моменты Вас не покинет ощущение связности и целостности мира, Вас окружающего, пусть те характерные ситуации выбора (характерные для РЫБ в особенности) разрешатся таким образом, что в душе остаётся ощущение правильного шага, хоть бы выбор этот был не самым лёгким и приятным. Мне думается, что Вы видели и понимали тогда (у реки и после) больше, чем говорили.

Это и понятно, и естественно, но это не единственно возможный стиль поведения и тактики, а всего лишь один из самых распространённых из-за тех (кажущихся) преимуществ, которые он предоставляет. Дело в том, что мы вообще не способны кого-либо обмануть, т.к. лжи как самостоятельной силы нет.

Как Ваши дела в формально-учебном смысле? Что думаете делать летом (ещё один повод поразмышлять о скоротечности времени...)? Что творится в Санкт-Петербурге? Какие перемены произошли в Вашем мировоззрении, леди? Здоровье?

Мне о Вас вспоминается и часто, и приятно, поскольку я склонен с некоторых пор доверять своим ощущениям, в т.ч. и связанным с Вами. Я порой думаю, что тот вечер был своего рода этапом в моей (во всяком случае) жизни. Я не преувеличивал, когда писал, что Вы мне сильно помогли тогда. Помогли сломить остатки прошлого и сожаления, с этим прошлым связанные. Я всегда буду благодарен Вам."



The End




© Александр Плешков, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.




Словесность