Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Dictionary of Creativity

   
П
О
И
С
К

Словесность




ПОСТ  ПАНК  ПИСАНИЯ


  • Живём-то один раз...
  • Вера
  • Мудрость
  • Надежда 2
  • Выживальник


  • Живём-то один раз...

    - Суета заела, блин, выдохнуть некогда.

    - Ну да, понятно дело... оно у всех так..

    - Вот живу, живу - вот, а для чего?

    - Ну да, понятно - у всех так.

    - Баба дура, сын - дебил...

    - У всех так, ага.

    - Ну, понятное дело. Вот. И вспомнить нечего.

    - Ну, это да, конечно... Вам бархатом обивать?

    - Дорого... Главное по размеру бы чтоб, и в лифт грузовой бы влез.

    - Влезет. Размеры-то у вас стандартные... Как бы только не рассохся...

    - Не рассохнется.

    - Ну, вам-то виднее...

    - Угу.

    - Я вам вот что скажу - я себе делал, по краям всё-таки ручки приделывал - 9-эй этаж у меня, не дай Бог уронят - лифт-то только с 8-ого, да и то бывает по неделе не работает. Вот понесут, как бы не уронили... Всё думаю, думаю...

    - Да, это проблема... Может, тоже ручки заказать...

    - Советую.

    - Секунду - надо жене позвонить, чтоб сына в школу отвела сама, и чтоб в институт сходила. Давайте уж сегодня и примерку сделаем.

    - Да, как вам удобно.

    - Лучше уж побыстрее - мало ли что...

    - А участочек-то вы себе подобрали?

    - Участочек-то я сразу после школы приобрёл - помню времена были - на стройке работал, копил, откладывал, но всё-таки купил - цветы там у меня, дерево посадил - красота... Придёшь с женой - душа радуется...

    - Да, завидую я вам. Вы, смотрю, человек практичный. У нас тут акция идёт - может, и для жены тоже закажете - тогда вам скидка будет 5 процентов.

    - Она землю у меня не любит. Да...

    - Ну, каждому своё, своё...

    - Да, что ж поделать-то... .А для неё у вас есть что-нибудь?

    - В следующем отделе. Сейчас примерочку сделаем, я вам покажу. Удобно лежать?

    - Да, отлично. А гвозди в комплект входят?

    - Да, конечно!!! Вам с позолотой?

    - Дорого... Давайте уж обычные... А впрочем, живём-то один раз - давай с позолотой!!!!





    Вера

    Никого не осталось, кроме веры. Время уходить, но она всё ещё на работе. Она работает в офисе. Её фиолетовые шансы расплылись кляксой на бумаге - она любит перьевые ручки. Её руки грязны. Она пытается смыть эту грязь водой из никелированного умывальника. Она одна. Её настигает здесь ночь. Она смотрит в окно и видит чёрную пустоту. В профиль она совершенна, но глаза её не выражают ничего. Один на один. Со страхом и пустотой. Лицом к окну. Руками в умывальнике. Весь день одна без шансов клякс, погребённых на дне. Она ищет, ищет то, что найдёт её само. Оно не приходит. Остается только мыть, мыть эти руки, отмывая эту грязь. И смотреть в окно, полное невыразимой тоски черноты, черноты с разгорающимися огнями...





    Мудрость

    Вечерние птицы улетели на юг и не купили обратного билета. На болотах квокало и хлюпало. Жмурчалось. В тишине плесневели в погребе припасы и готовился в печи хлеб. Двое сидели друг напротив друга на рублёных лавках - у них был важный разговор. Рыба на столе дымилась в собственном соку. В стаканах хлюпало. Посморкались.

    - Чаго-то давненько тебя, Петрович, видать-то не било...

    - Да ты, Василич, не думай - я, чать, тебе кум - не забывал я ничего, просто ноги-то не ходили - подагрит разбил. Не мог я к тебе давеча доползти.

    Скорбное молчание разрушил звук серенады. Районный хор дома престарелых и инвалидов исполнял её с полным осознанием своего особенного жизненного достоинства. Достоинства и особой привилегии. Того, чему завидуют те, кто рождается, и те, кто живёт, и то, о чём не подозревают сами воспитанники.

    Медленный разговор продолжился. Торопиться некуда.

    - Приходила дочь. Сын её спился. Невестка дура. Внук наркоман.

    - Угу, Петрович.

    - Говорит, сюда хочу. Сдохнуть.

    - С разумением она у тебя. Хоть и баба, Петрович. Молодец ты. Хорошая у тебя дочь.

    - Ага...





    Надежда 2

    Однажды я ехала по узкоколейке на дрезине. По краям мельтешил лес. Кондуктора не было и не могло быть. Ибо дрезина. Ехала я на восток.

    Вокруг меня пролетали брошенные деревни и свинарники. Иногда стоял в поле комбайн. Людей видно не было. Два раза дрезина сходила с рельс, но я всегда ставила её на них снова и продолжала своё движение. Я почтальон и везу почту людям, они её ждут и ей верят. Другой связи, кроме моей дрезины, здесь нет. Я знаю, что людей не увижу, пока не проеду отметку 300 км. Там появятся люди, которые селятся ближе к дрезине. Они ждут моих писем. Я это знаю. Я в них верю. До них только брошенные свинарники и комбайны. Они машут мне и каждый вечер чутко слушают таёжный воздух в поисках скрипа моего бензинового мотора и стука моих колёс по ржавым рельсам. Я - их надежда и жизнь. Они знают, что без меня они обречены на безумие. На то безумие, что овладело теми, от кого остались только свинарники и брошенные деревни. Им повезло больше, чем этим людям. У них есть надежда и другая жизнь. Поэтому те, кто жил в деревне, тоже пошли сюда - чтобы это место дало им надежду. Я пишу им письма. Я их отец и их мать. Они это знают, но всегда обманывают себя и соседей. Они хотят больше надежды. Хотят, чтобы мой мешок с письмами был тяжелее. Иногда некоторые из них выходят, но все возвращаются назад, т.к. там - надежда. Часто я халтурю и пишу надежду под копирку - но это не страшно - она одно из высших и лучших чувств, и синеву на белом не замечают - не дают слёзы. Радости или печали, но всегда слёзы. Поэтому обратно моя дрезина всегда возвращается пустой. Здесь даже нет для неё эха. Оно умирает, дав жизнь надежде.



    "Сегодня из исправительного учреждения ИУ 77/23 посёлка Таушень был совершён массовый побег. Была зверски убита почтальон Надежда Аушева. Район оцеплен, ведётся работа по поиску преступников."





    Выживальник

    Коля выживал мучительно и долго. Однажды, когда он устраивался на работу, у него спросили - "что вы делали в детстве?". "Выживал" - ответил Коля.

    - Что вы делали в юности?

    - Выживал.

    - А чем вы занимались последнее время?

    - Выживал.

    - А что вы ждёте от должности младшего помощника менеджера по продажам куриных полуфабрикатов?

    - Я не знаю что ожидать. Это будущее - ответил Коля.

    Тем не менее, на работу его взяли. Теперь он ездил по районам на гнилом москвиче-каблуке и развозил мороженых куриц. Давалось это ему легко. Он ехал и думал - "эх, ещё повыживаю!". Вокруг была ранневесенняя разруха и пьяные пейзажи. "Зачем так жить то? Вот родились и выживаем"- думал Коля.

    Однажды он отправился в деревню в дальнем районе. Ехал долго - хорошо, что мысли о выживании не давали уснуть. Начинало смеркаться.

    - Успеть бы в сельмаг - подумал он.

    Деревня удручала даже привычного Николая своей особенной застарелой угрюмостью и серостью. Казалось, что и люди, и трава и дома и одинокая корова вполне успешно камуфлируются под послеснежное небо в безысходных низких повешенных облаках. На околице кроме старого плетня был только близкий погост. Дома со временем вполне естественно приближались к нему. Коля заметил, что крайний дом с последнего его приезда уже успел пододвинуться к погосту на лишних полметра. Картофельные посадки как-то тоже совершенно естественно переползли на кладбище, отбирая с каждым годом от него участки с поваленными крестами. Так же естественно на погост переселялась и деревня, угрюмо заколачивая свои окна ставнями, которые раньше были открыты навеки утерянному солнцу.

    Николай подъехал к сельмагу и остановил свой каблук между маслянисто-блеклой лужей и лениво-грязной собакой с берцовой костью в зубах. Привычно оглядев знакомый швеллер и запирающий его висячий замок, Коля отправился искать продавщицу. Помня её зимнее тело, он знал, что звать её Зина и живёт она в крайнем доме. Надо было поскорее передать товар и возвращаться в свою уютную обитель выживания, чтобы успеть получить вечерне-необходимую порцию этого продукта. Искать трактор и выталкивать машину из грязи в чёрной дремучей полевой ночи с прожекторно-безразличными звёздами Коле не улыбалось, тем более что к выживанию это отношения не имело, а имело скорее к самомазохизму - так про себя он называл всё то, что непосредственно не обеспечивало его житие - еда, женщина по выходным и кот Матвей для души. Ещё пиво для футбола и футбол для телевизора. Поэтому к Зининому дому Николай пошёл вполне живо, пугая пару ощипанных грязных гусей суровой одышкой.

    Сначала он подумал, что перепутал дом, хотя сделать это было трудно. У Зины он был крайний, а за ним - приблизившийся погост. Протёр трижды глаза. Огляделся воочию дважды. Ошибиться было нельзя. Дом был заколочен. На завалинке соседнего сидели рядами платки и палки - за этой фактурой угадывались повыжившие бабки - самый живучий тип деревенских.

    - Кто в магазине-то теперь заправляет? - без будничных предисловий спросил Коля.

    - Хто, хто - Зинка, известно кто, - прошамкала бойкая бабка в платке с настолько кислотными узорами, что от их изобилия начиналось головокружение.

    - А сама-то она теперь где? - нетерпение уже кипело.

    - Вестимо где - помЕрла в том годе, - сказала другая, - схоронили её.

    - А кто же теперь в магазине-то тогда???

    - Сказали ж тебе - Зинка, как испокон веку... - начала кислотноплаточная.

    - Почитай, Петровна, с перестройки Мишкиной, - перебила клюкастая бабка со злым глазом.

    -... была в магАзине, так, почитай, и осталась, - закончил цветастый платок.

    Коля подумал, что попал на тайную вечерю сумасшедших. В этой мысли его укреплял неестественно нездешний платок со слипшимся узором. Следующей мыслью было то, что над ним издеваются. Мысли о собственном сумасшествии Коля не допускал, так как считал своё выживание надёжной защитой от этого. Хотя - точнее было бы сказать, что реальность и бред для него не имели разницы - эти понятия не укладывались в его тактику выживания. Поэтому единственное, что ему оставалось, это принять версию о договорном издевательстве, хотя при мысли о том, как сговариваются шамкающие беззубым ртом старухи, наклоняясь друг к другу, к уху, ему стало невыносимо смешно. От этого смеха ему вдруг захотелось бегать. Бегать, чтобы его унять. Впрочем, версия не отменялась, и Коля пошёл в сторону следующего дома. Он тоже был заколочен. Как и все дома на улице.

    - Откуда же тогда бабки? - подумал Коля. - Неужто им охота с соседней улицы переться сидеть на завалинке здесь? - почернел лицом Николай и обернулся в сторону кислотного платка. Завалинка была пуста.

    - "Видно мерещится" - отрёкся от себя Коля - "перепил вчера видать".

    Солнце опускалось. В невидимом закате под давящими облаками начинала ощущаться тревога. Хотелось домой, выживать и смотреть чемпионат. Впрочем, работу менеджера терять не хотелось, точнее, было жалко денег за бензин, которые не вернут. "Стольник, суки, зажмут" - подумал по этому поводу Коля и пошёл на центральную улицу. В серости щебня на дороге неразличимо проглядывала ночь. Центральная улица тоже была заколочена, но у последнего дома что-то шевелилось.

    "Может, у них была эпидемия сумасшествия, ядохимикат какой и эвакуация?" - нашёл себе стимулятор Николай, - "а старики отказались и теперь тут доживают со своего ума".

    Последний, покосившийся дом, пятистеночный бревенчатый рай для русской печи и грудастой большухи, с обязательным домовым и подпольным, приближался. Завалинка была шиферной. В тени крышного венца сидели старухи. У одной из них на голове был неестественно кислотный платок.

    Коля побежал, бежал долго, отплёвывая подошвами гальку и не оглядываясь даже через левое плечо. Даже трижды. Как-то незаметно, уже в сгущающейся темноте, он добежал до околицы. Отдышался отдышкой.

    "Раз есть бабки, пусть и одинаковые, значит кто-то где-то живёт" - нашёлся Коля - "пойду постучусь к кому-нибудь".

    Ближайшим был дом Зины. Здраво рассудив, что разницы нет, он уверенно постучал в закованную петлями и двумя перекрещенными досками входную дверь. Полная бессмысленность этого уже отошла, и даже о выживании было позабыто. Что-то, чему не было выжившего объяснения, разъясняло и логизировало этот стук. Коля очень обрадовался найденной опоре, от радости даже засвистел про себя, и застучал не просто так, а музыкально. Дверь открылась. На пороге стояла Зина, мертвенно бледная от своей неживости. Не сказать, что Колю это поразило - он уже был во власти иных сил, - сил, не подвластных выживанию. Его выживание лишь подавало слабый забитый голосок, придавленное непонятностью иной логики.

    - Зина, ты мне это, сказали того, ты, мол, померла?

    - Верно сказали, померла.

    - Э... это - мне бы окорочка сгрузить.

    - Сгрузишь, сгрузишь, тока есть уже некому стало.

    - Как так?

    - Да все померли.

    Николай уже не мог про себя сказать, что он и есть Николай, и этот разговор никак не мог быть для того, прежнего, Николая реальностью. Для нового же Николая, уже не способного на что-то, что было уже утеряно в свете погоста, это разговор был единственной объяснимой реальностью. Может быть, застопоренный мозг просто из последних сил цеплялся за привычное, а привычное он обрекал в слова. Поэтому Коля спросил:

    - А как же бабки на завалинке?

    - Тоже помёрли, - ответила Зина, - все помёрли, всей деревней.

    - От чего же помёрли-то, раз все сразу?

    - Выживать устали.

    - Это как?

    - Тебе уже не понять, - сказала Зина и позвала Колю в дом. Там уже был накрыт стол. В окнах играло вечно-весеннее солнце...




    © Александр "Zoviet" Павлов, 2005-2024.
    © Сетевая Словесность, 2005-2024.




    Словесность