Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Обратная связь

   
П
О
И
С
К

Словесность




ПОВАРИХА


Я летел на Харасавэй. Так называется мыс на северо-западе Ямальского полуострова. То же название имел и небольшой вахтовый посёлок геологов, расположенный на самом берегу Карского моря. Мой маршрут был обычный: Москва - Сыктывкар - Ухта - Салехард, а дальше - как получится. Обычно получалось сразу: c московского рейса я пересаживался на местный, идущий или через Мыс Каменный, или летевший напрямую. Но в этот раз замело, и потому самолёты не летали. Никто не знал, сколько продлится непогода. Часть пассажиров разъехалась по домам, а таким, как я - транзитникам, предстояло "сидеть" в порту.

Залы ожидания аэровокзала - небольшой двухэтажной стекляшки - заполнились до отказа, особенно второй этаж, где было чуть теплее и уж гораздо теплее, чем на улице, и мне с трудом удалось отыскать свободное кресло в углу у стены. Кинув на него рюкзак и попросив соседей присмотреть за местом и предупредить в случае чего, что оно занято, я покинул вокзал и вышел на привокзальную площадь. Ближайший борт ожидался не ранее завтрашнего утра. Времени у меня было хоть отбавляй, как говорится - вагон и маленькая тележка, и потому я решил навестить давно знакомый город. Автобусы ходили редко, на сорокоградусном морозе да ещё с ветерком ждать не хотелось, и, поскольку до города было недалеко, я отправился пешком. Полярная ночь закончилась, и пока я, не торопясь, дошёл, рассвело. Я бродил по городу, заглядывал в магазины, не упустил возможности зайти в книжный, где всегда находилось что-нибудь интересное, пообедал в местном ресторане. В завершении "программы" в клубе моряков посмотрел забавную комедию "Три плюс два". Так незаметно подступил вечер. Пора было возвращаться. Запахнувшись плотнее в полярную куртку-каэшку и подтянув унты, я двинулся обратно. Я шёл под не перестающим мести снегом, смотрел на уютно светящиеся окна маленьких домиков и представлял, какое "славное" времяпрепровождение меня ожидает в промёрзшем насквозь здании аэровокзала. Утешала одна мысль, что в рюкзаке лежит хорошая книга и большая полная фляжка с моим любимым кубинским ромом...

Поднявшись на второй этаж вокзала, я увидел, что народу резко поубавилось, и против кресла, где я оставил рюкзак, образовался целый свободный ряд. Мои соседи, которых я попросил присмотреть за вещами, ушли, и рюкзак сиротливо лежал в углу опустевшего зала и ждал хозяина. Я похлопал, как верного пса, рюкзак, достал из него книгу и флягу, устроился поудобнее, закинув ноги, обутые в тёплые мохнатые унты, на соседнее кресло, и погрузился в чтение...

Моё занятие прервал гул приземлившегося, непонятно откуда взявшегося самолёта, и через некоторое время здание наполнилось громкими голосами прилетевших. Я отложил книгу, отхлебнул немного из фляги и посмотрел на лестницу, по которой поднимались вновь прибывшие пассажиры. Их было немного. Несколько человек расположились в другом конце зала, а группа молодых женщин направилась в мою сторону.

- Вон, вон к тому бородатому пошли. Всё веселее будет, - сказала одна из них, видно заводила, и показала на меня. - Можно к вам в компанию? - спросила она, когда женщины подошли.

- Конечно, - ответил я, радуясь, что буду не один этой длинной ночью, - устраивайтесь поудобнее. Хотя, какое тут может быть удобство? Холодрыга ужасная. А вы, я вижу, совсем не по сезону одеты. Откуда путь держите?

Я внимательно осмотрел женщин. Одеты они были, на самом деле, не по времени. Пальто, правда, зимние и даже с лисьими воротниками, но больше подходящие для южного города. Да и на ногах - легкомысленные сапожки. Женщины аккуратно составили кучкой свои сумки и расселись против меня.

- Из Ростовской области мы, - ответила та, которая подвела ко мне компанию.

- Далёко?

- На Каменный.

- Далёко... А чего? Работать? Или мужей навестить?

Женщины весело переглянулись.

- Мужей? Ну... сказанули. Были бы мужья, сидели бы по домам, а не морозили интимные места, - ответила одна из них и выразительно потёрла свой нос и щёки.

- Интимные места беречь надо. А, следовательно, не в пальтишках легкомысленных щеголять и не сапожках сомнительных, хоть и, понимаю, не дешевых, - сказал я как можно суровее, но вполне дружелюбно, показывая, что обижать кого-либо в мои планы совсем не входит.

- Да есть у нас и шубы, и валенки, и рукавицы тёплые. Но всё там - на Каменном. Мы ведь не думали, что застрянем, да ещё в такой мороз. На вахту мы - сменщицы.

- Ну вы барышни даёте. Будто не знаете, что не к Чёрному морю едете. Ладно, располагайтесь, - я понял что нечего нотации читать и, завершая нравоучительную часть знакомства, сказал, - я вам для сугрева рома немного дам. Повеселит малость. Ну и коли сидеть нам тут до утра, то и представлюсь заодно. Олег меня зовут. А вас?

- Это - Светик, - стала представлять подруг та, что первая заговорила со мной, - Люба, Маришка, а я - Оксана.

Барышни протянули мне руки, и я пожал каждую. Руку Оксаны я задержал в своей чуть дольше и пристально посмотрел ей в глаза. Красивые у неё были глаза, только грустные. Такие глаза, что у меня аж защемило внутри, и сама она была очень красивая, и на фоне своих подруг выделялась не только красотой, но ещё чем-то. Чем, я понял позднее.

- Стаканчики есть?- спросил я, - или так, из фляжки хлебнёте?

- Мариш, - обратилась Оксана к улыбчивой толстушке, - доставай-ка стакашки да провизию тащи. Гуляем.

Мариша вытащила из баула маленькие пластиковые стаканчики, тарелки, вилки, расстелила на пустом кресле скатёрку и выложила на неё еду.

- Олег, ну а ножик - по мужской части.

- Есть по мужской, - я достал из рюкзака старый охотничий нож. - Чего резать?

- А ты что будешь? - спросила меня Оксана.

Честно говоря, я не любил, когда ко мне сразу обращались на "ты", но Оксана произнесла "ты" так по-домашнему, по свойски, будто обращалась ко мне подобным образом уже тысячу раз, что я принял его как должное.

- Да что дадите, то и буду. - Тогда режь хлеб, колбасу, сало, чисти яйца ну и, вообще, чувствуй себя как дома.

Когда импровизированный стол был накрыт и разлит по чашкам ром, мы чокнулись и выпили. Я по старой привычке занюхал пальцем, а барышни замахали около своих ртов ладошками и активно принялись закусывать.

- Сразу видно, голодные, - обратился я ко всем, а потом отдельно к сидевшей напротив Оксане, - голодные? Когда из дома выехали?

- Рано утром. Успели проголодаться. И ром твой кстати. Продрогли совсем, если честно. Ещё-то осталось? - Оксана покосилась на фляжку.

- Осталось. Не дам замёрзнуть. Всех отогрею.

- Это как же? - Оксана кокетливо улыбнулась.

- Не всё сразу. А то потом не интересно будет.

- Олег, давай с меня начнём, - сказала посиневшими губами та, которую Оксана назвала Светиком.

- Что-то я так сильно продрогла. Ещё немного, и материться начну.

- Это при мне? - я состроил грозную гримасу, - не позволю, чтобы при мне женщина материлась. Лучше немедленно начну процесс согревания.

Я поднялся, развязал старый "абалаков" и принялся вытаскивать из него всегда находящийся со мной в поездках лёгкий пуховой спальник.

- Ну ка, скидывай свои сапожки, - скомандовал я Светику.

Та, словно только и ждала команды, быстро скинула сапоги и осталась в капроновых чулках.

- Ты что, спятила, в капроне на мороз? Совсем девка с ума сошла. Одевай быстро, - и я протянул ей тонкие, лёгкие, из белой овчины унтята.

- Ой, девочки, прелесть какая, - Светик засунула свои маленькие пяточки в 45-го размера унтята и аж зажмурилась от удовольствия.

- А теперь полезай в спальник. Можешь прямо в пальто. Места хватит. Я расстегнул длинную, идущую по периметру спальника молнию, и Светик тут же забралась в мешок, который был больше её раза в полтора.

- Девоньки, благодать-то какая. Я теперь отсюда и не уеду.

- Она запахнулась мягким спальным мешком и уютно устроилась в кресле.

- Что, поселишься тут? - довольный пробурчал я.

- Ага. Сейчас ещё твоего рома выпью и спать завалюсь.

- Так, с одной разобрались. Теперь идём дальше. Я достал из своего "волшебного" рюкзака толстой вязки свитер, шерстяные спортивные брюки и пару шерстяных носков.

- Ну, кто отважный?

- Я, - сказала молчаливая Люба.

- Напяливай. Да не стесняйся. Чего стесняться? Все свои. А потом - кресла составим и - к Светику в спальник. Будете там любовь крутить. Только, чур, не громко. Идёт?

- Идёт, - Люба благодарно и доверчиво взглянула на меня.

- Так, кто у нас ещё не обихожен? Маришка? С тобой, пожалуй, посложнее будет, но и тебе найдётся. - Я протянул ей меховую безрукавку, шерстяные носки и рукавички. Словно фокусник, я вытаскивал из рюкзака одежду и раздавал изумлённым подругам. - А вот брюки мои, пожалуй, на тебя не налезут.

- Ничего, - сказала толстушка-Мариша. У меня рейтузы есть тёплые - натяну. Не озябну, чай.

- Отлично.

- Оксана, ну и ты, - я посмотрел на женщину и понял, что готов отдать ей всё, что у меня есть, только бы ей было хорошо. - Тебе я, пожалуй, отдам свои унты, брюки спортивные, свитер, шарф и рукавицы. На, грейся, - сказал я и посмотрел на сразу съёжившийся и резко сократившийся в размерах рюкзак.

- А ты-то сам как? - спросила Оксана.

- Я-то? Я - роскошно. У меня есть каэшка, - я ласково погладил свою куртку, - и ром.

Пока соседки надевали на себя мои вещи, я засунул ноги в опустевший рюкзак и затянул верёвку. Это были, конечно, не жаркие унты, но вполне прилично. По крайней мере от гуляющего по полу ветра брезент спасал.

- Ну что? Все утеплились? - я посмотрел на повеселевших соседок.

- Все.

- Тогда поехали, - я опять разлил ром по чашкам и негромко запел. - Не донимай меня расспросами, чем север тянет, как манит. Харасавэй покрыт торосами, и море Карское шумит... За нас... Со свиданьем нежданным-негаданным

Мы выпили.

- А спой ещё чего нибудь, - попросила Оксана. Она уже согрелась, и лёгкий румянец побежал по её щекам. В глазах появился блеск. Засветились глаза и у подружек.

- Хорошо-то как, девки, - потянувшись сказала из спальника Светик. - Олег, как здорово, что мы тебя встретили. Так хорошо, тепло и уютно стало. Даже в этом поганом порту.

- Угу, - не переставая жевать, согласно закивали Маришка и Люба.

- А тебе как? Согрелась? - Я взглянул на Оксану. Она ничего не ответила, только как-то по особенному посмотрела на меня, повыше подняла меховой воротник своего пальто, так что остались видны только глаза и ещё раз попросила, - спой.

- Жалко гитары нет, хотя по такому морозу пальцы всё равно не слушались бы...

Я запел. Я пел любимые песни Визбора про "графа" и Люси, про стюардесс в порту, про того, кто "в красной кофточке собою дорожит", про Серёгу Санина и ещё много других давно знакомых и ставших родными, а потом вспомнил свои. Слегка захмелевшие и разомлевшие от тепла, еды и рома подруги тихо подпевали и постепенно проваливались в сон.

- Вот что барышни, - я поднялся со своего места. - Давайте спать укладываться. Я выбрался из рюкзака, и составил рядом несколько кресел. Получилась широкая и просторная кровать. Под головы уложил сумки. - Забирайтесь в спальник и спите.

- Разве поместимся?

- Трое запросто. Если бы не Маришка, - я улыбнулся толстушке, - то и четверым места хватило бы.

- А пятерым? - Маришка лукаво посмотрела на меня.

- Это вряд ли. Впрочем, если бы ты уступила место, то...

Барышни принялись укладываться и на самом деле свободно разместились втроём. Такой замечательный и просторный был спальник. И главное - тёплый.

- А мы как? - спросила Оксана.

- Ты хочешь спать?

- Нет.

- Вот и славно. У нас есть ром, еда... Сейчас устроимся поудобнее и будем продолжать пир. Встань, пожалуйста.

Оксана встала. Я пододвинул её широкое кресло почти вплотную к своему, рядом поставил кресло с едой и положил на него флягу.

- Согрелись ноги?

- Ага. - Тогда снимай унты и садись.

Оксана села.

- Что дальше?

Дальше я натянул унты, опустился в своё кресло и расстегнул молнию куртки.

- Давай свои ноги сюда, под куртку.

Оксана подняла ноги, одетые в мои шерстяные спортивные брюки, просунула под куртку и положила на кресло рядом со мной: одну слева от меня, другую справа. Я почувствовал тепло, исходящее от них, притянул ближе к себе, запахнул куртку и застегнул молнию.

- Тебе так удобно? Тепло?

- Удобно... Тепло... - Из-под высоко поднятого воротника по-прежнему виднелись только глаза, внимательно наблюдавшие за мной.

Я налил в стаканчики немного рома и один подал Оксане.

- За что? - спросила она.

Я ничего не ответил и молча выпил. Она тоже выпила. - Что ты делаешь на Каменном?

- Поварихой работаю на буровой.

- Давно?

- Да вот уже пару лет как. Вахтой летаю. Месяц тут, месяц дома.

- Что случилось?

- Я ничего не имел против профессии повара, но мне почему-то казалось, что Оксана не просто повар. Красивая, умная женщина летает вахтой на север, чтобы на какой-то заброшенной в тундре буровой работать поварихой?

- Как ты догадался, что случилось?

- Догадался... Я о тебе сразу догадался.

- Я, конечно, не повар. Когда-то закончила университет, математик. Представляешь?

- Представляю... - Мне уже доводилось встречать на севере людей, которых судьба не жаловала и которым пришлось ломать и кардинально менять свою жизнь.

- После учёбы работала на кафедре, училась в аспирантуре, написала диссертацию, но не защитила - вышла замуж и родились Мишка с Серёжкой. Пришлось, сам понимаешь, забросить диссертацию и заниматься семьёй. Муж пахал на нескольких работал. Старался. Нас любил очень. Потом дети немного подросли, я вернулась на кафедру. И тут...случилось... муж погиб...

- Как?

- Какие-то подонки прицепились. Сначала, вроде бы, прикурить попросили, а он некурящий был, спортсмен... принялись избивать и... зарезали... Вот такая история... Осталась с двумя детьми. Зарплата, знаешь, какая на кафедре? Спасибо мама помогла. А то не справилась бы. Тяжко было. А потом услышала у кого-то про "вахту" и поняла, что выбора у меня нет. Так и устроилась. Сперва никак не могла привыкнуть - кафедра и буровая. Но потихоньку пообвыкла. Готовить научилась. Говорят, что хорошо получается. Люди, конечно, разные попадаются. И сволочей много. Но где их нет? Даже на нашей кафедре одна такая сволочь была... Вот так и живу. Летаю... Зато деньги есть, и дети - в порядке. Да и люди иногда хорошие встречаются. Ты, например...

- А с детьми кто же?

- Мама. Днём они в садике, так что - ничего. Терпимо. Ну а когда приезжаю, то целыми днями с ними. Расставаться трудно. Но расставаться всегда трудно... - Из-под воротника как-то по-особенному опять вспыхнули глаза.

- Да, расставаться трудно. Ты права.

Я слушал Оксану, а сам вспоминал про своё, случившееся несколько лет назад расставание. Я её понимал. Как я её понимал.

Я крепче прижал лежащие рядом со мной ноги.

- Тебе не холодно?

- Мне хорошо. Давно мне так хорошо не было.

Какой-то ком встал у меня в горле. Я взял флягу.

- Выпьем? - Только немного. Я уже захмелела, и мне так тепло и...хорошо.

Я разлил ром, и мы выпили.

- А ты как тут оказался?

Я рассказал про себя, про то, чем занимаюсь, про постоянные перелёты, про кочевую жизнь. Но про своё расставание не рассказывал. Мне казалось, что Оксана и так о чём-то таком догадывается.

- Сколько же лет ты по северам мотаешься?

- Да уже больше десяти. Как после института попал сюда, так и застрял. В Средней Азии немного поработать пришлось и в других местах, но это - эпизоды. А, в основном, - на севере.

- Всё тут, на Ямале?

- В разных местах. И на Ямале, и восточнее - от Нарьян-Мара до Амдермы, на Колгуеве, в Эвенкии, там где Тунгусский метеорит упал - как раз в тех краях... В общем, покатался.

- Не надоело? - Да как тебе сказать? Работа...

- А семья? Семья как же?

- Была семья, да сплыла... Давай, ещё выпьем.

- Давай, только мне совсем чуть-чуть. Мы выпили и помолчали.

- Почему семья распалась? - спросила, несколько смущаясь, Оксана. - Ты извини, что спрашиваю. Ничего?

- Ничего. Отболело уже. Почему, спрашиваешь? Долгая история. Потом как-нибудь расскажу, если захочешь.

- А будет "потом"? - опять вспыхнули глаза.

Я посмотрел на лежащих в спальнике, спящих и чуть посапывающих женщин, наклонился, притянул к себе Оксану и нашёл своими губами среди лисьего меха её мягкие, пахнущие ромом губы. Я пил эти губы, и они ответили мне... Затем, оторвавшись, я провёл пальцами по её лицу, по глазам, по зардевшимся щекам, по складкам вокруг пахнущих ромом губ...

- Будет, - чуть слышно выдохнул я, веря, что обязательно будет, не может не быть.

- Тебе не холодно?

- Мне хорошо...

Уже было далеко за полночь. В зале почти никого не осталось, а те немногие, заночевавшие здесь, спали, утеплившись и завернувшись, кто во что мог. Спали и наши соседи. Только мы с Оксаной сидели, наклонившись друг к другу, и говорили, говорили... Иногда наши губы соединялись, и тогда казалось, что никакая сила не может их разъединить. А потом мы снова продолжали тихо разговаривать, пока губы опять не встречались...



Постепенно подошло утро. Снег перестал валить. Народ в порту оживился. Заговорило радио. Объявили первый рейс, затем следующий, а скоро и наши: моих новых знакомых - на Мыс Каменный и мой - на Харасавэй. Я упаковал рюкзак, засунув в него свитера, носки, брюки, спальник, книгу и пустую флягу, и наблюдал за собиравшими свои вещи женщинами.

Я смотрел на Оксану. Она складывала сумку, периодически поглядывая на меня, будто что-то хотела сказать, но ничего не говорила.

Когда все вещи были уложены, мы спустились вниз. Маришка, Светик и Люба встали в очередь на регистрацию, а Оксана и я отошли в сторону.

- Где тебя искать на Каменном? - спросил я.

- Искать? Зачем?

- Я прилечу... Постараюсь.

- Ну где ты там меня найдёшь? В тундре?

- Не знаю. Найду. Когда тебе обратно?

- Через месяц.

- Дай свой адрес.

- Зачем? - Оксана опять повторила вопрос. - Ты же не напишешь и не приедешь.

- Напишу.

- Ну хорошо... - и она записала свой адрес.

- Помнишь? Я только месяц - дома, потом - здесь.

- Помню...

Хриплый голос репродуктора объявил посадку. Она протянула мне руку.

- Всё... Пока... Не забывай...

Я пожал протянутую руку, посмотрел в глядящие на меня красивые и печальные глаза и сказал:

- Не забуду.

Я помахал на прощание улыбчивой толстушке-Марише, молчаливой Любе, Светику и повернувшись вышел из здания вокзала. Около автобусной остановки толпились мужики. Я подошёл к ним, достал табак, свернул самокрутку и попросил прикурить. Затем вернулся к ограждению, отделяющему лётное поле от привокзальной площади, и нашёл среди вышедших на поле пассажиров моих ночных гостей и среди них Оксану. Она стояла чуть поодаль, отвернувшись от своих подруг и глядя куда-то за взлётную полосу, где небо начало светлеть и уже показалась едва заметная розовая полоса от восходящего солнца. Воротник её пальто был так же высоко поднят, как и ночью.



Через некоторое время отправился и мой рейс на Харасавэй. Я глядел через стекло иллюминатора на заснеженную тундру, непонятно где переходящую в льды океана, на редко встречающиеся деревца, на пробегающие стада оленей и думал об Оксане. Я вспоминал, как мы сидели рядом, как говорили, как чувствовал тепло, исходящее от лежащих около меня её ног... Я вспоминал её рассказ, её голос, её губы, её глаза...



Как оказалось, это была моя последняя поездка на Харасавэй. Дальше меня ждали буровые в Сургуте, Хантах, Амдерме... К Оксане я так и не приехал, и не написал...




© Аркадий Паранский, 2021-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2021-2024.
Орфография и пунктуация авторские.




Словесность