Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




КУРИТЬ


Курить я попробовал в десять лет. Стащил у бабушки сигарету из "гостевой" пачки "Ленинграда" и пошёл с ней в Петропавловскую крепость. В каком-то внутреннем дворике между бастионами, где ни туристов, ни экскурсоводов, я достал эту сигарету из кармана и, стыдясь и озираясь, несколько минут не мог прикурить от тухнущих на ветру спичек. От ветра укрыться не получалось, я зажигал и зажигал одну за другой, пока в коробке не осталось их штук пять. Наконец, мне удалось сохранить в горсти огонь, я поджег сигарету и набрал кислого дыма в рот. Я не вдыхал в себя, мне хватило "невзатяжку", чтобы оказаться по ту сторону запрета. Держа зажженную сигарету между двумя пальцами руки, я прошёлся вдоль кирпичной кладки бастиона туда и обратно, представляя себя самостоятельным человеком, который просто прогуливается или идёт по своим делам и по собственному разумению и желанию может выкурить привычную сигарету. Потом очень-очень долго маршировал быстрым шагом по улочкам Петроградской стороны и полоскал рот осенним воздухом. Время от времени я подносил ладонь ко рту, дул и пытался понять, пахнет от меня табаком или нет.

Бабушка курила "Беломор-канал" фабрики имени товарища Урицкого. Она курила на кухне и из-за этого постоянно ругалась с соседями, которые не выносили табачного дыма. Папиросы она держала в инкрустированной деревянной папироснице, заправляя их туда раз в два или три дня. Она прожила сложную жизнь, и потому курила крепкие папиросы, а не сигареты. Сигареты бабушка презирала, говорила, что чувствует привкус селитры. Этот привкус я, как ни старался, не мог себе вообразить, поскольку даже не понимал, что это такое "селитра". Папа на мой вопрос отделался коротким - "это такое удобрение", что не прояснило, а только запутало. Зачем в сигареты кладут удобрение? Среди одноклассников на этот счет бытовали разные мнения, но превалировала мысль, что селитра нужна, чтобы сигареты были не такие вредные. Логика присутствовала: в отличие от папирос, у сигарет есть фильтр, чтобы пропускать в легкие меньше дыма и есть селитра, чтобы дым был не такой вредный. Из этого вытекало, что если курить (а курить необходимо, это даже не подвергалось сомнению), то курить нужно именно сигареты.

Наша шпана курила уже со второго класса. Но то шпана. Шпана собиралась в стаи, терроризировала младших, играла в футбол и ругалась неприличными словами. Курила наша шпана за школой вместе с такой же шпаной из старших классов. Старшая шпана умудрялась где-то доставать сигареты целыми пачками, хотя детям сигареты не продавали, как бы они не просили. Мы смотрели на нашу шпану с осуждением и тайной завистью. Курение считалось необходимым атрибутом взросления.

Однажды кто-то из моей компании выиграл на перемене три сигареты. Во что мы тогда играли? Скорее всего, в коробок. Почему вдруг на кону оказались сигареты, я не знаю. Но они оказались. После уроков мы разбрелись готовить домашнее задание и условились, что вечером соберемся на пустыре возле штаба. Штабом нам служили бетонные кольца, брошенные неизвестными строителями в самой середине заболоченного и заросшего чертополохом пустыря. То был штаб нашего класса. Другие имели штаб под мостом или за железной дорогой, на крыше "сточетвертого" дома или в гаражах за поликлиникой. Иногда свой штаб приходилось защищать от чужих, случались и потасовки. В тот вечер мы шли на пустырь, как идут революционеры "на тайную сходку", озираясь, опасаясь слежки одноклассниц и членов родительского комитета. Мы развели костёр, чтобы был виден дым костра, а дым наших сигарет нет. Костры на пустыре жгли постоянно, и жители окрестных домов привыкли к тому. Костры на пустырях были нормой. На них жарили хлеб, плавили свинец для бит и кастетов, в них кидали шифер и баллончики из-под лака для волос. Конечно, возле костров и курили.

Нас было шестеро на три сигареты. По двое на одну сигарету. По двое третьеклассников на короткую сигарету "Нева" с бумажным фильтром. И мы закурили. Мы курили не в затяг, потому что не знали, как нужно курить "правильно". Мы набирали дым в рот и выдували его тоненькими струйками вверх с видом независимым и гордым. Мы сплёвывали в пыль и ругались неприличными словами, потому что были взрослыми. Когда сигареты истлели, мы бросили окурки в костёр и стали обсуждать, сколь много вреда мы могли себе этим курением нанести. По всему выходило, что вреда не так и много, но нужно обязательно сделать для организма что-то полезное. Мой одноклассник Денис Самсонов пустил по кругу пачки с гематогеном и витамином С, а после долго и натужно жевал битумную смолу, чтобы уничтожить запах.

К курению мы тогда не пристрастились, но покуривать стали. Сигареты же обсуждали постоянно. К седьмому классу мы казались себе большими специалистами в этом вопросе. На первом месте нашего рейтинга стояла "Арктика" с черным фильтром. Их курила шпана, и потому это считалось особо крутым. Для того, чтобы быть крутым, нужно было носить подвернутые наружу кирзачи, пэтэушную куртку из синей болоньи и курить сигареты "Арктика". Если ты не входил в число местной шпаны и курил "Арктику", то мог случайно огрести дюлей. "Арктика" - только для крутых, для нас все остальное. Из этого остального мы предпочитали югославские по семьдесят копеек: "Югославия" в красной пачке и "Седеф" в серой. У "Югославии" был белый фильтр, и это казалось нам необычайно важным. Белый фильтр служил антитезой черному фильтру "Арктики". Мы курили "Ленинград" в твердой пачке и "Космос" в мягкой, "Золотое руно" и "Пегас", "Тройку" и "Друг". "Тройка" была ароматизированной, и нам это не нравилось. У "Пирина" нас смешил бумажный фильтр. Но, несмотря на то, что перепробовали мы практически всё, школьное курение казалось факультативным.

Отец курил только на работе в институте. Дома с сигаретой я его никогда не видел, потому долго считал, что он у меня некурящий. Бывало, что дома собиралась компания и начинала дымить на кухне, и отец тоже почему-то оказывался с сигаретой. "Я не в затяжку, - говорил он мне, - балуюсь". В восьмом классе он взял меня с собой в экспедицию на Алтай. Мы ехали в одном купе с начальником партии и его женой. Начальник вёз с собой два небольших чемодана, обтянутых серым дерматином. Когда он открыл один из них, оказалось, что там только сигареты: несколько блоков сигарет "Шипка". Я понял, что впервые вижу профессионала курения. Во втором оказалось "Родопи" его жены: только сигареты, и больше ничего. Одни сигареты на весь чемодан, уложенные блок к блоку, пачка к пачке, плотно, так что не осталось даже места, чтобы впихнуть книжку или носки. К концу сезона его запас сигарет иссяк, начальник укатил в Свердловск и привез оттуда ещё целый рюкзак "Шипки".

Позже, в математической школе мне попался класс, в котором почти никто не курил. Почти - это значит никто кроме моего приятеля Дениса Самсонова, перешедшего в матшколу вместе со мной и удивительного человека по фамилии Батонов. Однажды Батонов опоздал на урок физики и вошёл в класс уже после начала урока. В руке он держал крупноячеистую авоську с учебниками и пачкой "Беломора". Смелый был человек. Вольнодумец.

На первом курсе Университета я с курением боролся. Мы ходили с Самсоновым по курилкам и ножницами отстригали сигареты дымящим однокурсникам. Удивляюсь, что нас тогда не побили. А после первой сессии мы, не сговариваясь, закурили по-настоящему. Курили "Ту" или "Стюардессу", иногда "Опал", совсем редко "Интер". Болгарские сигареты стоили сорок копеек пачка. Тех, кто курил "БТ" в твердой пачке называли буржуями. "БТ" стоили дорого, не то шестьдесят, не то восемьдесят копеек и, при стипендии в сорок рублей, казались непозволительной роскошью. Факультетские пижоны доставали откуда-то лицензионный кишиневский "Марльборо" или финский "Бонд". Эти сигареты не нужно было разминать, они дымились без участия человека даже в пепельнице, могли и вовсе истлеть, если куритель о них забывал, отбиваясь от паровоза на мизере.

В армии мы курили белорусский "Космос" и всякие овальные сигареты вроде "Ватры" и "Стрелы". Самыми противными считалась "Стрела", а высшим кайфом было выменять у хохлов киевскую "Приму". Все знали, что киевскую "Приму" курит английская королева. Дембеля уверяли, что каждый месяц наш МИД посылает ей коробку сигарет дипломатической почтой. В правдивости этих рассказов никто не сомневался. Если представлять английскую королеву курящей "Приму", то, конечно, не спрятавшейся за колонной Букингемского дворца и выдувающей дым в кулак. Королева должна курить, сидя в кресле, наклонившись к маленькому ломберному столику, согнув руку в локте и поставив локоть на инкрустированный черепаховым панцирем столешницу. Сигарета обязательно должна быть вставлена в мундштук из бивня слона, добытого в восточных колониях. В такой мизансцене "Прима" уже не кажется оксюмороном. Ну, что поделать, если у Елизаветы такой вкус? Они же там и сыр с плесенью едят, и ничего, нормально все.

Моя университетская любовь Даша Миронова прислала в часть блок "Лигероса". Среди прихиппованной ленинградской интеллигенции курить кубинские сигареты считалось неким шиком: сладкая бумажка, покрошенный в труху сигарный табак, аромат такой, что если дымить на углу Невского и Владимирского, то ощущается уже в районе театра Ленсовета. Дембеля "расстреляли" у меня две трети блока, но вечером всё вернули, сказав, чтобы эту шмаль я курил сам. Дикие люди.

Я вернулся в Ленинград как раз, когда пропали болгарские сигареты. Пропали отечественные сигареты, пропали даже папиросы. Оставался только "Беломор" фабрики имени товарища Клары Цеткин. Этот "Беломор" был совершенно удушающим и среди курильщиков не котировался. Курильщики покупали окурки у бабушек, которые продавали их на остановках троллейбусов в стеклянных литровых банках. Сколько это чудо стоило, уже не вспомнить, но спросом пользовалось. Тогда же все завели себе мундштуки. У меня был короткий пластмассовый, у Дениса Самсонова длинный из дерева, а наша красавица Даша Миронова изящно вставляла окурок в длинный наборный из янтаря. Она сидела в кафе при академической столовой, наклонившись к замызганному столику, поставив тонкий локоть на серую столешницу, заставленную стаканами с обкусанными ободками. Пальцами в лайковых перчатках она изящно держала свой янтарный мундштук с окурком "BT" и выдувала дым струйкой между нервных губ. Она была прекрасна, и Денис Самсонов на ней женился. Он опередил меня с предложением ровно на неделю. Слава богу, весь мир пришёл ко мне на помощь: появился гуманитарный немецкий "Ювел", египетская "Клеопатра", американская "Магна" и корейская "Птичка". Последнюю, по правде сказать, курить было невозможно. Дым щипал язык и напоминал о корейском конфликте.

Вскоре открылась граница с Польшей, и всё как-то наладилось. В кооперативных ларьках торговали "Марльборо", "Ротмансом" и прочими достижениями западной цивилизации. Курить становилось интереснее, в воздухе пахло свободой и виржинским табаком.

Денис Самсонов через год развёлся, ушел из Университета, а ещё через год основал страховую компанию. Даша уехала в Америку, где закончила Гарвард и родила двоих девочек. А я всё курю.




© Даниэль Орлов, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.




Словесность