Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




ЧЕРНАЯ  ТОПЬ

Продолжение


Части:  1   2   3 




В восемь вечера постучалась Лида и предложила поужинать. В меню было то же, что и вчера, правда, картошка на сей раз оказалась свежесваренной. Как и утром, девушка не выразила готовности составить им компанию, да Алекс и не решился просить ее об этом, не зная, чем чреват похмельный Лыткарев. Наконец начало темнеть, и путешественники улеглись спать. Сергей почувствовал укол совести, вновь занимая кровать; если называть вещи своими именами, то он не оказал Алексу услугу, а, напротив, втравил того в неприятную и, похоже, опасную историю - и все лишь из-за того, что поленился развернуться вовремя. Так что у него не было никаких оснований монопольно претендовать на более комфортное ложе; однако Коржухин успокоил себя мыслью, что пока что один оплачивает все их расходы (несмотря на высказанную хичхайкером готовность возместить свою часть). Успокоенная совесть, однако, если и необходимое, то явно недостаточное условие хорошего сна; Сергей долго ворочался, переворачивал подушку относительно прохладной стороной, но в комнате, где оконная щель вновь была закрыта, было, должно быть, слишком жарко и душно. Алекс тоже шевелился в темноте, а затем Сергей услышал, как заскрипели половицы.

- Ты куда? - тихо спросил он, переворачиваясь на правый бок.

- Разрешите отлучиться в сортир, товарищ командир? - осведомился Алекс.

- Отлучайтесь.

- Слушаюсь!

Алекс, однако, сказал ему неправду. Он решил просто малость проветриться. Он помнил все предупреждения, полученные со вчерашнего вечера, и не был расположен к отважным рейдам по ночному Игнатьеву, однако говорил себе, что если он чуть-чуть пройдется по улице Ленина и сразу повернет назад, то с ним ничего не случится. Однако эта мысль, казавшаяся вполне логичной в сенях (кажется, именно так следовало называть переднюю в подобном доме), с каждым шагом по направлению к калитке теряла свое очарование. Ночь была ясной, но безлунной; ни один огонек не рассеивал мрак. Подойдя к калитке, Алекс внезапно понял то, что они могли заметить еще сутки назад - даже на главной улице Игнатьева не было фонарей. Он все же отпер калитку и ступил на асфальт улицы, но здесь остановился, не решаясь отойти от дома. Тьма и тишина окружали его со всех сторон; лишь мерно свиристели ночные цикады, да иногда легкий ветерок шелестел в кронах садовых деревьев. Было, вероятно, не позже одиннадцати - в такой темноте Алекс не мог разглядеть циферблат часов - однако, насколько хватало глаз, нигде не светилось ни одного окна. Одни лишь звезды сверкали в небе над Игнатьевом, словно холодные бриллианты - яркие, крупные, незнакомые жителям больших городов. Казалось, что это именно они, а не цикады, звенят в ночи.

Откуда-то донесся протяжный крик ночной птицы. Алекс вспомнил о сотнях километров лесов и болот, окружающих этот странный город; подумал о мертвом грузовике, глядящем выбитыми фарами на заброшенную дорогу; представил себе, каково сейчас на черном озере. От этих мыслей у него похолодело в животе... и в этот миг он услышал за спиной шаги. Мелкие, дробные... не человеческие.

Прошло, наверное, две или три секунды - показавшиеся, однако, Алексу минутами - во время которых хичхайкер стоял, как вмурованный в асфальт, не в силах повернуться и взглянуть на то чудовище, которое приближалось к нему из темноты. Наконец он решился и резко развернулся, готовясь броситься бежать.

Однако бежать было не от кого. По улице Ленина неспешно трусил их старый знакомый - тот самый козел, что первым встретил их в Игнатьеве. Алекс узнал его по обломанному рогу. Вполне себе заурядный представитель подотряда жвачных парнокопытных... если, конечно, не принимать в расчет то обстоятельство, что обыкновенно одомашненные представители этого подотряда не имеют привычки гулять по городу ночью.

Животное, не обращая особого внимания на человека, деловито просеменило мимо и двинулось дальше по улице. Уже после того, как козла поглотила тьма, Алекс все еще слышал, как цокают по асфальту его копытца. Затем хичхайкер поспешно повернулся и зашагал к дому; сердце его все еще колотилось, словно после стометровки на время.

Уже поблизости от крыльца, чувствуя себя в относительной безопасности, он остановился и вновь посмотрел на усеянное звездами небо. Что ни говори, а зрелище было красивым. Алекс никогда особо не увлекался астрономией, но сейчас пожалел, что у него нет при себе телескопа или хотя бы мощного бинокля.

Насмотревшись на небесное великолепие, Алекс повернулся в сторону крыльца - и сердце его, совсем было успокоившееся, вновь сорвалось в галоп. Неподалеку от него под деревьями стояла безмолвная и неподвижная фигура.

- Алекс, - услышал он тихий голос Лиды. Должно быть, девушка стояла на улице давно и привыкла к темноте, раз поняла, что это он; ее он видел лишь в виде едва различимого, сливающегося с деревьями силуэта.

- Лида?

- Алекс, расскажи мне о большом мире, - внезапно попросила она, и обстоятельства этой просьбы удивили его больше, чем ее переход на "ты".

- А что, учитель географии с этой задачей не справляется? - хичхайкер не мог обойтись без иронии.

- Не смейся над моим отцом, - строго сказала она.

- Извини. Что ты хочешь узнать?

- Все. Нет, не где какие города и горы... Мне интересно, на что похожа жизнь там, за пределами Игнатьева.

- Хорошо. А ты расскажи мне, на что похожа жизнь внутри Игнатьева, - Алекс говорил с шутливой интонацией, но весь напрягся в ожидании ответа. Днем Лида явно боялась откровенничать, но, возможно, сейчас?

- А ты разве не видел? - ответила она вполне скучным тоном, но ему показалось, что ее голос чуть дрогнул.

- Может быть, я видел не все?

- Значит, оно не стоило внимания.

Алекс так не думал. Более того, и то, что он видел, заслуживало детальных разъяснений. Но, похоже, Лида не решалась их дать. Может быть, позже удастся ее разговорить?

- Ну что ж, - сказал он, - тебе повезло с источником информации. Сам я из Тюмени, но бывал в разных местах. В том году в Москве был, сейчас вот во Владивосток еду...

Однако прежде, чем Алекс успел углубиться в подробности своей богатой автостопнической биографии, скрипнула дверь, и на пороге появился еще один силуэт. Вышедший на крыльцо не зажигал света, но по огоньку папиросы Алекс понял, что это не Сергей. Ситуация была не из лучших - хоть они и не делали ничего предосудительного, хозяин явно не одобрял контактов дочери с приезжими, и теперь, застав их ночью в саду наедине...

- Лида, иди спать, - только и сказал Лыткарев. Голос его звучал скорее устало, чем гневно.

Лида молча повернулась и пошла в дом. Алекс замер на месте, подумав вдруг, что Лыткарев мог и не разглядеть его в темноте. Тот, вроде бы, подтвердил это предположение - он просто молча стоял на крыльце и курил.

- Молодой человек, - сказал он наконец.

Алекс понял, что прятаться больше нет смысла, и подошел к крыльцу. Окурок, словно метеор, прочертил темноту и рассыпался искрами, ударившись о землю.

- Вы, конечно, считаете себе умнее всех, - спокойно произнес Николай Кондратьевич, - но если не хотите крупных неприятностей - держитесь подальше от моей дочери.

- Мы просто разговаривали, - ответил Алекс.

- Вас предупредили, - резюмировал Лыткарев и вошел в дом. Хичхайкеру ничего не оставалось, как тоже вернуться в свою комнату.

- У тебя что, понос? - ворчливо приветствовал его Сергей.

- Уже и воздухом подышать нельзя.

- Есть у меня подозрение, что ночной игнатьевский воздух может быть вреден для здоровья.

Алекс улегся на свое покрывало и спустя минуту уже спал. Сергей тоже на сей раз уснул практически мгновенно.




Когда Коржухин открыл глаза, снова было светло. В голове со сна крутилась фраза "Нет бога, кроме Минтяжмаша, и Вторчермет - пророк его!" "Вредно ездить по советским улицам", - подумал Сергей и поднес руку с часами к глазам.

- Алекс, ты в курсе, сколько времени?

- Ммм...ммм?

- Почти десять. Этот Игнатьев - просто какое-то сонное царство. Со школьных времен по стольку не дрых.

- Ва уж, - зевнул Алекс. -Я тоже спал, как убитый.

Это заурядное выражение в нынешних обстоятельствах резануло слух Сергея. Он вспомнил собственный сон. На сей раз он плыл на корабле, подозрительно напоминавшем "Титаник". Вокруг клубился густой туман, но вода была прозрачной, и в ней плавали небольшие льдины. Однако не они представляли опасность для корабля. Из глубины медленно всплывали, раскорячившись, раздувшиеся белесые мертвецы. Поднявшись на поверхность, утопленники обретали подвижность, подплывали к кораблю и начинали драть обшивку длинными когтями и грызть зубами. Все на судне, и Сергей в том числе, знали, что им ничего не стоит прогрызть дыру в стальных листах, и капитан велел включить сирену, чтобы отогнать их. Поначалу это сработало, но затем мертвецы вновь осмелели и опять поплыли к кораблю. Тогда пассажиры выстроились вдоль борта и принялись выкрикивать заклинания. Кажется, фразу про Минтяжмаш и Вторчермет крикнул Сергей.

Прежде, чем покинуть комнату - как он надеялся, навсегда - Коржухин оставил на столе еще пять рублей. На сей раз он решил не афишировать отъезд и был только рад, когда по пути к машине им не встретился никто из хозяев.

- Может быть, вода еще и не сошла, - сказал Алекс, забираясь на сиденье.

- А ты не каркай.

- Просто готовлюсь, чтобы не слишком сильно разочаровываться.

Коржухин повернул ключ зажигания. Мотор молчал. Сергей почувствовал, как холодная волна страха разливается вверх от живота.

"я знал я знал я так и знал"

Он еще раз попробовал завести двигатель - с тем же результатом.

- Проблемы? - поинтересовался Алекс.

Сергей, ни слова не говоря, вылез из машины и открыл капот. Увидев выражение его лица, хичхайкер поспешил к нему присоединиться.

- Вообще-то я не специалист по моторам, - сказал Алекс, - но, по-моему, тут не хватает каких-то деталей.

- Каких-то - это мягко сказано, - ответил Сергей, глядя на провода от аккумулятора, которые теперь уже никуда не вели. -Выкрутили все, что могли унести.

- А как же сигнализация? Не сработала?

- Сработала, - Сергей вдруг понял, что означала сирена в его сне. Когда это произошло? Казалось, что сон был совсем недавним, но вряд ли это было так. Наверное, ночью или ранним утром... Впрочем, в этом городе, наверное, такое можно проделать и в полдень, и никто не помешает. Сергей огляделся по сторонам. Улица, как обычно, была пуста. Ему вдруг представилось, что за окнами всех этих домов сейчас стоят игнатьевцы, жадно разглядывая двух растерянных человек возле обездвиженной машины, тычут пальцами, корчатся от беззвучного смеха... и чем больше они смеются, тем больше меняются - пальцы становятся длинными, узловатыми, с кривыми когтями, уши оттопыриваются, меняют форму, обрастают бахромой, хохочущие рты растягиваются, превращаясь в оскаленные пасти...

Сергей сорвался с места и бросился в дом. Он словно спешил поймать гоблинов с поличным, пока те вновь не превратились в людей. Без стука рванув на себя дверь комнаты Лыткарева, Сергей ворвался внутрь.

Хозяин дома сидел за столом, подперев голову руками. Он обернулся, и в его внешнем облике не было ничего необычного.

- Кто это сделал? - рявкнул Сергей.

- Что такое? - нельзя сказать, чтобы в голосе Николая Кондратьевича звучало особое удивление.

- Вы знаете! Ночью у нашей машины выпотрошили двигатель.

- Ну и причем тут я? Обращайтесь в милицию.

- Вы должны были слышать сигнализацию!

- Вы же ее не слышали, - пожал плечами Лыткарев.

- Могу я поговорить с вашей дочерью? - сбавил тон Сергей.

- Она тоже ничего не слышала.

- Откуда вы знаете?

- Она бы мне сказала.

- Николай Кондратьевич, - сказал Сергей уже совсем другим тоном, словно советуясь со старшим другом, - вы действительно думаете, что милиция нам поможет?

- Это маленький городок, - ответил Лыткарев. -Если милиция хочет что-то найти, здесь это трудно спрятать.

- Вчера вы пытались предупредить нас, что мост обрушен, - Сергей решил идти ва-банк.

- Я? - удивление Лыткарева выглядело в лучшем случае на четыре с минусом. -Я вообще об этом не знал. Я говорил, что дорога плохая, не ремонтировали давно, только и всего.

"Ну все, теперь мы точно на подозрении, - подумал Сергей. -Он настучит. Хотя кой черт - теперь, зря, что ли, нам машину раскурочили..."

- Ладно, извините. Мы пойдем в милицию.

Алекс был против этой идеи, говоря, что это означает сунуть голову тигру в пасть, на что Сергей ответил, что они уже находятся у тигра в желудке. После непродолжительной дискуссии в милицию решено было идти вместе.

На первом этаже игнатьевского ГУВД не было привычной Сергею (к счастью, лишь по телерепортажам) клетки обезьянника; впрочем, ГУВД все же не районное отделение, каковых, однако, в столь маленьком городе просто не было. Справа от входа находилось помещение дежурного за стеклянной перегородкой, дальше налево и направо уходил коридор с закрытыми дверями кабинетов, а прямо поднималась лестница на второй этаж.

- Здравствуйте, - сказал Сергей, подходя к перегородке.

Дежурный - не Сермяга, но тоже сержант, хотя, вероятно, лет на пятнадцать моложе и килограммов на двадцать легче - молча поднял на них глаза.

- Тут такое дело... - Коржухин неожиданно почувствовал смущение, - короче, у нас машину сломали...

- Вы уверены, что она не сама сломалась? - голос у милиционера оказался грубый и неприятный.

- Какой там сама, двигатель выпотрошили так, что он теперь на второй багажник смахивает!

- Вы знаете, кто это сделал?

- Откуда?

- Ну это ж ваша машина. Что, ничего не видели и не слышали?

- Была ночь, мы спали. Это что, уже вопросы для протокола?

- Протокол потом будет. Заявление пишите, - он просунул в окошко сложенный листок бумаги, не предложив при этом ручку. Впрочем, Сергей достал из кармана свою и оглянулся в поисках подходящей горизонтальной поверхности. Таковой не наблюдалось. Сергей, мысленно чертыхнувшись, приложил бумагу к стене.

- Как писать? Шапка какая? - спросил он.

В этот момент раздался низкий гудок зуммера. Сержант снял трубку бездискового телефона.

- Слушаю, тарищ капитан. У меня? Приезжие вот пришли. Да, эти. С машиной у них там что-то. Нет, не угон. Хулиганка, скорее всего. Да. Понял, тарищ капитан.

Милиционер положил трубку.

- Поднимитесь сейчас на второй этаж, 21 кабинет, - сказал он.

- Вас сам капитан примет.

Сергей и Алекс послушно двинулись в сторону лестницы. Сергей по-прежнему держал в руке листок бумаги. На лестнице он посмотрел на листок, сложил его и сунул в карман.

- Войдите! - откликнулся бодрый голос из-за двери в ответ на его нерешительный стук.

Кабинет выглядел так, как он и должен был выглядеть. Зарешеченное окно, широкий стол с массивной коричневой лампой (Сергей так и представил себе, как ее направляют в глаза подследственному), телефоном, несколькими папками и письменным прибором (пятидесятых, наверное, годов, если не раньше), перед столом - стул, обитый зеленой клеенкой, слева от стола - если смотреть от входа - большой сейф, справа и ближе к двери - маленький столик, придавленный громоздкой пишущей машинкой (тоже явно не моложе письменного прибора), в противоположном углу - рогатая вешалка, пустая по летнему времени. Над столом висел непременный портрет Дзержинского. Для полноты антуража не хватало только полной пепельницы и запаха табачного дыма; как видно, хозяин кабинета не курил.

- Капитан Березин, - представился он, поднимаясь. -Начальник игнатьевского ГУВД.

Капитану было лет сорок, он был невысок, однако благодаря худощавой фигуре и длинному лицу казался выше. Лицо с небольшими залысинами можно было бы даже назвать интеллигентным, но цепкий холодный взгляд глубоко посаженных глаз портил это впечатление.

- Сергей Коржухин, - представился Сергей. -А это...

- Я знаю. Мне Сермяга о вас докладывал. У нас гости редкость, сами понимаете. Так что случилось? Вы присаживайтесь, вон, возьмите из-за машинки второй стул.

- В общем-то, дело наше, наверное, не уровня начальника ГУВД, - сказал Сергей. Атмосфера кабинета будила в нем непривычную робость, тем более понятную, что Игнатьев был, мягко говоря, не совсем обычным городом.

- У нас городок маленький, мне приходится всем заниматься. Я тут единственный офицер милиции, остальные сержанты одни. Так что у вас, что-то с машиной?

Сергей изложил суть дела. Березин сочувственно кивнул.

- Да, безобразие. Не иначе как молодежь развлечься решила. Ну сами посудите, кому нужны ваши детали, у нас тут машин таких марок нет.

"А какие есть?" - хотелось спросить Сергею. За время их экскурсии по городу они не видели ни одной машины, кроме "КАМАЗа". Однако он счел за благо не поднимать эту тему.

- Так что, вы можете их найти? - спросил он вместо этого, имея в виду не столько злоумышленников, сколько пропавшие детали.

"А вдруг и впрямь местная власть не имеет к этому отношения?" - мелькнула у него надежда.

- Найдем, конечно. Опросим всех трудных подростков, они и расколются. Город-то маленький, выбор невелик.

- И когда?

- Ну... если повезет, то сразу, а может, несколько дней подождать придется. Вы уж не взыщите. Неудобно прямо: так редко кто к нам заезжает, и такое вот гостеприимство. Весь город, мерзавцы, опозорили.

Зазвонил телефон.

- Мэр, должно быть, - доверительно сообщил Березин. -Он всегда мне в это время звонит, - капитан снял трубку. -Березин слушает. Доброе утро, Егор Михалыч. Да в общем нормально, одно происшествие только. Гостей тут наших обидели. Да, приезжих. Двигатель им в машине разобрали. Конечно, Егор Михалыч. Как раз у меня сейчас. Хорошо, я передам. До свидания.

- Ну, можно сказать, дело ваше взято под самый высокий контроль, - вновь обратился он к путешественникам. -Сам мэр возмущен этим хулиганством. У него как раз есть свободное время, он приглашает вас зайти. Тут рядом, на площади.

- Мы знаем, - сказал Алекс. Сергей не был уверен, что это следует афишировать.

- А заявление? - спросил он.

- Не обязательно. Я ваши показания слышал, потом подпишете.

Сергей хотел настоять, но подумал, что здесь, вдали от любых проверяющих, эта бумажка все равно ничего не значит.

Они вышли из здания милиции и, миновав указующего Ленина, вошли в особняк под триколором. Внутри слева от входа сидел еще один сержант - похоже, самый молодой из всех.

- Мы к... - начал Сергей.

- Знаю. Проходите на второй этаж, там направо.

Они поднялись по укрытой потертым алым ковром лестнице и почти сразу оказались перед дверью с большой табличкой:

М Э Р
Дробышев
      Егор Михайлович      

Дверь была обита черным дерматином, в котором утопали гвозди с золотыми шляпками; Сергей потянул на себя блестящую золотом ручку, понимая, что за дверью должна находиться приемная - она там и находилась. В приемной за столом с неизменной пишущей машинкой, отодвинутой, однако, в сторону, сидела секретарша, посаженная на это место явно не за внешние данные - ей было хорошо за тридцать, и волосы, стянутые сзади в строгий пучок, делали ее еще старше. Как и охранник на входе, она пресекла попытку вошедших представиться и сделала приглашающий жест в сторону двери уже непосредственно мэрского кабинета.

Просторный кабинет, некогда, несомненно, принадлежавший еще царскому городничему, сохранял остатки антикварной роскоши, изрядно разбавленные, впрочем, советским убранством. Центр его занимала классическая Т-образная конфигурация столов (впрочем, ножка у Т была намного короче, чем в высоких начальственных кабинетах крупных городов). У столов стояли стулья, живо вызывавшие в памяти роман Ильфа и Петрова (Сергей пересчитал - их и впрямь оказалось 12). За креслом мэра находилась стойка для знамен - саму ее за столом не было видно, но видны были два торчавших рядом знамени - трехцветное российское и красное с желтой бахромой советское. В книжном шкафу слева Сергей заметил небольшой бюстик - по всей видимости, Ленина; переведя взгляд на стену позади мэрского стола, он не увидел на ней ожидаемого портрета, однако невыгоревший прямоугольник показывал, что портрет был. "Неужто ради нас сняли?" - изумился Коржухин.

В кабинете находились двое. Сам мэр, поднявшийся из-за стола при появлении гостей, был невысокого роста, плотный, но не сказать чтобы толстый, с одутловатым, идеально-овальной формы лицом. Венчик седых волос обрамлял желтоватый купол его лысины. Его глаза под практически отсутствовавшими бровями казались выпученными и в целом производили неприятное впечатление - в голове у Сергея промелькнуло когда-то прочитанное сравнение с пуговицами от кальсон. Возможно, то был лишь эффект обстановки, но Сергей подумал, что, встретив этого человека хоть на улице, хоть на пляже, хоть где еще, моментально признал бы в нем советского чиновника средней руки - никем иным обладатель такой внешности быть просто не мог.

Второй, сидевший по другую сторону стола, справа от перекрестия Т, и также повернувшийся, а затем поднявшийся навстречу вошедшим, был крупным мужчиной, наверное, почти на голову выше Дробышева. Его большой костистый череп был совершенно лыс. Очки с толстыми стеклами в мощной роговой оправе цеплялись за мясистые оттопыренные уши, не придавая, впрочем, своему обладателю ни намека на интеллигентность; внешность этого человека был подходящим ответом на вопрос "как выглядит полная противоположность аристократизму и утонченности". Он был, вероятно, чуть моложе Дробышева - лет пятьдесят или около того, но выглядел, однако, заметно хуже. Несомненно, некогда он был весьма силен физически, но сейчас в его облике чувствовалась не столько сила, сколько обременяющая тяжесть. Похоже, этот человек был болен, и, скорее всего, серьезно.

- Здравствуйте, - сказал Сергей ("Здрасьте", - кивнул Алекс), - мы не помешали? - он покосился на крупного мужчину.

- Нет, все в порядке. Мы с Кузьмой Емельянычем как раз все обсудили, - ответил Дробышев. -Проходите, пожалуйста.

Они двинулись к мэрскому столу, рефлекторно выбрав левую сторону Т, подальше от Кузьмы Емельяныча. Тот, в свою очередь, молча окинул оценивающим взглядом сперва одного, затем второго. Странный это был взгляд, совсем не подходящий к ситуации. Так смотрит опытный донжуан на молоденькую девушку.

- Да, некрасиво получилось, - продолжал говорить Дробышев. -Вы уж, товарищи, на весь город из-за какой-то шпаны обиды не держите. Отыщем, непременно отыщем. Вы присаживайтесь, - несмотря на лучившееся радушие, руки подошедшим к его столу он так и не подал. -Ну зато погостите у нас, воздухом подышите.

- Воздух у вас, конечно, замечательный, - ответил Сергей, - но вообще-то мы спешим. Мы ведь к вам случайно заехали, - он счел нужным подчеркнуть последнюю фразу, ибо этот внезапный прием в мэрии наводил на мысль, что их принимают за кого-то другого.

- Случайно, конечно, случайно, - закивал мэр. -Кто ж в нашу глушь специально-то поедет. И захочешь - не доедешь, дороги сами видели какие.

- Как вы только сами по ним ездите, - закинул удочку Сергей.

- "КАМАЗ" проходит, и ладно, - не обманул его ожиданий мэр.

- Хотя и то летом в основном. Зимой тут снега по три метра, весной и осенью грязи по пояс.

- Что ж, вы так и живете, отрезанные от мира?

- А что делать, если область денег не выделяет? Да, впрочем, нам и не привыкать. Вы историю Черной Топи-то, небось, не знаете?

- Какой Черной Топи? - Сергей и Алекс спросили это одновременно и с усмешкой посмотрели друг на друга, Дробышев тоже улыбнулся.

- Черная Топь - это название нашего города до революции, - пояснил он. -Игнатьевым он в 25-ом году стал. А основали Черную Топь беглые каторжники, в XVIII веке еще. Забрались поглубже в леса и болота и построили здесь село. У них и женщины были, какие с воли к мужьям добрались, какие - шалашовки каторжные, а потом уж и в других таежных селах невест сватали, и пробирались к ним сюда целыми семьями всякие обиженные да от властей пострадавшие... Но правительство долго про Черную Топь ничего не знало, чуть ли не полвека. Потом, конечно, прознали, прислали солдат, с ними - чиновников, жителей переписали, беглых, кого дознались - в колодки (не первого поколения, тех уж, почитай, в живых не осталось, а кто недавно прибился), остальных податями обложили, в общем, обычное дело. Перед революцией уже город был, каменные дома, лесопилка, пушная торговля - вот только дорог нормальных никогда не было. При Сталине было провели шоссе, а потом все опять все в запустение пришло. А Игнатьевым город в честь товарища Игната назвали, он тут первым советскую власть устанавливал. Да вы, небось, видели ему памятник.

- Нет, - удивился Сергей.

- Ну как же, на площади перед клубом.

- Там Савицыну. С.Д.

- Так это он и есть! Товарищ Игнат - его партийная кличка. Как, значит, он в 25-ом помер от язвы, так и переименовали. Несгибаемый был человек, истинный большевик. Ни себя, ни других не щадил, вот здоровье и не выдержало. Он сам-то не местный, его из губернии прислали.

- У вас тут, наверное, и краеведческий музей есть? - осведомился Алекс не без ехидства.

- Нету, - развел руками Дробышев. -Был, как раз в мемориальном доме товарища Игната. Но несколько лет назад случился пожар, такая жалость... Все экспонаты сгорели. Дом-то деревянный был.

- Действительно печально, - согласился Алекс. -Извините, а у вас тут буфета нет часом? А то мы не завтракали.

- Сейчас организуем! - воскликнул Дробышев и нажал кнопку селектора: -Леночка, нам четыре чая. И бутерброды.

- Видите ли, какое дело, Егор Михалыч, - Сергей сплел пальцы и устремил взор на полированную поверхность стола, - мы, конечно, благодарны вам за радушный прием, но проблема в том, что мы действительно спешим. Если мы не сможем уехать в ближайшее время, позвольте от вас позвонить? Понимаю, что межгород, я готов заплатить...

- Увы, - развел руками Дробышев, - я бы рад, но не работает телефон. Обрыв где-то на линии, весь город без связи. А линии у нас тут сами понимаете на сколько километров тянутся... Местный вот только, - он кивнул на свой троекратно телефонизированный стол. -Так что быстрее ваша машина починится, чем телефон.

- Ну хорошо, тогда бы мы в райцентр съездили и оттуда позвонили, - не сдавался Сергей. -Ваш "КАМАЗ" берет пассажиров?

Мэр коротко переглянулся с Кузьмой Емельянычем, на протяжении всей беседы сидевшим молча.

- Это можно, - согласился Дробышев, - только тоже подождать придется. Летом мы хоть и часто туда машину гоняем - считай, на весь год закупки делаем - однако ж не каждый день. Денька через три-четыре наш водитель поедет.

- А пораньше никак? - гнул свое Сергей. -Мы бы заплатили за бензин и вообще...

- Да что вы все - "заплатить", "заплатить", мы ж не в Америке, - как будто даже обиделся мэр. -Мы ж понимаем. Но увы - раньше не получится. Машине профилактика нужна, потом, торф с заготовок перевезти надо...

"Врете, торф вы на лошадях возите", - подумал Сергей, а Алекс в это время как бы между прочим поинтересовался:

- А что, у вас на весь город одна машина?

- Вот видите, какой у нас тут медвежий угол, - принужденно рассмеялся мэр. -Кстати, тут и впрямь медведи водятся.

- А что со второй случилось? - не успокоился Алекс. Сергей пихнул его ногой под столом, но было поздно. -Той, что на шоссе? - закончил хичхайкер.

- А, это целая детективная история, - ответил Дробышев. -Только эта машина не вторая, когда она еще бегала, она единственной была. Тогда у нас в городе убийство произошло... Вы, пожалуй, решите, что у нас тут прям Чикаго какое-то. Но нет, это уникальный случай был. Хулиганство, конечно, бывает, но чтоб такое... В общем, парня одного убили, его же приятель и убил. То ли они там девушку не поделили, то ли просто по пьянке... Короче, убийца, когда понял, что натворил, решил бежать. Грузовик угнал. Водитель помешать пытался, так он его сбил. Спасибо нашему доктору, вытащил, можно сказать, с того света мужика... Так вот, выскочил убийца из города, гонит по шоссе, а наш сержант Сермяга на мотоцикле - за ним. Обогнал, знаки подает - сдавайся, дескать, в воздух выстрелил - а тот мало того что жмет вперед, так и Сермягу протаранить попытался. Пришлось стрелять на поражение...

- И что же, застрелил? - осведомился Алекс.

- Да, от полученной раны преступник скончался на месте.

- А грузовик что же? Почему на шоссе бросили?

- Так первая пуля в радиатор попала, аккурат что-то там в моторе попортила... А грузовик старый был, его все равно уже списывать собирались. Так и списали, не стали чинить.

- Ну а что ж в сторону хотя бы не оттащили?

- А кому он там мешает? Движение у нас тут не очень оживленное, - улыбнулся мэр. Внезапная улыбка возникла и на мрачном лице Кузьмы Емельяныча, словно Дробышев отпустил какую-то шутку, понятную им двоим.

- Давно это было? - спросил Сергей.

- Да уж лет пятнадцать, почитай.

Вошла секретарша с чаем и бутербродами. Бутерброды были без особых изысков - сыр и ветчина, по всей видимости, и то и другое - местного приготовления. Чай, разлитый по стаканам с подстаканниками, словно в поезде, оказался теплым и не более чем, но, по крайней мере, сладким. Очевидно, в мэрии сахар все-таки был.

- Как там в Москве? - поинтересовался Дробышев, глядя на Сергея и ритмично жуя бутерброд.

- Не знаю. Я оттуда в 96-ом уехал. Только по телевизору и вижу. Вы тут телевизор-то смотрите?

- Ну, не совсем же мы дикие, - усмехнулся мэр. -Первый канал принимаем. Хотя все равно сигнал слабый, помехи большие.

На этом разговор как-то выдохся. В молчанье допили чай. Дробышев поставил свой стакан и откинулся в кресле, благодушно поглядывая на приезжих. Молчаливый Кузьма Емельяныч тоже смотрел на них сквозь очки, и Сергей заметил, что левый глаз у него как-то странно косит - не просто даже вбок, а вбок и вниз. Меж тем солнце поднялось уже высоко, и в кабинете становилось душно. "Почему в мэрском кабинете нет кондиционера? - мелькнуло в голове у Коржухина. - Или хотя бы обычного вентилятора."

Пауза затягивалась, и гости чувствовали себя все более неуютно.

- Ну мы пойдем, пожалуй, - приподнялся наконец Сергей. -Спасибо, что приняли, я, честно говоря, еще ни разу не разговаривал с мэром города.

- У нас тут не Москва, - ответил удовлетворенный Дробышев, - у нас тут к каждому человеку внимание. Вы уж не обижайтесь на нас из-за этих хулиганов. В ближайшие дни все будет в норме.

- Спасибо, - еще раз сказал Сергей.

- До свиданья, - сказал Алекс.

Они вышли, чувствуя спиной тяжелый взгляд Кузьмы Емельяныча.

- Врут они про грузовик, - убежденно заявил Коржухин, едва они вышли на улицу.

- Очень может быть, - согласился хичхайкер.

- Не может быть, а точно. Допустим, первая пуля и впрямь повредила мотор. Настолько, что дальше машина ехать не могла. Наверное, это так и было, раз они не пригнали машину обратно в город. Тогда зачем было стрелять в водителя? Деваться ему было уже некуда - только выходить с поднятыми руками. Ну, допустим, он выскочил и побежал в лес - тогда бы его шлепнули уже на улице. Но его застрелили в кабине. Стало быть - Сермяга и не собирался брать его живым. Без вариантов.

- М-да, - не нашел что возразить Алекс.

Полные мрачных размышлений, они дошли до дома #36. Капот "Фронтеры" был открыт; вокруг автомобиля с деловитым видом прохаживался Сермяга, заглядывая то в салон, то в недра выпотрошенного двигателя. Чуть в стороне, возле мотоцикла сержанта, стоял Лыткарев, скрестив руки на груди и наблюдая за происходящим.

- Здравия желаю, - приветствовал подошедших Сермяга. -Вот, провожу осмотр места происшествия.

Сергей в этом сильно сомневался. Однажды ему приходилось видеть, как работает милиция на выезде - тогда у них во дворе взорвали машину одного бизнесмена. Милиционеры фотографировали, что-то замеряли, укладывали какие-то предметы в полиэтиленовые пакеты - в общем, сразу было видно, что люди заняты делом. Сермяга же просто прохаживался вокруг. С того момента, как Коржухин его увидел, сержант уже несколько раз смотрел под капот, потом отходил в сторону, потом подходил и смотрел снова.

- Ну и как? - осведомился Сергей, делая вид, что верит этому спектаклю. -Есть какие-то зацепки?

- Следствие покажет, - туманно ответил Сермяга. -Из салона у вас ничего не пропало?

- Нет, - ответил Коржухин. Накануне он забрал из машины все мало-мальски ценное, включая свой газовый пистолет. Не то чтобы он предвидел то, что случилось, но просто чувствовал себя спокойнее, имея эти вещи под рукой.

- Ну тогда здесь я закончил, - Сермяга направился к мотоциклу.

- Поехали, Николай Кондратьич.

- Он что же, причастен? - спросил Алекс.

- Бог с вами, товарищ Ситников, что ж вы человека обижаете? Просто свидетельские показания снять надо.

Лыткарев молча забрался в коляску. Звучно затарахтел мотор. Сергей и Алекс гуськом прошли через калитку.

- Интересно, Лида дома? - спросил Коржухин, когда они вновь оказались в своей комнате.

- Наверняка. Не могли же они оба бросить дом, оставив нас тут хозяйничать.

- В таком случае, самое время тебе вспомнить свои навыки по очаровыванию девушек. Постарайся выманить ее на разговор куда-нибудь на крылечко.

- Так-так, - ухмыльнулся Алекс, - что я слышу от поборника пуританских нравов?

- Не ерничай. Ты прекрасно понимаешь, что я хочу осмотреть дом. Заодно, может, вытянешь наконец из нее что-нибудь интересное.

- А если вернется Лыткарев?

- Не знаю, зачем его увезли, но это наверняка надолго. Если бы нужно было просто еще раз его припугнуть, это можно было сделать и в доме. Думаю, как минимум полчаса у нас есть. Да и звук мотоцикла я услышу.

- А если он вернется пешком? Это даже скорее всего.

- Попытайся как-нибудь его задержать. Задействуй Лиду, а сам предупреди меня. Импровизируй.

- Если Лыткарев нас с ней застукает - и импровизировать не придется, - мрачно заметил Алекс. -Шум будет покруче, чем от мотоцикла.

- Ну устройте ваше романтическое свидание где-нибудь в саду, где вы заметите его раньше, чем он вас. Короче, Алекс, я на тебя надеюсь.

- Легко сказать, - пробурчал хичхайкер, но больше, видимо, для порядка.

- Если Лида спросит - скажи, что у меня разболелась голова, и я отлеживаюсь, - дал последнюю инструкцию Сергей.

- Плавали - знаем, - отмахнулся Алекс, приглаживая волосы рукой. -Я как, нормально выгляжу?

- Для автостопщика ты просто красавец, - заверил его Коржухин, укладываясь на кровать и возлагая ноги в туфлях на железную спинку.

Хичхайкер вышел. Прошло всего лишь минуты три, прежде чем его переговоры увенчались успехом - за дверью скрипнули половицы, и Сергей услышал тихий голос дочери Лыткарева, что-то отвечавшей хичхайкеру. Затем стукнула входная дверь - Алекс, кажется, хлопнул ею нарочито громко. Сергей подождал еще пару минут, на случай, если девушка передумает, а затем встал, прихватил на всякий случай фонарь и, машинально стараясь двигаться беззвучно, вышел в сени.

Первым делом он направился в комнату Лыткарева. Обе тумбы стола оказались заперты; Сергей, впрочем, и не рассчитывал на обратное. Он подошел к книжному шкафу. Русская классика, Горький, Маяковский, Шекспир, Бальзак, Диккенс... довольно большое собрание Жюля Верна... отдельная полка с математическими справочниками... плотные ряды томов Большой Советской Энциклопедии... в общем, ничего необычного, если не считать отсутствия хотя бы одного современного глянцевого переплета и более-менее современных имен авторов. Коржухин вынул наугад несколько книг. 1939, 1948, 1954, 1951, 1957, 1940... Самая новая из попавшихся ему книг была издана в 1965 году.

Нельзя сказать, чтобы это открытие стало для Сергея неожиданным. Он еще раз окинул придирчивым взглядом корешки книг. Возможно ли, что какая-то из них скрывает внутри совсем не то, что написано на обложке? Воображение рисовало самые разные вещи - от вложенного в книгу тонкого листка, исписанного убористыми строчками, до прорезанного в страницах углубления под пистолет. Но, чтобы проверить это, надо было вынуть и перетряхнуть каждую книгу - а на это у него, скорее всего, не было времени.

Платяной шкаф тем более не преподнес сюрпризов: вверху - одежда на вешалках, внизу - постельное белье. Сергей подошел к кровати Лыткарева, приподнял покрывало, заглянул под матрас. Ничего. Он еще раз окинул взглядом комнату. В потолке был люк на чердак. Вот бы где интересно побывать, но где лестница, неизвестно, да и быстро убрать ее в случае опасности не получится. Коржухин разочаровано хмыкнул и направился к двери.

В большой комнате осматривать было явно нечего, за исключением люка в полу. Значит, погреб здесь все-таки был. Сергей подумал, услышит ли он сигнал опасности, если спустится, но, взглянув на часы, решил рискнуть.

Из темноты открытого люка пахнуло влажной прохладой. Прежде чем спускаться, Коржухин пошарил в темноте лучом фонаря. Свет пробежался по деревянным полкам, отразился от банок с солениями. Сергей полез вниз. Изнутри погреб тоже выглядел вполне обыденно. Картошка, морковка, соленые огурцы. Ни трупов, подвешенных на крюках для туш, ни покрытых слизью когтистых рук, высовывающихся из кадок. И все же здесь Сергей чувствовал себя особенно неуютно. Словно... словно в разрытой могиле. "Какая чушь!" - сердито сказал он себе и полез наверх.

Следующей на очереди была кухня. Сергей обвел взглядом уже знакомый антураж, и взгляд его снова задержался на холодильнике. В прошлый раз мысль о том, что там может быть что-то странное, была изгнана с позором, но сейчас она вернулась и потребовала свои права с решительностью, удивившей самого Коржухина. Он взялся за ручку дверцы. Сердце бешено стучало. Он чувствовал себя, словно жена Синей Бороды, стоящая перед заветной дверью и нервно тискающая в руках маленький ключик, который минуту спустя сделает ее проступок необратимым. Когда Сергей, наконец, потянул ручку на себя, он уже почти не сомневался, что внутри окажется в лучшем случае дохлая кошка, а в худшем - отрезанная человеческая голова.

В холодильнике с мягким щелчком зажегся свет, озарив почти пустое белое нутро. Лишь на второй полке стояла початая банка томатного сока. В морозилке Сергей обнаружил большой завернутый в бумагу кусок масла.

- Идиотизм, - сказал Коржухин вслух. - Я - трезвомыслящий человек. Что еще за фантазии в духе тупых ужастиков?!

Он прошел мимо плиты, заглянув на всяких случай в духовку, и подошел к стенным шкафчикам. В одном, как и следовало ожидать, была посуда, в другом - водка. "А действительно ли это водка? - усомнился вдруг Сергей. - Я знаю лишь, что это прозрачная жидкость, разлитая в водочные бутылки." Однако стоявшая с левого краю початая бутылка - очевидно, уже новая, а не та, что в прошлый раз - развеяла его сомнения: достаточно было лишь снять крышку и приблизить нос к горлышку, чтобы почуять густой алкогольный дух.

Повернувшись направо, Сергей обнаружил дверь, которую не видел раньше. Она вела в узкую кладовку, расположенную между кухней и комнатой Лиды по другую сторону от соединявшего их коридора. Внутри, как и положено, оказалась всякая всячина: колченогий табурет, стул с треснувшей спинкой, прислоненный к стене старый ржавый велосипед, стоящие носами врозь болотные сапоги, старинная ножная швейная машина, похоже, сломанная, сваленная в кучу старая одежда, пара поставленных в угол удочек, ящик со столярным инструментом, большой бумажный змей и бог весть какой еще хлам. Все это основательно заросло пылью и паутиной. Сергей несколько раз громко чихнул. "Дурацкая планировка, - подумал он. -Куда логичней было прорезать дверь из коридора, а не из кухни. Представляю, как они затаскивали сюда велосипед." Некоторое время он пытался откопать что-нибудь любопытное во всем этом барахле, опрокинул банку с краской, к счастью, давно засохшей, уронил на себя тяжелый лист многослойной фанеры, порвал рукав рубашки торчавшим откуда-то ржавым гвоздем и, в конце концов, чертыхаясь и отряхиваясь, выбрался из кладовки. Оставалось последнее помещение - комната Лиды. Коржухин прислушался, все ли спокойно снаружи, а потом потянул на себя дверную ручку. Дверь издала уже знакомый ему негромкий скрип.

Как и ожидал подсознательно Сергей, комната девушки выглядела уютней, чем апартаменты ее отца. Помещение Лыткарева казалось каким-то нежилым: слишком много пустого пространства, голый стол, голые стены, строгие ряды академических изданий в шкафу. Жилище Лиды было меньше, и уже одно это создавало совсем иное ощущение - не пространства, а убранства, хотя меблировка не отличалась особым богатством: у левой стены - узкая металлическая кровать с неполированной тумбочкой в изголовье, у правой - ближе к окну небольшой стол с прибитыми над ним двумя книжными полками, а ближе к двери - трехдверный платяной шкаф, плюс один стул, придвинутый к столу, а другой - у стены рядом с тумбочкой; вот, собственно, и все. Однако на стене между полками и шкафом задорно тикали ходики, чей циферблат изображал забавную усатую физиономию, с каждым тик-таком поводившую глазами влево-вправо, стол был накрыт цветастой клеенкой, на которой стояли какие-то вырезанные из дерева безделушки и лежала раскрытая книга, на тумбочке, покрытой вышитой салфеткой, стояла фотография в украшенной резьбой деревянной рамке. Сергей взял фотографию в руки. Черно-белый снимок изображал счастливую семью - мужа, жену и между ними девочку лет тринадцати в венке из одуванчиков, которая весело хохотала, обнимая за плечи родителей, улыбавшихся дочке и друг другу. Не требовалось проницательности Шерлока Холмса, чтобы понять, кого изображает фото. Судя по возрасту Лиды, снимок был сделан лет пять назад; Лыткарев, однако, выглядел на нем моложе лет на пятнадцать. Как видно, смерть жены сильно подкосила его.

Дверца тумбочки легко открылась; внутри оказалась всякая женская дребедень, включая и полупустой флакон советских еще духов, которые унюхал Алекс. Сергей совершенно не разбирался в подобного рода вещах, однако с удивлением отметил, что Лида, очевидно, пользуется косметикой. По ее облику это не было заметно. Выходит, связи Игнатьева с внешним миром все же не столь призрачны, раз здесь можно достать столь необязательные предметы.

Больше в тумбочке ничего не было, к разочарованию Коржухина; он надеялся обнаружить что-нибудь вроде дневника. Его не особо смущала мысль, что он роется без спроса в чужих вещах: во-первых, в городе творилось нечто странное и, весьма вероятно, опасное, так что не до условностей, а во-вторых... во-вторых он был просто любопытен. Сергей лукавил, говоря Алексу, что романтические тайны его не интересуют; он был достаточно рассудителен, чтобы не впутываться ради них в неприятности специально, но раз уж все равно впутался...

Он подошел к столу и поднял книгу, почти уверенный, что это окажется какая-нибудь муть про любовь. Удерживая пальцем раскрытые страницы, перевернул обложкой к себе. Эдгар Алан По. Однако. Книга, разумеется, была старой, изданной в 1960 году. Наследие оттепели, стало быть - вряд ли ненужные советскому человеку упаднические буржуазные ужастики издавались при Сталине... Лида читала "Маску Красной Смерти". Сергей хорошо помнил этот рассказ. Впервые он прочитал его в возрасте 11 лет, вечером один в пустой квартире. Родители ушли в театр, а старший брат, член астрономического кружка, был в Ленинграде - тогда это был еще Ленинград - на конференции школьных научных обществ. И вот Сережа, усевшись на диван и включив бра - ибо уже темнело - читал о замке, где посреди умирающей от страшной эпидемии страны веселились гости принца Просперо, о жуткой черной комнате, где гулко били часы эбенового дерева, наполняя страхом сердца самых рассудительных, и о безмолвной фигуре в саване и маске мертвеца, появившейся неизвестно откуда ровно в полночь, с последним ударом часов, и размеренной поступью движущейся между пятящимися от ужаса гостями... "Раздался пронзительный крик, и кинжал, блеснув, упал на траурный ковер, на котором спустя мгновение распростерлось мертвое тело принца. Тогда, призвав на помощь все мужество отчаяния, толпа пирующих кинулась в черную комнату. Но едва они схватили зловещую фигуру, застывшую во весь рост в тени часов, как почувствовали, к невыразимому своему ужасу, что под саваном и жуткой маской, которые они в исступлении пытались сорвать, ничего нет..." Сережа обладал живым воображением, и ужас, охвативший его, лишь ненамного уступал ужасу гибнущих придворных. Ему показалось, что в соседней комнате что-то скрипнуло; складки занавески на окне словно обрисовывали стоявшую за ней фигуру; к тому же в сети скакнуло напряжение, и бра стало светить тусклее... Все оставшееся время до прихода родителей Сережа провел, забившись с головой под одеяло, сжавшись в комок и закрыв глаза. Ни до, ни тем более после ни одно произведение не вызывало у него такого безраздельного ужаса. Конечно, сейчас вспоминать об этом было смешно, но тогда...

Но в чем Сергей был уверен, так это в том, что он бы никому не позволил оторвать себя от чтения подобной вещи на середине. Тем паче что рассказ невелик, и другие дела могут немного подождать. Значит, или Лида в действительности не любит литературу ужасов и читала По только от скуки - что было весьма вероятно - или же, черт побери, Алекс действительно успел ей понравиться. Что ж, в нынешних обстоятельствах это, пожалуй, и не худший вариант...

У стола не было ящиков, так что больше здесь осматривать было практически нечего. Сергей поднял и повертел перед глазами деревянную фигурку медведя на задних лапах. Это явно не был покупной сувенир; вероятно, в свое время резьбой по дереву увлекался сам Николай Кондратьевич. "Впрочем, почему бы и не Лида?" - подумал Сергей, ставя медведя на место. Он уже собирался заглянуть для очистки совести в шкаф, но тут со стороны сеней донесся какой-то грохот и вопль Алекса: "Уййя!"

Коржухин опрометью бросился из комнаты Лиды. В первое мгновение его занимала лишь мысль о том, успеет ли он добежать до двери отведенной им комнаты, прежде чем появятся хозяева. Он успел - и, не останавливаясь, выскочил на крыльцо.

Там он застал следующую картину. Хичхайкер сидел на ступеньках, вытянув правую ногу, согнув левую и обнимая ладонями лодыжку этой последней. Перед ним, на земле у крыльца, сидела на корточках Лида, и выражение лица у нее было встревоженное. От калитки к этой парочке быстро шагал Лыткарев.

- Что случилось? - спросил Сергей.

- Нога, блин! - ответил Алекс страдальческим тоном. -Оступился...

Внезапно по ноткам неподдельной боли в его голосе Коржухин понял, что это - не спектакль, разыгранный с целью предупредить его. То есть, возможно, изначально это и был спектакль, но Алекс, бросившийся в дом, действительно споткнулся на крыльце и повредил ногу.

Подошедший Лыткарев тоже опустился на корточки, решив, как видно, не расследовать, случайно ли его дочь и постоялец оказались рядом.

- Показывайте, - велел он.

Алекс послушно расшнуровал кроссовку, задрал штанину и спустил носок. Лодыжка быстро опухала.

- Сильно болит? - осведомился хозяин дома.

- Сначала жуть просто, - сконфуженно признался Алекс, - сейчас уже легче.

- Боль острая или тупая?

- Тупая.

Лыткарев посмотрел на лодыжку, затем осторожно потрогал ее. Алекс поморщился.

- На перелом не похоже, - констатировал Николай Кондратьевич. - Просто подвернул, скорее всего. Само пройдет.

- К доктору надо! - горячо возразила Лида.

- Да ерунда это все, - скривился Алекс.

- Ничего не "ерунда", - в голосе девушки появились строгие нотки, словно у матери или учительницы, отчитывающей нерадивого ребенка. -Борис Леопольдович - хороший врач, опытный. Пусть посмотрит. Здесь недалеко, в конце улицы Жданова...

- Не так уж недалеко, - заметил Коржухин. Это на машине было близко, а идти пешком с человеком, подвернувшим ногу...

- Так вы ж там, небось, кружным путем оказались, - Лиду вовсе не удивила его осведомленность. - А тут напрямую можно, огородами. Я покажу дорогу.

- Лида! - Лыткарев явно не пришел в восторг от этой идеи.

- Николай Кондратьевич, по-моему, нет ничего страшного, если Лида нас проводит. Среди бела дня, - добавил Сергей. Он уже взвесил "за" и "против" и решил, что визит к доктору уж явно не опасней визита в местную милицию или мэрию - а Алекса желательно как можно скорее поставить на ноги.

Лыткарев хотел было что-то сердито возразить, но затем вдруг махнул рукой, повернулся и пошел в дом.

Алекс еще немного посидел на крыльце, затем Сергей помог ему подняться. Обняв Коржухина правой рукой за плечи, хичхайкер похромал вперед, следом за уверенно шагавшей Лидой.

Пройдя с полсотни метров по улице Ленина, они нырнули направо в очередную щель между заборами, за которой начиналась узкая заросшая тропка. Слева и справа тянулись то покосившиеся плетни, то ржавые проволочные сетки, а то и глухие дощатые заборы. Кое-где тропинка совсем терялась в зарослях лопухов, репейника и крапивы; и если последнее обстоятельство не могло волновать Сергея и Алекса с их брюками, то юбка Лиды заканчивалась лишь чуть ниже колена, а чулок в эту летнюю жару она, естественно, не носила; тем не менее, девушка бесстрашно шагала вперед. Сергей, впрочем, предпочел бы иное проявление бесстрашия - однако дочь Лыткарева по-прежнему не склонна была что-либо рассказывать, хотя здесь их уж точно не мог услышать никто посторонний.

К больнице они вышли сзади, миновав захламленный пустырь, где среди каких-то полусгнивших ящиков, вросших в землю железяк, обломков мебели, линялого тряпья и прочего частично уже скрытого репейником мусора покоился насквозь проржавевший остов "эмки". На единственной уцелевшей бурой дверце кто-то старательно процарапал неизменное трехбуквенное сочетание. От всего этого безобразия больницу отделял неширокий овраг, через который переброшен был дощатый мостик; за оврагом Лида свернула направо и, дважды обогнув углы каменной ограды, вывела своих спутников на ту самую тропинку, которую они видели, когда приезжали сюда на машине.

Не доходя до главных ворот, девушка остановилась перед калиткой.

- Здесь пройдете по дорожке к левому флигелю и там на крыльцо, - напутствовала она и, не дожидаясь ответа, повернулась и легкой походкой, чуть ли не в припрыжку, отправилась обратно. У Алекса тут же мелькнула мысль, что ей не очень-то хочется встречаться с хорошим врачом Борисом Леопольдовичем - но рука Сергея уже протянулась к калитке. Протяжно скрипнули петли.

В этой части больничного парка росли невысокие сосны; их длинные пожелтевшие иглы устилали узкую тропинку. В воздухе стоял приятный запах хвои. Несомненно, прогулки здесь были вполне благотворны для здоровья, однако в это время в парке не было видно больных. Поначалу Сергей не придал этому значения, однако, проходя мимо единственной на этой дорожке скамейки, заметил, что она тоже засыпана иглами; там лежала даже пара маленьких шишек, и вид у них был гнилой и влажный. Похоже было, что на эту скамейку давно никто не присаживался.

Наконец они добрались до невысокого, в две ступеньки, крыльца флигеля, и Коржухин потянул на себя дверь, на сей раз отворившуюся беззвучно. Они оказались в обычном холле медицинского учреждения, с окошком регистратуры впереди, небольшим, на полдюжины вешалок, гардеробом справа и уходившим налево коридором. Гардероб был, естественно, пуст по летнему времени; однако никого не было видно и в регистратуре. Сергей просунул голову в окошко и с недоумением оглядел комнату, имевшую совершенно заброшенный вид: полки картотечных шкафов были совершенно пусты, равно как и стол регистраторши; стула не было вовсе. Сергей провел пальцем по пыльной поверхности стола, осмотрел грязный палец и вытер его о штаны.

- Похоже, тут сегодня неприемный день, - пробормотал Алекс, который стоял, держась за стену.

- Наверное, действующая регистратура в главном корпусе, - пожал плечами Коржухин. -Но Лида почему-то направила нас сюда. Ну, раз уж пришли, давай все тут осмотрим. Дверь была незаперта, значит, кто-то здесь есть...

- Пойдем-ка лучше назад. Дверь ловушки, знаешь ли, тоже обычно не запирают.

- Убежать ты, с твоей ногой, все равно уже не сможешь, - логично возразил Сергей. -И вообще, я помню, что Игнатьев - странное место, но давай все-таки не впадать в паранойю, - он решительно двинулся по полутемному коридору, оставив Алекса на прежнем месте. Миновав засиженный мухами настенный "Санпросветбюллетень" с незамысловатыми стихами типа "Доктора говорят: папироса - это яд!" и рисунком черных легких курильщика, а затем - выход на лестницу, Сергей подошел к двери кабинета номер 1 (ничего, кроме номера, табличка на двери не содержала), постучал, затем подергал ручку - без всякого успеха. Тот же результат ждал его с кабинетами 2 и 3. Уже без особой надежды Сергей дернул дверь кабинета номер 4, находившуюся в торце коридора - и так вдруг легко распахнулась.

В нос ударил запах лекарств, не ощущавшийся в холле. После коридорного полумрака кабинет показался ослепительно белым. Белыми были стены, шкаф с прозрачными дверцами, кушетка и стол; за столом вполоборота к Сергею сидел человек в белом халате и читал книгу. Он повернул голову.

- Здравствуйте, - сказал Сергей, смущенный своим резким вторжением.

- Добрый день, - ответил врач без малейшего удивления. -Вы ко мне?

- Наверное ("И почему на дверях не написаны специальности врачей?") Только не совсем я. Это мой друг, он повредил ногу...

- Не может идти?

- Может, он уже здесь.

- Очень хорошо, зовите вашего друга, - голос доктора был мягким и располагающим, с чуть заметным приятным грассированием. Столь же располагающим было и округлое интеллигентное лицо, словно сошедшее с одного из тех портретов, которые часто можно встретить на стенах медицинских учреждений; для полного сходства не хватало только пенсне и бородки клинышком. Доктору было, наверное, лет пятьдесят.

Сергей выглянул наружу и сделал знак рукой Алексу. Тот поковылял к кабинету. Когда они вошли уже вдвоем, врач мыл руки над раковиной. Закончив, он тщательно вытер их махровым полотенцем и обернулся к вошедшим.

- Вы ведь прежде у нас не бывали? Позвольте представиться - Борис Леопольдович Барлицкий, главный врач игнатьевской городской больницы.

- Да мне не к главному, - с чего-то вдруг заробел Алекс, - мне к травматологу просто...

- Не беспокойтесь, вы пришли по адресу - позвольте узнать ваше имя-отчество?

- Алоизий Петрович, - хичхайкер еще больше смутился.

- Очень хорошо, Алоизий Петрович. Присаживайтесь пока на кушеточку. Так как карты у вас нет, сейчас мы с вами заведем историю болезни... - доктор открыл ящик стола, убрал туда книгу, достал какой-то бланк и снял золотой колпачок с перьевой ручки. -Фамилия ваша?

- Ситников.

- Ситников Алоизий Петрович... Год рождения?

- 1980.

- Проживаете?

Алекс назвал тюменский адрес. У него мелькнула было мысль соврать, но он вспомнил, что Сермяга внимательно разглядывал его паспорт.

- Где работаете, учитесь?

- Учусь. В Тюменском институте нефти и газа.

- Группа крови?

- Не знаю.

- Это напрасно, свою группу крови надо знать... Хроническими заболеваниями страдаете?

- Да нет вроде...

- Хорошо, очень хорошо... А наследственные болезни в роду были?

- Не знаю, нет, наверное. Доктор, а зачем это? Я ведь только ногу подвернул!

- В медицине, Алоизий Петрович, лишних знаний не бывает. К примеру, окажись у вас гемофилия, и травма, пустяковая для обычного человека, имела бы для вас совсем иные последствия. Не говоря уже о всякого рода аллергиях на лекарства... Но не будем о грустном. Очень хорошо, что у вас всего этого нет. А сейчас давайте посмотрим вашу ногу.

Алекс стащил кроссовку и задрал ногу на кушетку.

- Таак, что тут у нас... Здесь больно?

- Немного.

- А здесь?

- Ой!

- Гм... Может быть, конечно, что и ничего, а может быть и трещина в кости. Точнее может сказать только рентген. Сейчас на втором этаже в шестом кабинете сделаете, я вам выпишу направление... И ногу вам пока что лучше не тревожить. Вы и сюда-то напрасно шли, но, раз уж дошли, погостите у нас немного. Вы ведь не торопитесь?

- Я не хочу в больницу! - испугано сказал Алекс.

- Ну что вы, право же, как маленький: хочу, не хочу... А неправильно сросшуюся ногу хотите? Вам сейчас нужен покой. Сделаем рентген, если надо, наложим гипс... заодно анализ крови сделаем, узнаете свою группу... да и вообще, вы, чай, у врача давно не были? В молодости все думают, что у них здоровья на семерых, знаю, сам таким был... а профилактический осмотр не помешает.

- Доктор, спасибо за заботу, но мы вообще-то не собираемся задерживаться в Игнатьеве, - вмешался Коржухин.

- Да это не надолго. День-два... Я слышал, вы сейчас уехать все равно не можете, вам хулиганы машину сломали? У нас, знаете ли, городок маленький, событий никаких - слухи быстро доходят... Как, простите, ваше имя-отчество?

- Сергей Владимирович. Вообще-то можно просто Сергей.

- Так вот, Сергей Владимирович, не волнуйтесь за своего друга, все с ним будет в порядке. Проведет денек-другой в отдельной палате, чтоб туда-сюда не таскаться. У нас сейчас больных почти нет - население-то небольшое, и народ крепкий, сибиряки... тем более лето, воздух лесной чистый... у нас вообще мало кто болеет. Так что нам ваш друг просто спасенье, чтоб квалификацию не терять, - доктор широко улыбнулся.

- Вот и залЕчите его на радостях, - в тон ему пошутил Коржухин.

- Ну что вы, Сергей Владимирович, больница сейчас для него - самое безопасное место... - доктор присел к столу, выписывая направление. -Значит, сейчас в шестой кабинет, а потом по коридору в главный корпус. Степанида Власьевна вам покажет. Степанида Власьевна!

В соседней комнате, соединенной с кабинетом открытым дверным проемом и предназначенной, вероятно, для перевязок и самых простых операций, послышалось какое-то движение, и затем в проеме появилась дородная женщина в белом халате, с простым, чуть одутловатым крестьянским лицом. Ее появление стало для путешественников полной неожиданностью - особенно для Сергея, ибо Алекс больше думал о своей ноге. Когда Коржухин вошел в кабинет и увидел читающего врача, ему и в голову не пришло, что в соседнем помещении кто-то есть. С другой стороны, кто сказал, что врач и медсестра, скучающие в отсутствие пациентов, обязаны сидеть в одной комнате? Барлицкий коротал время чтением, а у Степаниды, возможно, было какое-нибудь вязание...

Трое вышли в коридор и двинулись к лестнице. Алекс хромал в центре, Сергей поддерживал его справа, а Степанида пристроилась слева.

- Давай помогу, милок, - предложила она. - Не стесняйся, опирайся. Сейчас мы тебя на второй этаж подымем...

- Я тяжелый, - не вполне искренне предупредил Алекс, глядя, как она пытается поднырнуть под его левую руку.

- Ничего, в войну не таких таскала, - ответила медсестра, решительно водружая руку Алекса себе на плечо. Хватка у нее была крепкая, дай бог всякому мужчине. От Степаниды пахло лекарствами.

- В войну? - удивленно повернулся к ней Сергей. Медсестре было никак не больше пятидесяти.

- Ну так я в этом... в Афганистане была, - пояснила Степанида. Коржухину не сомневался, что это неправда, однако промолчал. В свое время СССР куда только не совал свой нос - могло случиться и так, что медсестра из глухого сибирского городка оказалась в числе "советников" в какой-нибудь Анголе или Мозамбике. И до сих пор связана подпиской о неразглашении... Конечно, это тоже больше походило на шпионский роман, чем на правду, но, как Сергей однажды уже заметил, "в нашей стране чудес все бывает" - и Игнатьев, похоже, был наглядным подтверждением этого тезиса.

Вдвоем со Степанидой они легко подняли Алекса по широкой лестнице и подвели к рентгеновскому кабинету. Здесь Сергея внутрь не пустили - хичхайкеру помогала одна лишь Степанида. Вынужденный ждать в одиночестве в пустом коридоре, Коржухин вновь почувствовал беспокойство. Однако в скором времени медсестра снова вывела Алекса в коридор и решительно повернулась в сторону главного корпуса. Хичхайкер уже не пытался возражать - видимо, с больной ногой он чувствовал себя беспомощным. Сергею ничего не оставалось, как занять свое место справа.

Если во флигеле находилось, по всей видимости, амбулаторное отделение, то в главном корпусе располагалась собственно больница. Впрочем, и здесь явно не было наплыва пациентов, равно как и посетителей. Сергей почувствовал бы себя комфортнее, попадись им навстречу пара торопливо шагающих врачей, что-то озабоченно обсуждающих между собой, старик в замызганном халате, пробирающийся по стенке в сторону туалета, цокающая каблучками сестричка со стопкой белья или, на худой конец, уборщица с ведром и шваброй. Но коридор был совершенно пуст, и никаких звуков не доносилось из-за дверей палат. Пустовал даже столик дежурной медсестры в конце коридора. Сергей не мог отделаться от мысли (хотя и понимал всю ее абсурдность), что вся эта больница - фальшивка, гигантская декорация, призванная заманить их в ловушку. Коржухин в очередной раз напомнил себе, что он - здравомыслящий человек, а не герой ужастика, и что какие бы махинации не прокручивало игнатьевское начальство, это еще не значит, что местные жители могут обходиться без лечебного учреждения. К тому же в голове у него начала выстраиваться новая теория...

Степанида открыла дверь одной из палат и сделала приглашающий жест. Тут Сергею пришлось отстать - втроем в дверь они бы не пролезли. Палата, по местным меркам, была класса люкс - просторная и при этом одноместная. Окна выходили в больничный парк с задней стороны здания. Алекс присел на полосатый матрас кровати. Скрипнула металлическая сетка.

- Подождите здесь, - сказала Степанида. -Я белье принесу.

Она вышла, не дожидаясь ответа. Путешественники переглянулись.

- Ну что? - спросил Алекс без всякой уверенности в голосе. - Рвем когти? Хотя из меня сейчас беглец, блин...

- По-моему, Барлицкий нам не враг, - рассудительно заметил Сергей.

- Клятва Гиппократа и все такое? Вообще-то он вроде мужик хороший, но они тут все добренькие. Мэр нас тоже с распростертыми объятиями принял, а ведь, чтобы тут ни творилось, он этим заправляет.

- Помнишь, что сказал Барлицкий? - Сергей понизил голос почти до шепота. - Что тебе тут самое безопасное место. Он ведь неспроста так сказал. Я так думаю, в городе есть два клана. Один - это местная администрация. Мэр, милиция, Кузьма Емельяныч уж наверняка...

- Я, кстати, спросил у Лиды, кто он такой. Говорит - председатель горсовета, у них тут этот самый совет до сих пор... Зверев его фамилия. Он и при Совке председателем был.

- А Дробышев, конечно - бывший секретарь горкома?

- Угу. У них тут, похоже, вся перестройка к смене вывесок свелась.

- Если бы только у них... Ну так вот. Кроме первого клана, есть второй - менее сильный, раз не захватил главные посты, но и не настолько слабый, чтобы первый мог с ним не считаться. И наше появление здесь каким-то образом нарушило равновесие между кланами. Похоже, что первому мы мешаем, но из-за второго он не решается расправиться с нами в открытую. Первая попытка была сделана, когда нас послали через мост. Но второй клан нажал, и с тех пор первый пытается действовать с нами лаской. Внешне, по крайней мере, и до поры до времени.

- Думаешь, машину нам испортил первый клан?

- Не знаю. Может быть. А может, и второй. По-моему, первые хотят побыстрее сплавить нас отсюда. В идеале - на тот свет, но в крайнем случае просто из города. Тогда как вторые, наоборот, хотят задержать, чтобы использовать в борьбе против первых...

- Ну и чем вторые лучше первых, если мы - пешки в их игре?

- Тем, что не пытались нас убить. Тем, что мы нужны им живыми. Я так думаю, вторые хотят использовать нас, чтобы передать во внешний мир сведения о беззакониях первых.

- Не, не сходится. Если бы первые хотели вытурить нас из города, Дробышев ухватился бы за твое предложение отвезти нас на "КАМАЗе" до райцентра.

- И нас бы шлепнули по дороге, а вторые бы это поняли. Тут свои правила игры - первые не могут в открытую нас убить, а вторые - прямо рассказать нам, что здесь творится. Может быть, позже, когда они поймут, что нам можно доверять...

- И Барлицкий, по-твоему, из вторых?

- Да. Может, даже их главный.

- А Лыткаревы? Лыткарев - из первых?

- Если и да, то он - мелкая сошка. Но по-моему, он просто запуган первыми, потому и пьет по-черному. А вот Лида, похоже, сочувствует вторым, потому и настояла, чтобы мы пошли сюда. К тому же, раз первые контролируют силовой блок, логично предположить, что за вторыми - гуманитарный. Барлицкий - врач, Лида работает в клубе...

- Лыткарев в школе, - напомнил Алекс. -Он тоже должен быть вторым.

- Сермяга не позволил бы нам вновь поселиться в доме, где живут одни вторые, - покачал головой Сергей. -Наверное, школа тоже в руках у первых. Да и вообще, мы же не в ролевую игру играем - эльфы хорошие, орки плохие... Тут всякие неоднозначности могут быть.

Едва он умолк, как дверь отворилась, и вошла Степанида с аккуратно сложенным бельем. Через руку ее был переброшен халат. Алекс неуклюже поднялся и присел на тумбочку, пока медсестра стелила постель.

- Халат-то наденьте, положено, - велела она Сергею. Для Алекса предназначалась застиранная больничная пижама, но он не спешил в нее облачаться.

Затем они вновь остались одни, но ненадолго. Их навестил Барлицкий, державший большую кожаную папку в руках.

- Ну-с, Алоизий Петрович, придется вам все-таки у нас отдохнуть, - заявил он, извлекая из папки рентгеновский снимок. -Небольшая трещинка все же имеется. Ничего страшного, конечно, но с бегом и ходьбой придется повременить.

- Я могу остаться здесь на ночь? - спросил Сергей.

- Увы, Сергей Владимирович, посетители у нас только до восьми вечера, кроме особо тяжелых случаев. Порядок есть порядок, - виновато развел руками доктор, словно этот порядок был чем-то вроде божественных заповедей. -Да вы не волнуйтесь, говорю же вам, все будет нормально. Возвращайтесь спокойно домой, а то хозяева беспокоиться станут.

"Намек понял, - подумал Коржухин. -Это тоже часть игры. Вторые сейчас не могут взять под свое покровительство нас обоих, мне придется остаться заложником у первых..." Не сказать, чтобы эта мысль ему понравилась, но пока что правила здесь диктовал не он. Сергей внимательно посмотрел на доктора, и ему показалось, что тот слегка кивнул ему. Когда Барлицкий вышел, Сергей выждал несколько секунд и устремился следом.

Он нагнал доктора в коридоре.

- Уже уходите? - обернулся к нему Барлицкий.

- Нет пока... Борис Леопольдович, вы ничего не хотите мне сказать?

- Травма вашего друга не настолько серьезна, чтобы у меня была необходимость что-то от него утаивать, - улыбнулся доктор. -Но, если желаете, зайдемте сюда, - он открыл дверь пустой палаты, они вошли внутрь и затворили дверь.

- Давайте начистоту, - решился Сергей. Эти ритуальные танцы, когда каждый знает, что другой тоже знает, но оба делают вид, что не знают, успели изрядно его утомить. -Что происходит в Игнатьеве?

- Игнатьев - слишком тихий и маленький городок, чтобы в нем что-то происходило, - не принял вызова Барлицкий.

- Если бы вы заглянули под капот моей машины, вы бы так не говорили, - пробормотал Сергей, сомневаясь, впрочем, что теперь отступление возможно.

- Да, хулиганы, это действительно безобразие. Совсем распоясались. К тому же места здесь глухие, кругом тайга да болота... Это, конечно, нервирует. Знаете, я предложу вам успокоительное, - доктор полез в карман халата.

- Да не нужно мне никакое... - в раздражении начал Сергей и осекся, увидев, что именно извлек Барлицкий из кармана. Меньше всего это походило на пузырек с таблетками, а больше всего - на небольшой черный "браунинг", ибо как раз таковым и являлось.

- Берите, - Сергей ощутил в ладони приятную прохладную тяжесть оружия. -Обращаться умеете?

- На военной кафедре было дело... - Коржухин рассматривал пистолет. Такой он держал в руках впервые и надеялся, что он бьет точнее "макарова", из которого Сергею на военной кафедре так и не удалось ни разу попасть в мишень. Еще сильнее он надеялся, что ему не придется проверять это экспериментально.

- Спрячьте, спрячьте от греха, - поспешно сказал доктор. -Патронов всего три, так что, без крайней необходимости...

- Ясно. Вы-то как без него?

- Меня хулиганы не тронут, - уверенно заявил Барлицкий. -Я местный, и к тому же врач. Вы, главное, не проболтайтесь никому. У меня-то есть разрешение, но вам, сами понимаете, никакого права не имею...

- Ну, я ж не дурак, - Коржухин попытался сунуть "браунинг" во внутренний карман куртки, но там у него с утра уже лежал газовый пистолет; пришлось пока использовать карман халата. Сергей смотрел на доктора, ожидая продолжения, но тот, очевидно, решил, что сказано достаточно, и, кивнув собеседнику, направился к выходу из палаты.

Сергей вернулся к Алексу и застал у него Степаниду, которая накладывала хичхайкеру гипс на лодыжку. Дождавшись, пока она закончит и уйдет, Коржухин рассказал товарищу о разговоре с Барлицким.

- Возьми пока мой газовый, - предложил он в заключение.

Алекс с сомнением осмотрел германского производства "пукалку", понимая, что толку от такого оружия немного, тем более в помещении, но отказываться не стал.

Они просидели в палате до вечера, уже почти не разговаривая, лишь изредка перебрасываясь короткими репликами; а затем вновь пришла Степанида, принесла Алексу нехитрый ужин и напомнила Сергею, что ему пора уходить.

- Уже иду, - сказал Коржухин, но медсестра стояла в дверях и явно ждала, пока он подкрепит слова делом. Он отсалютовал Алексу (подумав при этом, что в ужастике непременно написали бы "у него мелькнула мысль, что он видит своего приятеля в последний раз") и вышел в коридор. Степанида явно собиралась проводить его до выхода, но Сергей использовал самый простой способ от нее отделаться, свернув в туалет (тем паче что такая необходимость и впрямь имелась).

- Халат в конце коридора повесите, - крикнула ему Степанида, из чего можно было сделать вывод, что дожидаться его снаружи она не собирается. Сергей, однако, на всякий случай провел в туалете минут десять. Там резко пахло хлоркой, но было чисто - во всех смыслах: ничьи письменные откровения не разнообразили кафель.

Наконец Коржухин вышел наружу. Коридор был пуст, и за столиком дежурной медсестры по-прежнему никого не было. Вообще, почему обязанности медсестры при Алексе исполняла Степанида? Если ее рабочее место было здесь, то что она делала в кабинете Барлицкого? Ведь не зашла на минуту по вызову начальника - Барлицкий сидел и спокойно читал книгу... Впрочем, если Алекс был единственным пациентом на этаже (во всей больнице?), то ничего особо странного тут не было.

Сергей повесил халат на крючок возле стола медсестры; рядом висели еще два халата, и он не мог вспомнить, были ли они здесь, когда он впервые увидел это место. Свой пистолет он давно переложил в куртку, однако не упустил случая обыскать другие халаты - как и следовало ожидать, безрезультатно. Тогда, еще раз оглянувшись на пустой коридор, Сергей потянул на себя верхний ящик стола.

Ящик открылся без сопротивления, но ничего особо интересного там не оказалось. Какие-то пузырьки с лекарствами, упаковка ваты, коробка с ампулами... Коржухин выдвинул следующий ящик. Он был почти пуст; там лишь лежало зеркальце с витой металлической ручкой и стояла чайная чашка, белая с голубыми цветочками.

Конечно, если медсестра на дежурстве пила чай на своем рабочем месте, в этом не было ничего предосудительного; тем не менее, Сергей поднял чашку и поднес ее к лицу, внимательно рассматривая. И тут же понял, что пили из нее отнюдь не чай. От чашки исходил слабый, но различимый запах водки. А может, медицинского спирта.

При этом розовое пятнышко помады у края указывало, что из чашки действительно пили, и пила женщина. "Шампанское стаканами тянул", - некстати вспомнилось Коржухину. Нет, шампанским тут, в прямом смысле, и не пахнет... Медсестра, прямо на дежурстве лакающая спирт из чайной чашки... м-да. Славный маленький городок Игнатьев. У Сергея вновь обострились сомнения насчет того, стоит ли оставлять Алекса на ночь в больнице. Хотя, конечно, не будь Барлицкий на их стороне, вряд ли он вручил бы им оружие...

Но обстоятельства не позволили Сергею долго размышлять на эту тему. До него донесся звук шагов - похоже, производимый женскими туфлями - и сквозь матовое стекло двери, соединявшей главный корпус с правым флигелем, он увидел неясный силуэт. Была ли это Степанида, или другая сестра? Та, которой принадлежала чашка? Сергей, чувствуя, как бешено заколотилось его сердце, поспешно сунул чашку в стол, задвинул ящик и выскочил на лестницу, стараясь производить как можно меньше шума. Он был уже в конце пролета, когда наверху скрипнула дверь. Успела ли сестра - если это была сестра - заметить или услышать его? Во всяком случае, его не окликнули.

Сергей проскочил первую площадку и продолжал быстро сбегать вниз. Позднее он скажет себе, что его страх был вызван вполне рациональной причиной - ведь его чуть не застукали, когда он рылся в чужом столе. Но в ту минуту он не задумывался, что именно заставляет его перепрыгивать через ступеньки. Он остановился лишь тогда, когда лестница кончилась, уперевшись в выкрашенную белой краской дверь.

Сергей потянул дверь на себя, полагая, что за ней находится холл первого этажа. Однако, сделав пару шагов внутрь, он убедился в своей ошибке.

Он оказался в коридоре, лишенном окон и освещенном неярким светом двух электрических лампочек без плафонов. Стены были выложены белым кафелем. В дальнем конце, возле широкой железной двери, стояла пустая каталка.

И здесь было холодно. Намного холоднее, чем можно ожидать в помещении в летний вечер.

Сергей никогда прежде не бывал в морге - разве что в юные годы, срезая дорогу от своей физматшколы к метро через территорию близлежащей больницы, регулярно проходил мимо неприметного одноэтажного строения с табличкой "Патологоанатомический корпус" - но теперь он сразу понял, где оказался. Он слишком резво бежал, позабыв, что этаж - всего лишь второй; а лестница заканчивалась не на первом этаже, а в подвале, где и размещался морг.

Проводить изыскания в таком месте ему явно не хотелось, и Коржухин повернулся, чтобы поскорее подняться наверх, к теплу и солнцу. Но в этот момент сверху донесся уже знакомый ему стук каблуков. Медсестра, или кто бы там ни был, спускалась по лестнице. Сергею по-прежнему не хотелось с ней встречаться, тем более - поднимаясь из подвала, где постороннему нечего было делать, и он решил переждать пока здесь. Вряд ли она направляется в морг, скорее - на первый этаж; ну а если она все-таки идет сюда, ничего не поделаешь, придется признаться, что по ошибке спустился этажом ниже. Так что он стоял в проеме двери лицом к лестнице, подняв голову и прислушиваясь к шагам, когда сзади на плечо ему легла костлявая рука.

К чести Сергея, он не закричал. Он лишь скакнул вперед, как ошпаренный, запнулся о нижнюю ступеньку лестницы и едва не упал, успев, однако, схватиться за перила. Только тут он вспомнил о своих материалистических убеждениях и обернулся.

Пожалуй, не будь его материалистические убеждения такими прочными, он бы все-таки стремглав бросился вверх по лестнице. Ибо в дверях морга стояла настоящая ведьма. Это была древняя, очень древняя старуха - никак не меньше девяноста, а может, и все сто лет, когда-то, наверное, высокая, но теперь настолько сгорбленная, что рост ее не превышал полутора метров. Желтая, с коричневыми пятнами, кожа, вся словно состоявшая из морщин, столь отчетливо обрисовывала контуры ждущего освобождения от этой ветхой оболочки черепа, что старуха и впрямь казалась вышедшей из могилы. Седые волосы почти совершенно вылезли на темени, но по бокам головы неопрятно свисали до сгорбленных плеч. Крючковатый нос походил на совиный клюв. Старуха была одета в засаленный серый халат, полы которого волочились по полу.

И вот это создание, словно сошедшее с экрана третьесортного ужастика, стояло в дверях морга, откуда только что вышло, и манило Сергея скрюченным желтым пальцем.

- Что вам нужно? - спросил Коржухин, не двигаясь с места.

Старуха что-то прошамкала беззубыми деснами, но голос ее был так тих и невнятен, что Сергею пришлось-таки преодолеть - нет, уже не страх, а брезгливость (он был почти уверен, что от старухи должно вонять мочой) - и подойти поближе.

От старухи действительно дурно пахло, но это не был запах мочи - скорее общий запах дряхлости и близящейся смерти.

- Ты нездешний, - разобрал, наконец, Сергей.

- Допустим, - ответил он. Он не знал, понимает ли его старуха и вообще слышит ли, но раз уж ввязался в этот разговор, надо было отвечать.

- Ты из Москвы? - требовательно спросила она, и ее гноящиеся глаза вдруг осветились какой-то надеждой.

- Из Москвы, - утвердительно кивнул Сергей, чтобы не вдаваться в долгие объяснения.

- Наконец-то! Я знала, я всегда знала, что на них найдется управа! Думают, отгородились лесами да болотами, так и отсидятся? Не выйдет, голубчики! Все, все вам аукнется!

- Что аукнется? - у Сергея вдруг пробудился острый интерес к разговору. - Что происходит в Игнатьеве?

- Письмо! - старуха запустила руку к себе за пазуху и долго шарила под халатом, пока не извлекла мятый пожелтевший конверт. - Все, все в письме! Ты его в Москву свези, да смотри, будь осторожен! Они, если прознают, и костей от тебя не оставят! Как от того в тайге в сорок третьем...

- Кто - они? Дробышев? Зверев? - Сергей брезгливо, двумя пальцами, взял пропитавшийся старческим потом конверт. -Вы можете объяснить на словах, чем они тут занимаются?

- На словах нельзя, - строго покачала головой старуха. - Тут, может, государственная тайна. Ты, главное, письмо свези, в Москву, товарищу Сталину...

- Бабуля, Сталин давно умер, - с раздражением ответил Сергей. Только что старуха говорила столь живо и осмысленно, что он поверил, будто вот-вот узнает правду... хотя, конечно, ему следовало с самого начала понять, что бабка давно в маразме.

- Что ты мелешь, Сталин не может умереть! - рассердилась старуха.

- Бабуля, какой сейчас год? - спросил Коржухин, желая поскорее покончить с этим. Он все еще держал письмо двумя пальцами и теперь различил расплывшиеся чернильные каракули адреса: "Москва, Кремль, Вождю Трудового Народа Товарищу Сталину И.В." Все слова были написаны с большой буквы.

- Девяносто девятый, - ответила старуха. Сергей вздрогнул. Он ожидал услышать "пятидесятый" или что-то вроде. - Ты думал, я не знаю? - продолжала старуха с хитрой усмешкой. - Я знаю. Я отметки делаю.

Наверху, на лестнице, вновь застучали каблуки - на сей раз уже близко. Бабка испуганно вцепилась костлявой рукой в локоть Сергея и попыталась увлечь его в морг. "Прячься! - шипела она. -Прячься скорей!" Коржухин, однако, уже не склонен был слушать полоумную, да и смысла не имело пытаться спрятаться в помещении морга - раз уж некто спускался сюда по лестнице, было очевидно, что как раз туда он, точнее, она, и направляется.

На лестнице показалась медсестра. Не Степанида, другая, лет на пятнадцать моложе.

- Ну опять ты, баба Надя, по моргу бродишь, - с привычной укоризной покачала головой она. Вид незнакомца в этом месте ее, похоже, совершенно не удивил. -Вот ведь неймется-то... Успеешь еще в морг-то! - сказала она вдруг громко, как для глухой.

- Прочь! - зашипела на нее бабка. -Прочь, отродье! Бесам служишь, беса тешишь!

- Пойдем-пойдем, баба Надя, пойдем в твою палату, - увещевала сестра, беря старуху под руку. Только тут она решила заметить Коржухина, точнее, конверт в его руке.

- Все за советскую власть воюет? Письма Сталину пишет? - улыбнулась она, кивая на конверт.

- Да вот, как видите... - смутился Сергей, позволяя без сопротивления забрать письмо.

- На этой неделе второе уже, - доверительно сообщила сестра.

- Старость, как говорится, не радость... А вы здесь как, заплутали, что ли?

- Да вот... Шел в комнату, попал в другую, - вырвалась у Сергея очередная цитата из "Горя от ума". -Думал, тут выход, а тут... хотя, конечно, с философской точки зрения это место тоже можно назвать выходом, - к нему окончательно вернулось самообладание.

- Выход выше, это вы в подвал спустились, - пояснила сестра очевидное. -Сейчас подниметесь, потом по коридору направо, - она посторонилась, пропуская Сергея, и стала неспешно подниматься следом за ним, увлекая за собой все еще способную ходить по лестницам бабу Надю.

Коржухин миновал коридор, просторный полутемный холл с дремавшей в окошке регистраторшей (его порадовало, что хоть здесь она на месте), пошел по центральной аллее мимо мертвого фонтана и, наконец, через калитку возле запертых ворот покинул территорию больницы. Еще не было восьми, и июльское солнце не только висело еще довольно высоко, но даже слегка припекало. Сергей не стал возвращаться коротким путем, показанным Лидой; во-первых, прогулка летним вечером на свежем воздухе намного приятнее сидения в душной комнате, а во-вторых, даже с пистолетом в кармане не очень-то ему хотелось пробираться в одиночестве по той нехоженой тропке между заборами, где, случись чего, и не увидит никто, и даже бежать некуда. Впрочем, даже если его будут убивать среди бела дня прямо на улице Ленина, не факт, что кто-то придет на помощь. Хотя - до сих пор ведь не убили?

Размышляя таким образом, Сергей вышел на площадь и прошел мимо заброшенного здания. Теперь он, наконец, рассмотрел уцелевшую часть вывески:

           ница   
      Г А 

"Больница? - подумал он. -Размещалась здесь раньше? Нет, непохоже. Тогда, очевидно, гостиница. Гостиница "Волга"? Для Волги здесь, пожалуй, малость не та долгота... ГА, стало быть. "Пурга, цинга, ага", - напел он из Щербакова.

Стрелец - к ружью,
Телец - к ручью,
Беглец - в тайгу, в бега...

Стоп! Ну конечно же. Гостиница "Тайга". Закон - тайга, прокурор - медведь. Кажется, весьма актуальный для здешних мест тезис..."

Сергей уже обошел бывшую гостиницу с торца, сворачивая на улицу Ворошилова, когда его остановила новая мысль. Ему вспомнились слова старухи о каком-то человеке, которого убили "в тайге в сорок третьем". Тогда он решил, что бабка путается во времени и вспоминает о каких-то событиях времен Второй мировой. Но что, если речь шла не о той тайге, что окружала Игнатьев, а о гостинице? А сорок третий - может, это вовсе не год, а номер? Тогда бредовая фраза старухи неожиданно обретала осмысленность, и загадочное убийство вполне могло быть на совести нынешних хозяев города. Возможно, одному из последних постояльцев гостиницы удалось что-то разнюхать, и это стоило ему жизни. А потом закрыли и гостиницу.

Сергей огляделся по сторонам - улица, как обычно, была пуста - и двинулся в сторону гостиницы. Не факт, что он решился бы на этот шаг, не будь у него в кармане пистолета, однако оружие придало ему уверенности. Он подошел к двухэтажному зданию со стороны заднего фасада. Дверь черного входа была забита досками, но Коржухину не составило труда влезть в одно из выбитых окон.

Он спрыгнул на трухлявый пол, вдыхая запах пыли и затхлости. Убогая комнатушка, где он оказался, была совершенно пуста; не было даже торчащего из стены куска трубы, который указывал бы, что прежде в номере имелась раковина. Сергей вышел через дверь в коридор. Коридор, по обе стороны которого шли номера, был погружен во мрак - в одних номерах были закрыты двери, в других - окна забиты фанерой, и лишь из пары дверных проемов вдалеке падал вечерний свет. Падал он и из только что покинутой Сергеем комнаты, что позволило разобрать номер над дверью - 17. Номер 43 находился, очевидно, на втором этаже.

Сергей достал из кармана свой фонарик, лежавший там со времени осмотра дома Лыткаревых. На лестнице тьма была полной, но на втором этаже было светлее, здесь уцелело больше окон. Сергей отыскал сорок третий номер и с трудом потянул на себя разбухшую и перекосившуюся дверь.

В этой комнате сохранился стоявший у стены платяной шкаф, естественно, пустой; куда более, однако, удивил Коржухина лежавший на полу матрас. Оконное стекло было выбито; осколки хищно скалились по периметру рамы.

Сергей подошел к матрасу и поднял его за угол. Пол под матрасом не отличался от пола вокруг. "А что ты ожидал там увидеть? - спросил себя Сергей. -Несмываемую лужу крови, как в историях о привидениях?" Он сделал несколько шагов к окну, и вдруг широкая половица под его ногой глухо треснула, и нога провалилась по щиколотку.

Сергей выругался. Этак недолго и компанию Алексу составить. Хотя, конечно, сам виноват, нечего лазить по развалинам, полагаясь на слова полоумной старухи... Он нагнулся, вытаскивая обломки доски, чтобы освободить ногу - и тут же перестал ругать себя за легкомыслие.

Потому что под вытащенной половицей обнаружился блокнот.

Конечно же, он не мог оказаться здесь случайно. Его спрятали, и, скорее всего, сделал это постоялец номера, чувствовавший опасность. Как видно, старуха все-таки была права...

Сергей поднял блокнот и тут же брезгливо поморщился. Снег и дождь много лет подряд попадали в номер через разбитое окно; грязная вода протекала вниз сквозь щели в полу; к тому же, кажется, над блокнотом потрудились и мыши... Грязные слипшиеся листки расползались под пальцами. На первых страницах ничего невозможно было разобрать; чернильные строчки расплылись в мутные полосы. Похоже было лишь, что это дневниковые записи - каждая предварялась короткой строчкой, скорее всего, датой. На очередной странице Сергею удалось разобрать год в этой дате - не то 74, не то 79. Здесь уже можно было понять отдельные буквы и слова - в частности, Сергей смог прочитать фамилию "Дробышев" - но общий смысл оставался еще более туманным, чем в записке жюльверновского капитана Гранта. Следующая страница пострадала еще меньше и была уже вполне читабельна, но на ней оказалось лишь несколько строчек:

"17/IX/74.

Не знаю, что и думать. То ли я схожу с ума, то ли это какой-то грандиозный розыгрыш. Но на банальные махинации в любом случае не похоже. Сегодня побывал на местном кладбище - кто бы мог подумать еще неделю назад, что я туда попрусь? Но ошибки быть не может - там действительно нет..."

На этом запись обрывалась. Дальше в блокноте шли пустые листы.

В общих чертах картина произошедшего здесь четверть века назад была ясна. Некто, приехавший в Игнатьев - и не имевший здесь родных и друзей, раз остановился в гостинице - заподозрил что-то неладное. (Уже тогда! 25 лет назад! Впрочем, Сергей ведь подозревал что-то подобное - и дорога, и грузовик, и книги Лыткарева - все на это указывало; просто боялся себе в этом признаться. Ну даже если не 25, а 10 - разница скорее количественная, чем качественная. Но все же от числа 25 у него как-то особенно похолодело в животе.) Этот приезжий начал собственное расследование; может быть даже, что таковое входило в его служебные обязанности. Он понимал, что это опасно, и отыскал в своем номере плохо державшуюся половицу - в таком бараке это и тогда было нетрудно - под которой устроил тайник для своего дневника. И вот вечером 17 сентября (собственно, почему именно вечером? ну а когда еще писать отчет за день!) он делал очередную запись, когда в дверь требовательно постучали. Может быть даже стук сопровождался словами "откройте, милиция". Тот человек поспешно спрятал свой дневник и пошел открывать, после чего... ну, вряд ли его убили прямо тут, хотя, если он был единственным постояльцем "Тайги"... но скорее его все-таки куда-то увели. "И костей не оставили", сказала бабка. В кислоте, что ли, растворили? Да ну, бред. А вот сжечь, к примеру, в топке электростанции вполне могли. Хотя зачем такие сложности, когда кругом - леса да болота...

А и что странного, если 25 лет, подумал Сергей. Уж где-где, а в России вряд ли стоит удивляться беззаконию, которое длится годами и десятилетиями. Да еще в таком медвежьем углу, где, что называется, сам бог велел местной власти превратиться в мафиозную клику... Вот только мафия - это прежде всего коммерческое учреждение; все прочие ее атрибуты - не более чем способ ведения бизнеса. А в чем заключается бизнес игнатьевской администрации - такой бизнес, ради которого надо блокировать связи с внешним миром и убивать заехавших в город чужаков - Коржухин никак не мог понять. Может быть, на торфозаготовках добывают вовсе не торф? Может, у них тут золото под боком? Алмазы? Правда, все, что он видел в городе, включая и кабинеты чиновников, не производило впечатления особой роскоши. Унаследованный от предшественников добрежневских еще времен комплекс подпольных миллионеров, боящихся демонстрировать свое богатство? Это вряд ли. В городе им стесняться некого, а посторонних здесь давно уже не бывает. А если бывают, то... Пожалуй, только теперь, держа в руках этот блокнот с оборванной на середине фразы записью, Сергей по-настоящему поверил, что его жизнь в опасности. В большой опасности.

В этот момент в коридоре послышались шаги.

Сергея обдало холодом, словно он глотнул жидкого азота. Заметили, как он лез в гостиницу? Разглядели его в окне? Или, может, все-таки идущие не знают, что он здесь?

Он растерянно оглянулся ("надо было закрывать за собой дверь!") и метнулся к шкафу. Первой его мыслью было спрятаться внутрь, но он испугался, что дверцы громко скрипнут, или что он не сможет как следует закрыть их изнутри. Поэтому он просто прижался к торцу шкафа, сжимая потной рукой рукоять наполовину вытянутого из-за пазухи пистолета.

Его надежды на то, что идут не сюда, не оправдались. Шаги на мгновение замерли у двери, а затем скрипнули доски уже внутри комнаты. Кажется, вошедших было двое.

Сергей задержал дыхание, хотя ему казалось, что стук его сердца может не услышать только глухой. Двое, как на грех, остановились - может, и впрямь что-то услышали или почувствовали. Напряжение достигло высшей точки; у Коржухина мелькнула мысль, что вот так люди умирают от сердечного приступа. Затем вошедшие двинулись вперед... мимо шкафа... и в этот момент Сергей, скосив глаза направо, увидел, что следы его туфель отпечатались на пыльном полу. Кажется, в тот же миг это заметили и вошедшие; "Смотри!" - прошептал чей-то голос, и одновременно тот, к кому он обращался, сделал по инерции еще один шаг вперед, оказываясь в поле зрения Сергея и оборачиваясь к нему.

Коржухин рванул из-за пазухи пистолет, выкидывая руку вперед. Он, однако, не собирался сразу же стрелять, и это спасло жизнь стоявшему перед ним десятилетнему мальчишке, который, похоже, совершенно оцепенел от ужаса.

Сергей, наконец, с облегчением выдохнул и опустил "браунинг".

- Все нормально, парень, - сказал он по возможности дружелюбно.

Парень, похоже, так не думал. Он продолжал стоять с открытым ртом, и на штанах у него расплывалось мокрое пятно.

Сергей шагнул из своего укрытия и увидел второго. Это был Петька.

- А, старый знакомый, - Коржухин совсем успокоился и сунул пистолет за пазуху. -Исследуем развалины? Я тоже в детстве, помнится... у нас там целый квартал выселенных домов был, недалеко от Таганки...

Петька ничего не ответил. Вместо этого он обернулся к своему товарищу и заметил случившуюся с тем неприятность.

- Фу, сыкун! - накинулся он на бедолагу. -А еще разведчиком хотел стать!

- Петька, ну я же нечаянно, - захныкал пострадавший. Лицо его из смертельно-бледного быстро становилось пунцовым. -Он как выскочит с пестиком... Ты бы тоже испугался...

- У меня штаны сухие, - холодно констатировал Петька.

- Это приезжий, да? - мальчик попытался перевести разговор на менее ранящую тему.

- Кто же еще...

- Вот что, ребята, - решительно вмешался Сергей. -Вы мне бросьте эту игнатьевскую манеру делать вид, будто меня здесь нет. Давайте-ка присядем и поговорим.

- Не о чем нам говорить, дядя, - хмуро ответил Петька, глядя куда-то в сторону.

- Так-таки и не о чем? - приподнял брови Сергей. -А хочешь, пистолет дам посмотреть? Он настоящий.

Наживка была очень примитивной, но рыбка, похоже, клюнула.

- Витька, дуй домой, - велел Петька. -Все равно разведчика из тебя не вышло. Только смотри не проболтайся, что мы приезжего видели, понял? А то всем расскажу, что ты обоссался!

- Может, я хоть до темноты подожду... - попросил Витька.

- Иди-иди, - не смилостивился Петька. -Огородами пройдешь, никто тебя не увидит.

Витька, шмыгая носом, побрел прочь. Сергей сел на матрас и сделал приглашающий жест. Он заметил, что все еще держит в левой руке блокнот, и сунул его в левый карман. Жест этот не укрылся от внимания севшего рядом (но все же на безопасном расстоянии) мальчишки. Петька молчал, и Сергей решил, прежде чем расспрашивать, исполнить свое обещание. Он вытащил "браунинг", извлек обойму, чуть замешкавшись с пистолетом незнакомой конструкции, оттянул затвор, проверяя, нет ли в стволе патрона, и протянул оружие мальчику.

Петька был, должно быть, слегка разочарован, что ему не доверили заряженный пистолет, но все равно с удовольствием взял его в руки, повертел, прицелился в открытый дверной проем и нажал на спуск (раздался металлический щелчок), с трудом удержавшись от искушения изобразить губами звук выстрела.

- Классный пестик, - резюмировал он. -Только не поможет он тебе.

- Почему? - живо заинтересовался Сергей.

- Потому, - насупился мальчик.

- Петька, мы так не договаривались, - Коржухин забрал у него пистолет. -Я свое слово сдержал, теперь ты давай рассказывай.

- Ты и правда из Москвы? - вместо ответа спросил Петька.

- Ну, не совсем, - Сергей решил, что, раз он хочет услышать правду, то и сам не должен врать. -Раньше там жил, а теперь в Омске.

- Это ты им рассказывай... - пробурчал Петька. -Ладно, давай так: ты мне показываешь свое удостоверение, а я говорю все, что знаю. Только ты все равно не поверишь...

- Какое удостоверение?

- Известно, какое. Служебное.

- Слушай, не знаю, за кого вы тут нас принимаете, но мы действительно заехали сюда случайно, просто сбились с пути.

- Хочешь сказать, что ты не из органов? А пистолет тогда откуда?

- Подарили, - Сергей только теперь задумался о том, не подставил ли он доктора, демонстрируя "браунинг" мальчишкам.

- Не хочешь говорить - не надо, - Петька поднялся.

- Погоди! Того человека, что жил в этом номере, правда убили?

- Они говорили, будто он уехал, - снизошел до объяснений Петька, - только все знают, что это неправда. На берегу озера видели следы колес его машины, они в воду уходили. Только это все давно было, задолго до моего рождения.

- Я знаю. В 74 году. Мне тогда два года было. И что, с тех пор в Игнатьев никто больше не приезжал со стороны?

- Приезжали. Иногда.

- И что с ними было?

- Говорят, что то же самое, - Петька, стоявший у двери, вдруг повернулся. -Слушай, дядя, бегите отсюда, пока целы. Хоть пешком, но бегите! Хотя... - он безнадежно махнул рукой, - через болота вам все равно не пробраться.

- А кто-нибудь из жителей может показать дорогу?

- Нет, здесь вам никто не поможет.

- Все так запуганы?

- Нет.

- Нет? Тогда почему?

- Потому что тех, кто им хорошо служит, они принимают к себе. Совсем не всех, конечно. Но надеется-то каждый.

- И ты тоже?

- Я - нет. Но у меня родители и брат. Если они узнают...

- Ясно. Ну а все-таки, "они" - это кто? Дробышев, Зверев, Березин?

- Да. И другие тоже. Их уже много.

- Ну а объединяет-то их что? Они - банда? Или, может, секта какая-то?

- Нет.

- Петька, ну что мы с тобой в данетки играем? Каждое слово из тебя клещами тянуть приходится... Скажи, наконец, прямо, кто они такие и чем занимаются. Все равно почти все уже рассказал...

- Все равно ты не поверишь, - безнадежно констатировал Петька.

- Приезжие никогда не верят.

- Что, пришельцы из космоса? - усмехнулся Сергей.

- А если бы я сказал "да" - поверил бы?

Сергей на минуту задумался. Конечно, подобная гипотеза выглядела совершенным бредом, особенно по сравнению с версией об обычной уголовщине... но, в конце концов, мало ли фантастических идей рано или поздно воплощалось в жизнь? Однако Игнатьев с его деревенскими улочками, поросшими крапивой и лопухом, торфяной электростанцией, куда топливо возят гужевым транспортом, пожарным на каланче и советским ассортиментом в магазине как-то мало походил на базу высокоразвитой цивилизации, покорившей межзвездное пространство. Пусть все это маскировка, но хоть где-то какие-то следы высоких технологий должны были отыскаться? А если маскировка столь совершенная, то зачем убивать приезжих? И вообще, убивать свидетелей - для сверхцивилизации как-то несолидно. Черт с ней, с моралью, но это попросту нерационально - ведь исчезнувших могут искать, куда как лучше просто подредактировать им память и отпустить подобру-поздорову...

- Вряд ли, - честно ответил Сергей. -По крайней мере, пока своими глазами не увижу доказательства.

- Будут тебе доказательства, только поздно будет, - мрачно посулил Петька. -Хотя... завтра, как стемнеет, приходи к гостинице. Только осторожно, чтоб тебя не выследили.

- И что будет дальше?

- Отведу тебя туда, где сам все увидишь и услышишь. Только обещай мне, что, если отсюда выберешься, сделаешь все, чтобы с ними покончить!

- Само собой, - Сергей ничуть не сомневался, что игнатьевский беспредел должен быть прекращен, кем бы ни оказались его организаторы.

- А сейчас я пойду, - закончил Петька. -За мной не ходи. Если днем на улице встретишь - мы друг друга не знаем.

- Ясно. ("Вот ведь, блин, вляпался в какой-то боевик...") Петька! - окликнул он мальчишку, уже выходившего в коридор.

- Чего еще?

- Они что, правда инопланетяне?

- Хуже, - мрачно ответил Петька и скрылся за дверью.




По дороге к дому Лыткаревых Сергей подумал, что петькин рассказ не подтверждает его гипотезы о двух противостоящих группировках. По словам мальчика выходило, что буквально все взрослое население города на стороне "их". Что, впрочем, вряд ли могло соответствовать истине. Предупредила же их старушка на базаре... и Лида тоже, в первый же день... Да и вообще, не бывает такого, чтобы все - как один. Несмотря даже на царящую в городе советскую атмосферу. Даже и в самые густопсовые советские времена 99.9%, отданных за "нерушимый блок коммунистов и беспартийных", были пропагандистским мифом - хотя и не совсем далеким от истины. Оппозиция, несомненно, есть, и лежащий в его кармане пистолет - весомое тому подтверждение. Просто местные правила игры не допускают борьбы в открытую, и мальчишка попросту не может знать закулисных нюансов - подобно тому как и сам Сергей, бывший октябренком и пионером в позднезастойные времена, не догадывался об антисоветских настроениях собственных родителей.

До дома Лыткаревых он добрался еще засветло и встретился в сенях с Лидой.

- А мы уж беспокоиться начали, - сказала она. -Как дела у Алекса?

- Рентген показал трещину. Доктор решил, что лучше ему пока остаться в больнице.

- Это правильно, - кивнула девушка, - в больнице ему будет лучше.

Во время этого разговора из своей комнаты вышел Лыткарев, послушал с мрачным видом и, не говоря ни слова, вернулся в комнату. "Что, не нравится?" - злорадно подумал Сергей.

Лида принесла постояльцу традиционный ужин, вновь оказавшийся холодным; затем Сергей вновь остался один. Сидеть в комнате в одиночестве было совсем уж скучно, и скуку эту не могли развеять даже мысли о грозящей опасности. Другой на месте Коржухина, вероятно, всю ночь не сомкнул бы глаз, испуганно прислушиваясь к каждому шороху; но на Сергея стресс с детства действовал совершенно однозначным образом - вызывал повышенную сонливость. Поэтому он лег почти сразу после ужина, не став, впрочем, раздеваться - на случай, если придется спешно бежать посреди ночи. Пистолет, поставленный на предохранитель, он положил под подушку.

Под утро ему опять снилась какая-то муть. Будто бы он - заключенный, которому удалось бежать из сталинского лагеря, и вот он бежит по лесу - это была не обычная сибирская тайга, а какой-то сказочный лес, с огромными разлапистыми деревьями, торчащими из земли корявыми корнями, переплетающимися над головой узловатыми ветвями, с которых свисали седые бороды лишайников и даже какие-то лианы... Ноги его увязали в болотной жиже, он выбивался из сил, а за ним гнались преследователи - Дробышев, Сермяга и другие. То есть он знал, что это - они, но внешне узнать их было невозможно - вместо лиц у них были серые морды безобразных чудовищ, оскаленные, бугристые, бородавчатые... Каждый из них был облачен в космический скафандр с большими буквами "СССР" на груди. Как обычно и бывает во сне, Сергей пытался бежать изо всех сил, но ноги его едва двигались. Наконец, когда враги были уже совсем близко, он остановился и приготовился отстреливаться. Но, едва он вскинул свой "браунинг", как понял, что никакого пистолета у него на самом деле нет. Вместо оружия он держал в руке маленький ключик - вероятно, от маленькой дверцы. И как-то вдруг оказалось, что он вовсе не в лесу, а в старинном замке с выбитыми и заколоченными фанерой окнами; винтовая лестница уводила куда-то вниз, и Сергей стал поспешно спускаться, пока не остановился перед полукруглой дверцей, как раз такой, которой идеально подходил ключ. Сергей понял, что это - замок Синей Бороды, и что за дверью - комната с мертвыми женщинами. Тем не менее, топот преследователей уже раздавался выше по лестнице, и Сергей решительно вставил ключ в замок. Мягко зажегся свет; помещение за дверцей оказалось всего лишь внутренностью большого холодильника, почему-то облицованного изнутри белым кафелем. На верхней полке лежала на боку отрезанная голова Алекса и смотрела укоряющим взглядом.

В этом месте Коржухин проснулся, чувствуя себя скорее разбитым, нежели отдохнувшим. В комнате было светло; он опять проспал больше одиннадцати часов. В следующий момент Сергей понял, что в кулаке его зажат какой-то небольшой предмет; он вытащил правую руку из-под подушки и разжал ее.

На ладони лежал маленький ключик.

Сергей очумело потряс головой, полагая, что еще не до конца проснулся. Ключик не исчез. Коржухин откинул в сторону подушку - "браунинг" был на месте.

В следующий момент логика уже подсказала ему объяснение. Очевидно, кто-то положил ему ключ под подушку еще вчера. Вечером он не заметил этого, когда пихал туда же пистолет, а во сне нащупал ключик, что и отразилось в сновидении.

Никто, кроме Лыткаревых, подложить ключ не мог. Очевидно, это сделала Лида - в тайне от отца, не решаясь сообщить интересующие Сергея сведения словами, в буквальном смысле подбросила ему ключ к разгадке. "Если в моем положении уместно говорить о везении, то мне везет, - подумал Коржухин. -Сегодня сразу двое собираются открыть мне местные тайны. Что ж, ключ от двери я нашел, осталось найти дверь от ключа..."

Скорее всего, дверь эта находилась в доме или где-то рядом. Но дом он обошел весь, и запертых дверей не встретил; или это ключ от сарая позади дома? вряд ли, слишком маленький. Что, если ключ - от тумбы стола старшего Лыткарева? Очень даже может быть, размер подходящий. Но прежде, чем Сергей окончательно утвердился в этой мысли, взгляд его еще раз обежал комнату и остановился на сундуке.

Странно, обыскивая весь дом, он даже не подумал заглянуть в сундук, стоявший под боком. Даже не проверил, заперт ли он. А все потому, что сундук стоял в той же комнате, которую выделили постояльцам; сработал подсознательный стереотип, что уж тут-то точно не может быть ничего секретного - стереотип, над которым не раз издевались авторы детективов, начиная с Эдгара По...

Сундук оказался заперт. И ключ подошел к замку.

Сергей поднял крышку. Петли чуть скрипнули; в нос ударил затхлый нафталиновый запах. Сверху были уложены голубые, в незамысловатый цветочек, занавески; что ж, Сергей и не ожидал, что разгадка откроется сразу. Дальше лежало синее ситцевое платье в горошек; под ним - вышитая белая скатерть; еще ниже - упакованное в бумагу длинное мужское пальто (Сергей на всякий случай тщательно проверил его карманы, но ничего не нашел)...

Тут, однако, его изыскания были прерваны настойчивыми домогательствами со стороны мочевого пузыря. На всякий случай покидав вещи обратно и опустив крышку, Сергей вышел во двор, обойдя сидевшую на крыльце с книжкой (интересно, снова По?) Лиду. На обратном пути он встретился с ней взглядом и подмигнул: дескать, намек получен, действую в указанном направлении. Лида слегка улыбнулась и снова поспешно уткнулась в книжку.

Вернувшись в комнату, Сергей нетерпеливо продолжил свои раскопки. На свет были извлечены еще пара платьев, сарафан, женское пальто с меховым воротником, белые брюки, завернутый в бумагу отрез ткани и, наконец, гобелен, изображавший похищение невесты красавцем-джигитом на фоне гор. Больше в сундуке ничего не было.

Сергей недоверчиво ощупал оклеенную газетами внутренность сундука, однако пальцы его нигде не наткнулись на подозрительную выпуклость. В недоумении он уселся на пол среди разбросанных вещей. Могло ли быть, что ключ все же не от сундука и подошел к замку случайно? В принципе, наверное, могло, но слишком уж это маловероятно. Скорее, он что-то все-таки пропустил при осмотре. Сергей принялся заново перебирать старую одежду, выворачивая наизнанку, ощупывая подкладку там, где она была... все тщетно. Он уже был готов пойти к Лиде, предъявить ей ключ и прямо потребовать объяснений, но тут у него мелькнула новая мысль. Может быть, сундук оклеен в два слоя, и газеты - только верхний? А под ними какие-нибудь бумаги, проливающие свет на происходящее. Он достал перочинный нож, выщелкнул лезвие и попытался по возможности аккуратно отделить от стенки газетный лист. Это удавалось плохо, лист был приклеен довольно основательно и отдирался, оставляя обрывки на деревянной стенке сундука. Ничего, кроме стенки, под ним не оказалось. Сергей окинул пожелтевшую от времени страницу рассеянным взглядом. Это была "Правда" за 1952 год; большая статья громила американских империалистов, "развязавших грязную войну против свободолюбивого корейского народа". Сергей усмехнулся. "Свободолюбивый народ", в рабском экстазе переплюнувший даже сталинизм... и ведь люди искренне верили в этот бред... "Джельсомино в стране лжецов", да и только. Забавно, что эту сказку, очень точно описывающую суть коммунистического режима и его пропаганды, написал писатель-коммунист. Полагавший, естественно, что бичует язвы капитализма... поразительно, однако, что бдительные советские цензоры не увидели в этой сказке ничего подозрительного, как это было с вполне правоверно-коммунистическим романом Ефремова "Час быка" или фильмом "Обыкновенный фашизм"...

Сергей напомнил себе, что у него есть более насущные проблемы. Он сунул голову в сундук, более внимательно осматривая газеты - возможно, какая-то из них содержала карандашные пометки, указывающие, где искать? Таких пометок он не нашел, однако обнаружил, что шрифт одной из газетных страниц, приклеенной к днищу, несколько отличается от приклеенных рядом. Он попробовал оторвать эту газету, и это оказалось неожиданно легко - в отличие от прочих, она была лишь чуть прихвачена клеем по углам. Газета была обращена вверх второй страницей; перевернув ее, Сергей увидел доселе скрытую первую.

Это тоже была "Правда", но, в отличие от соседних газет на стенках сундука, не всесоюзная. Это была "Игнатьевская правда", орган горкома ВКП(б), номер от 8 ноября 1947 года - хотя, разумеется, провинциальный большевистский рупор во всем старался копировать центральный: слово "ПРАВДА" было набрано тем же шрифтом, орденов, правда, не было, зато курсивная надпись "Газета основана в 1923 году С.Д. Савицыным (Игнатом)" выглядела так же, как и аналогичная про Ленина. Во всю ширину первой страницы шла огромная, в лучших традициях бульварной прессы, шапка: "ДА ЗДРАВСТВУЕТ 30 ГОДОВЩИНА ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ!" Ниже помещался снимок, который также казался копией стандартной праздничной фотографии из центральной прессы, изображавшей вождей на Мавзолее. Однако это был не Мавзолей, а простая деревянная трибуна, хотя и забранная кумачом, и лица вождей отличались от известных по кинохроникам. Не вглядываясь внимательно в эти лица - ибо качество черно-белого (теперь уже серо-желтого) газетного фотоснимка полувековой давности, естественно, оставляло желать лучшего - Сергей скользнул взглядом ниже, где, так же одними заглавными буквами, хотя и не такими большими, как в шапке, было набрано название передовицы: "ВЕРНОСТЬ ДЕЛУ ЛЕНИНА-СТАЛИНА ДОКАЖЕМ НОВЫМИ СВЕРШЕНИЯМИ!" Еще ниже шел подзаголовок: "Речь первого секретаря ГК ВКП(б) тов. Е.М. Дробышева на праздничном митинге".

- Таак, - сказал Сергей. Теперь он, наконец, признался себе, что чего-то подобного и ожидал. Однако здравый смысл тут же снова взял верх. "Должно быть, это его отец. Хотя нет, если отец Е.М., нынешний был бы Е.Е... Тогда дед. Ну конечно, ведь 52 года прошло! Дед. Все сходится."

Теперь, однако, Сергей внимательней вгляделся в лица на фотографии. Дробышев, как и положено вождю, стоял в центре - определить это не составляло труда, ибо, насколько позволяло судить качество изображения, сходство деда с внуком было феноменальным. "И ничего феноменального, - поправил себя Сергей. -Такое очень даже часто бывает. Я сам в старшем классе был здорово похож на гимназическое фото деда..." Слева от первого секретаря стоял некто незнакомый Коржухину, зато справа во весь свой могучий рост возвышался Зверев, точно так же лысый ("Склонность к облысению передается генетически!" - напомнил себе Сергей) и в очках ("И к близорукости, наверное, тоже...") А в человеке в форменном кителе, стоявшем третьим слева от Дробышева, трудно было не узнать Березина. И словно для того, чтобы развеять сомнения Коржухина, под фотографией меленьким шрифтом шла подпись: "Руководители партийных и советских органов Игнатьева на трибуне праздничного митинга. Слева направо: Т.А. Сидорчук, В.В. Березин, И.П. Лаптев, Е.М. Дробышев, К.Е. Зверев, С.И. Свинаренко, З.А. Губин".

Четыре фамилии и лица были Сергею незнакомы, однако он уже не сомневался, что, если бы ему довелось пообщаться со всеми представителями игнатьевской верхушки, он бы восполнил этот пробел. Если, конечно, никого из них не шлепнули раньше - 47 год все-таки, до смерти Сталина еще шесть лет оставалось... пять с половиной, точнее...

"Не шлепнули их  д е д о в,  - поправил себя Сергей. -Тут нет ничего сверхъестественного. Просто город уже полвека в руках одного и того же клана. Должности передаются по наследству. Инициалы совпадают, потому что на Руси есть традиция называть внука именем деда. Внешнее сходство не противоречит законам генетики, продажной девки империализма... или это они кибернетику так именовали? не важно... Однако, между дедами та же разница в возрасте, что и между внуками. Два поколения игнатьевских руководителей женились и заводили детей в одном и том же возрасте? Ну а почему бы и нет, собственно, тем паче что я видел только троих..."

Все это, конечно, было бы вполне логично и убедительно, если бы Коржухин не заглянул еще раз в сундук. И не увидел правее от обнажившегося квадрата днища еще одну газету с неправдинским (невсесоюзно-правдинским) шрифтом. В следующий миг легко отделившийся лист был у него в руках.

Сначала ему показалось, что это второй экземпляр той же самой газеты. Та же композиция, та же шапка, та же фотография... Вот только из названия передовицы исчезла фамилия Сталина. А шапка провозглашала здравицу уже не 30-й, а 40-й годовщине.

Фотография тоже несколько отличалась. Чуть иной ракурс, слегка варьируются позы - Дробышев рукой приветствует демонстрантов, Губин наклонил голову к Свинаренко... но, главное, исчез Т.А. Сидорчук - на смену ему пришел К.Г. Пырьев. Остальное, однако, осталось неизменным. Тот же сорокалетний В.В. Березин. Тот же пятидесятилетний Зверев... Те же и там же, как в ремарках старых пьес...

Третья "Игнатьевская правда" была приклеена уже возле правой стенки. "ДА ЗДРАВСТВУЕТ 50 ГОДОВЩИНА..." "ВЕРНОСТЬ ДЕЛУ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ ДОКАЖЕМ..." Подписи под фотографией уже не было, но все они, конечно же, были здесь, стояли в том же порядке, от Пырьева до Губина, ничуть не изменившиеся за минувшие - десять? двадцать? сколько еще?! - лет.

Взгляд Коржухина скользнул по началу дробышевской речи. "Товарищи! Сегодня, в день славного юбилея, все мы, как один..." Разумеется, то же самое он говорил и в 1957, и в 1947. Отдельные слова и фразы менялись в соответствии с требованиями политического момента, но в целом это была одна и та же речь - процентов на 95 она совпадала до буквы. Впрочем, тождественность речей вряд ли что-то могла прибавить к тождественности фотографий.

Внезапно открылась дверь. Сергей, сидевший на полу, испуганно вскинул голову, более чем уверенный, что это Лыткарев - хотя доселе Николай Кондратьевич ни разу не заходил в комнату постояльцев. Но это оказалась Лида. Она остановилась, глядя на разворошенный сундук. Сергей вскочил с газетами в руках и шагнул к ней.

- Что это?! - он протянул ей все три листа, ухватив их за углы одной рукой и тыча другой в фотографии.

Лида молча закрыла за собой дверь.

- Теперь вы все знаете, - сказала она.

- Черт побери, я ничего не знаю! Я знаю только, что люди по стольку не живут!

- Они покойники, - спокойно сказала Лида.

- Их хотят убить? - Сергей, цепляясь за свой здравый рассудок, предпочел истолковать ее слова в том смысле, в котором их используют герои боевиков.

- Кто может их убить, если они уже мертвы? - Лида словно бы говорила о всем известных и даже наскучивших вещах. -Березин застрелился в тридцать восьмом. Зверев умер в сорок третьем. Дробышев - в пятьдесят первом.

- Бред, - сказал Сергей со всей убежденностью, на которую был способен.

- В большом мире такого не бывает? У нас тоже детей учат в школе, что этого не может быть, хотя все в городе знают, что это есть. Но, наверное, и в большом мире тоже? Вот и Эдгар По пишет... правда, у него много неточностей...

- То, что пишет Эдгар По - байки! Выдумки! Исключительно с целью пощекотать нервы читателя! Там нет ни слова правды!

- Но ведь если бы о вас и о том, что с вами здесь происходит, написали книгу, про нее сказали бы то же самое, - логично возразила Лида.

- Ну хорошо, - Сергей постарался взять себя в руки, прошелся по комнате, вернулся и снова встал перед Лидой, скрестив руки на груди. Газеты он бросил в сундук. - Они - покойники. Примем, как рабочую гипотезу. И каким же образом эти покойники могут ходить и разговаривать?

- Не знаю, я не разбираюсь в черной магии, - ответила Лида тем же тоном, каким ее современницы в Москве или Омске говорят "я не разбираюсь в компьютерах".

- А почему вы вообще считаете, что они - мертвецы? Их что, хоронили? Ну так это могла быть инсценировка...

- Нет, не хоронили. Их смерть держали в тайне, но со временем об этом стало известно...

- Отлично! - к Сергею возвращалась уверенность. -Значит, вы считаете их мертвецами только на основании слухов? Ну и потому, что они не старятся, конечно... - добавил он уже менее уверенным тоном.

- Нет, потому, что они на самом деле мертвы, - терпеливо объяснила девушка. -Они не дышат, у них не бьется сердце...

- И при этом они с аппетитом едят и пьют, - саркастически закончил Коржухин, вспомнив чаепитие в мэрии.

- Они не едят, - возразила Лида.

- Я видел своими глазами, как Дробышев уминал бутерброды.

- Они могут сделать вид, что едят. Они способны жевать и глотать. Но потом эта пища выйдет из них, непереваренная. Они в ней не нуждаются.

Сергей припомнил сцену в мэрии поподробнее. Действительно, мэр не производил впечатления человека, завтракающего с аппетитом. Его челюсть ритмично двигалась вверх-вниз, как у автомата. А Зверев, кажется, и вовсе не притронулся к своим бутербродам.

- Они и вкуса-то не чувствуют, - добавила Лида.

- А чего они еще не чувствуют? - Сергей надеялся подловить ее на каком-нибудь противоречии.

- Боли. И запахов. Зато они видят в темноте - не так хорошо, как днем, но лучше, чем обычные люди. А днем они видят почти так же, как живые, только все краски кажутся им тусклыми. И осязание... тоже как бы тусклое. Как будто сквозь перчатку.

- Откуда вы все это так хорошо знаете? - усмехнулся Коржухин.

- Живя рядом с ними, трудно этого не знать, - печально вздохнула девушка.

- Они сами вам рассказывали?

- Да. Не самые главные из них, конечно...

- А их вообще много?

- Уже около сотни.

- А все население Игнатьева?

- Примерно две тысячи.

- И каким образом происходит пополнение рядов? Они кусают нормальных?

- Нет, - Лида даже улыбнулась столь нелепому предположению, но улыбка сразу погасла. - Человек должен умереть, неважно какой смертью - главное, чтобы тело осталось более-менее целым. Потом они проводят с трупом какой-то обряд, и он становится, как они.

- Но на самом деле, разумеется, в мертвое тело вселяется демон? - Сергей продолжал саркастически усмехаться.

- Нет, они остаются собой, - серьезно ответила Лида. -Прежняя личность сохраняется. Если со времени смерти прошло не слишком много времени и тело не слишком повреждено.

Оговорка про время Сергею понравилась.

- Вам известно, что такое клиническая смерть? - спросил он торжествующе.

- Да, но это тут ни при чем, - ответила Лида с некоторым уже раздражением. -Что, пережившие клиническую смерть перестают стариться? Или нуждаться в пище? Говорю же вам, они на самом деле мертвы!

- Вы все время говорите, что они не едят, но не говорите, что не пьют, - проницательно заметил Сергей. -Что же они пьют, неужто водку?

- Да, - серьезно ответила Лида.

- Не, такое может быть только в России! Наш кошмар сам собой превращается в фарс. Водка в качестве живой воды!

- Ничего смешного, - рассердилась Лида. -Водка предотвращает разложение. Летом в жару им нужно два стакана в день. А зимой, если надо выходить на улицу - три.

- Зимой-то с какой стати? - удивился Коржухин. -Мертвецам для сугреву? Или у вас тут и зимы не как у людей?

- Зимы у нас сибирские, морозные. Здесь водка играет уже другую роль - без нее тело просто замерзнет, превратится в ледышку.

- Поняятно, - потрясенно протянул Сергей. -Вот о чем никогда не задумывались авторы ужастиков про всяких зомби и вампиров. Действительно, внутреннего подогрева-то нет... Н-да, слышал я, что антифриз пили вместо водки, но чтобы наоборот...

В этот момент новая мысль пронзила мозг Сергея. Он вспомнил водочную батарею на кухне, вспомнил, как зашел в комнату Лыткарева и застал того лежащим без движения с бутылкой... неживым.

- Лида! - выдохнул Сергей, глядя на нее почти с ужасом. -Выходит, ваш отец тоже?...

- Да, - она опустила глаза. -Теперь вы верите, что я знаю, о чем говорю?

- Да, - коротко ответил Коржухин, уже не зная, во что ему верить. Немного помолчав, он спросил: -А больница? Барлицкий не из них?

Лида посмотрела на него.

- Нет, - сказала она. -Пока Алекс под его присмотром, ему ничего не грозит.

- Но в больнице тоже есть... эти, - возразил Сергей.

- Да, среди медсестер. Но они не ослушаются доктора.

- А откуда у доктора такая власть?

- Он единственный хирург в городе.

- А что, им тоже нужны хирурги?

- Да... не знаю... наверное. Отец не рассказывал мне всего. Но доктора они не тронут. В больнице распоряжается он.

- Ну допустим... - Сергей решил отложить поиск теоретических ответов на потом, а пока что заняться практическими вопросами: - Значит, на починку нашей машины рассчитывать не приходится?

Лида пожала плечами:

- Наверное, ее разобрали неспроста. Я сразу же сказала вам, чтобы вы уезжали. Теперь уже поздно.

- Черт побери, но мы хотели уехать! И уехали бы, ничего не узнав! Да и вообще, даже если бы мы что-то рассказали во внешнем мире - нас бы просто приняли за сумасшедших! У этих ваших зомби, должно быть, совершенно сгнили мозги, если они всего этого не понимают!

- Я не знаю, что у них на уме. Мне они не докладывают... - Лида вдруг к чему-то прислушалась.

- Кажется, отец идет, - сказала она и быстро выскользнула в коридор.

Оставшись один, Сергей принялся поспешно кидать вещи в сундук. Если Лыткарев войдет сейчас... черт, теперь он понимал, почему на их двери нет щеколды.

Однако никто не вошел. Сергей, с бешено бьющимся сердцем, захлопнул крышку сундука и уселся на кровать. Кажется, где-то в доме спорили два голоса - очевидно, Лыткарев и Лида - но слов разобрать он не мог.

Коржухин вынул "браунинг", покачал в руке. "Классный пестик, но тебе не поможет", - так сказал Петька. Небось, имел в виду, что на мертвецов нужны серебряные пули...

Да какие они, к дьяволу, мертвецы! Чушь это все. Петька, наверное, искренне в это верит, и Лида тоже... но он-то разумный, здравомыслящий человек. Рациональное объяснение всегда существует, и, более того, является единственно верным.

Если отбросить версию, что все это - какой-то немыслимый розыгрыш - в конце концов, и экземпляры газет можно ведь напечатать, а потом состарить реактивами... Тут Сергей вспомнил, что так же рассуждал и его предшественник четверть века назад. Рассуждал и погиб. Коржухин достал из кармана куртки грязный расползающийся блокнот. "То ли я схожу с ума, то ли это какой-то грандиозный розыгрыш... Сегодня побывал на местном кладбище - там действительно нет..." Сергей понял, чего там нет. Нет могил людей с фамилиями Дробышев, Зверев, Березин и так далее - начиная где-нибудь с конца прошлого века, когда отошли в мир иной их родители. Или здешние руководители - не местные? Нет, наверняка местные - не найди тот неизвестный могилы их предков, у него бы не было повода для удивления.

Ну хорошо, допустим, им действительно больше ста лет, что не мешает тому же Березину выглядеть на сорок. И они прошли через какую-то процедуру, с точки зрения несведущего человека похожую на смерть... Вероятно, в результате существенно замедляется дыхание и сердцебиение, и кровь... наверное, они перестают быть теплокровными. Крупные рептилии ведь живут очень долго, гигантские черепахи, например - хоть и не триста лет, как в сказках, но больше ста - запросто. И как-то Сергею попалась статья, что, если бы удалось понизить температуру тела человека на несколько градусов, продолжительность его жизни тоже выросла бы в разы. Статья, правда, была в каком-то достаточно бульварном издании, тогда он счел ее очередной чепухой безграмотных журналюг... Но все же эта версия выглядела куда более научной, чем страшилки о мертвецах. Да, наверное, они как-то стали холоднокровными. Поэтому, кстати, в городе не принят обычай рукопожатия - должно быть, он был искоренен еще в те времена, когда они, по словам Лиды, скрывали свою "смерть"; но кто-то, конечно, когда-то к ним все-таки нечаянно прикасался, и холод их тел вызывал у непросвещенных игнатьевцев мысль о покойниках.

Сергей все больше успокаивался; он чувствовал себя, словно путник, успешно выбирающийся из зыбкого болота на твердую почву. Его жизнь по-прежнему была в опасности, и он имел весьма смутные представления о том, как отсюда вырваться, однако куда важнее было то, что место мистической чепухи заняла научная гипотеза. Хотя, конечно, трудно понять, как столь эпохальное открытие могло быть сделано в таежной глуши. Может быть, здесь встречается какое-то уникальное химическое соединение? Скажем, в озере... Но в любом случае, не Дробышев же со Зверевым его обнаружили. Может, доктор? Да, но тогда доктор сам должен быть из этих - и по возрасту, и по здравому смыслу: как же не воспользоваться таким открытием, дающим если не бессмертие, то потрясающее долголетие? "Стоп, а ты уверен, что доктор не один из них?" - перебил себя Сергей. И тут же ответил себе: да, уверен. Ведь доктор, тем паче хирург, должен осматривать больных, прикасаться к ним. И ногу Алекса он ощупывал весьма основательно. Алекс бы почувствовал и сказал потом, если бы с его руками было что-то не так - тем паче что хичхайкер был настороже... И, опять-таки, "браунинг"... Кстати, Степанида, накладывавшая гипс, наверное, тоже нормальная, несмотря на оговорку про свое военное прошлое - тем паче что спиртом пахло не от ее чашки. А вот предшественник Барлицкого на этом посту - да, он вполне мог быть первооткрывателем. И пройдя через... процедуру - оставил практику. А Барлицкий не посвящен в тайну и остается врачом для простых смертных - вот уже где этот заезженный оборот очень кстати... Прямо по канонам готического романа - нежить с одной стороны и противостоящий ей доктор - с другой. Победителем Дракулы, помнится, был доктор ван Хелсинг... Вот только при ближайшем рассмотрении сходство разваливается. Ибо если в готических романах нежить стремилась превратить честных крестьян и горожан в себе подобных, а те, в свою очередь, совершенно этого не хотели и, вооружась осиновыми кольями и серебряными пулями, в едином порыве смыкались вокруг героического врача, то в славном городе Игнатьеве все обстоит с точностью до наоборот. Нежить вовсе не стремится лишний раз пополнять свои ряды, а горожане, наоборот, только этого и жаждут. И на этом их стремлении и надежде куда прочнее, чем на страхе, уже много десятилетий держится власть игнатьевской верхушки.

Что совершенно не удивительно. Сергея, напротив, всегда удивляло нежелание героев тех самых классических ужастиков становиться вампирами. Бессмертие - достаточно внушительный приз, чтобы ради него согласиться на некоторое изменение образа жизни. И, в конце концов, даже возражения морального толка здесь лишены смысла. Ну да, вампиры пьют кровь живых людей. Но ведь те в результате на самом деле не погибают, а сами становятся вампирами. То есть вампир не причиняет своей жертве зло, а, напротив, дарит ей бессмертие. Да, но это в сказках. Те, кого в Игнатьеве называют "мертвецами" - не вампиры, они никого не кусают, и пьют не кровь, а водку... и, кстати, как антифриз - может быть, но вряд ли как консервант. Насчет разложения - это наверняка суеверные фантазии. Должно быть, прошедшие процедуру умудряются использовать спирт как источник энергии, вместо еды... в конце концов, раз на нем может работать двигатель, то почему не может живой организм? Вот если бы еще убрать побочные эффекты, вызываемые приемом таких доз спиртного...

Вообще, о побочных эффектах надо бы расспросить Барлицкого. Может быть, он не стал одним из этих именно из-за них, а не потому, что ему не дают. И теперь, когда доктор поймет, что Сергею многое известно, он, вероятно, будет более откровенен.

Коржухин вдруг вспомнил, что самая старая из фотографий относится к 1947 году, а Дробышев, по словам Лиды, "умер" лишь в 1951. Значит, можно прямо сейчас сравнить живого Дробышева с Дробышевым покойным... в смысле, прошедшим процедуру. Да, уж слово "покойный" тут подходит меньше всего, даже если мэр и в самом деле мертвец.

Прислушиваясь - похоже, спор между хозяевами закончился - и бросая взгляды на дверь, Сергей приоткрыл сундук и принялся нашаривать там брошенные вперемешку с вещами газеты. Наконец ему это удалось, и он, загнув газетные листы, положил три фотографии рядом. Конечно, при таком качестве изображения трудно делать однозначные выводы, тут и настоящий мертвец цветущим покажется... или, наоборот, "мужчина в полном расцвете сил" - мертвецом. Но, кажется, в 1947 Дробышев действительно выглядел несколько лучше, чем на двух последующих фотографиях... потому, что старился еще до 1951 года, или все-таки вследствие самой процедуры? Или, наконец, это не более чем самовнушение Сергея?

Он перевел взгляд на соседнего Зверева и заметил более странную вещь. В 1947 тот выглядел заметно лучше, чем теперь. И в 1967 картина была примерно такой же, как и за двадцать лет до того. Но в 1957 председателю горсовета, похоже, приходилось не лучше, чем сейчас! Наивный провинциальный фотограф, в отличие от своих коллег в более солидных газетах советского периода, не владел искусством ретуши. В ноябре пятьдесят седьмого Зверев был плох. Можно даже сказать, что он стоял одной ногой в могиле.

Болел? Потом поправился? А теперь снова заболел? Ну а почему бы и нет, собственно. Рептилии ведь болеют.

Тут Сергею пришла в голову мысль, что дом Лыткаревых - дом Лыткарева-старшего - не самое подходящее место для теоретических размышлений. И что гораздо безопасней не оставаться здесь, а навестить Алекса и пробыть там до вечера. А вечером Петька должен что-то ему показать... неужели саму процедуру?

Он сложил газеты и сунул их в карман, где уже лежал блокнот из гостиницы. Туда же он отправил и ключ, предварительно заперев сундук. Есть ли у Лыткарева второй ключ? Да даже если и есть, с какой стати ему совать свой нос ("они не чувствуют запахов", вспомнилось ему) в сундук именно сейчас? Это уже паранойя какая-то... "Даже если у вас паранойя, это еще не значит, что на самом деле ОНИ за вами не охотятся", - напомнил себе Сергей, засовывая в другой карман фонарик. Он похлопал себя по куртке, собираясь выходить. Что еще? Пистолет приятно оттягивал внутренний карман, но в нем было всего три патрона. А этих в городе больше сотни. Автомат бы сюда... Или, на худой конец, бензопилу, как в ужастиках.

Ему вспомнился ящик с инструментами, стоявший в кладовке. Был ли там топор? Пожалуй что был. Тоже не бог весть какое абсолютное оружие, конечно, особенно для того, кто никогда им не пользовался... но, по крайней мере, боезапас не кончается.

Сергей осторожно открыл дверь комнаты и замер на пороге. В доме стояла тишина, словно и не было никого. Может, и впрямь ушли? Хотя он не слышал, чтобы хлопала входная дверь - однако он был слишком погружен в свои мысли...

Сергей сделал пару нерешительных шагов вперед, еще постоял, затем повернул направо и крадучись двинулся через большую комнату в сторону кухни. На середине пути под ногой громко скрипнула половица, и Коржухин застыл на месте, проклиная все на свете. Однако в доме по-прежнему было тихо, и он двинулся дальше. Вот коридор... а вот и дверь на кухню.

Возле этой двери Сергей прислушивался особенно долго, почти уверенный, что услышит изнутри бульканье наливаемой водки... а то и вовсе какие-нибудь звуки, которые не может издавать человек. Но никаких звуков не было, и Сергей решительно взялся за ручку. Если на кухне кто-то есть, он скажет... он скажет... ну конечно, он скажет, что хочет завтракать! Ведь со всеми этими откровениями Лида так и забыла его накормить. Что, кстати, совсем не здорово, учитывая, что он собирается уйти на весь день и на ночь...

Сергей решительно шагнул на кухню. Там никого не было.

Чувствуя себя Раскольниковым, он поспешно открыл дверь кладовки и нырнул внутрь на поиски топора. Если кто-то застукает его сейчас, отмазка про завтрак уже не прокатит... Где же этот чертов ящик?

А, вот он. Действительно, есть топор. Острый? Кажется, не очень. Ну да это для дров он не острый, а для человеческой плоти вполне. Может, у этих кожа и холодная, но уж никак не бронированная.

Сергей вернулся в кухню, брезгливо отряхивая с себя пыль и паутину. Так, куда теперь деть топор? Не в руках же нести... Как поступил в аналогичной ситуации Раскольников, он не помнил, но решил засунуть топор за пояс. Длинная деревянная рукоять уперлась в ногу под брюками. Ладно, это мелкие неудобства. Кажется, снаружи ничего не заметно, куртка прикрывает. Однако что-нибудь пожрать все же не мешало бы!

Он открыл холодильник. Ну блин, опять один томатный сок! Та же самая банка, только за день из нее отпили несколько стаканов. Сергей с детства не любил томатный сок, несмотря на то, что к помидорам относился вполне положительно.

Мысль поискать на кухне другую еду не выдержала конкуренции с желанием убраться отсюда поскорее. Сергей ограничился тем, что зачерпнул ковшом воды из рукомойника и сделал несколько глотков.

Он вышел из дома, так и не встретив никого из хозяев ни в помещении, ни в саду, и оказался на пустынной, как всегда, улице Ленина. На сей раз он не стал избирать длинный маршрут, ибо желал поскорее добраться до больницы, да и солнце уже здорово припекало, а идти приходилось в застегнутой куртке. Так что Сергей свернул в малоприметную щель между плетнями, показанную Лидой - и, похоже, сделал это вовремя.

Ибо почти тут же до его слуха донесся треск мотоцикла, который быстро приближался.


Окончание


© Юрий Нестеренко, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.





Словесность