В школе Роман был отличником. Когда он изредка получал четверку, то их
классная руководительница, полная добрая женщина обычно журила его,
приговаривая: "Ро-о-ома, четверка не твоя отметка. Старайся!"
И
Роман старался. Вообще ему нравилось учиться, узнавать массу интересных вещей и
понимать их. Поэтому неудивительно, что, несмотря на свое провинциальное
происхождение, он легко поступил в университет.
В большом городе, в вузе, о
котором Роман страстно мечтал, юноша пережил удивительные чувства. Это
была восторженная радость приобщения к миру науки, радость знать, что имеешь
нечто общее с таинственным сообществом ученых. А еще было ощущение, словно
жизнь его совершила новый чудесный виток. С жаром принялся он за учебу и скоро
вошел в число лучших.
Пришла пора сдавать первую сессию. Четыре самых
ответственных и трудных экзамена Роман сдал с блеском. Оставался последний
экзамен - не столь важный как предыдущие, но требовавший к себе не меньшего
внимания. Это был гуманитарный предмет, и Роман, привыкший к выуживанию смысла
из длинных строк формул, где с уяснением сути легко восстанавливались детали,
посчитал, что и теперь можно поступить так же. "В самом деле, - рассуждал
Роман, - какой смысл зубрить не всегда логически связанную
информацию, все эти бесконечные перечни и подпункты, когда знаешь суть явления и
можешь объяснить его причины и следствия". Так он и
сделал.
Наступил день экзамена. Роман, в отличие от своих товарищей,
нисколько не беспокоился за исход испытания, наоборот, успокаивал и
подбадривал других. Однако ему противным казалось то, что ребята, не
надеясь и выказывая недоверие своим уму и памяти, заключали сделку с совестью и
списывали, "шпорили", "бомбили". Тем непонятней была
их радость, когда сделка эта приносила успех.
Настал его черед. Роман
распахнул дверь и вошел в ярко освещенную холодным светом
аудиторию.
Экзаменатор, толстый старик окинул с безразличием его стройную
фигуру и процедил неприятным голосом:
- Ну, что там у вас? - Видимо,
приглашая таким образом взять билет.
Роман спокойно его вытащил и назвал
номер.
Вопросы билета нимало не смутили, а скорее обрадовали: ему
показалось, что именно на них он знал ответы лучше всего. Быстро набросал
план и направился к преподавателю.
Начал Роман уверенно, четко раскрывая суть
вопросов и, по мере необходимости, уточняя детали. Старик лишь механически кивал
плешивой головой, просматривая в это время какую-то бумагу, и будто совсем не
слушал его. Это неприятно удивило Романа: ему не приходилось сталкиваться с
таким пренебрежением к своим знаниям и мыслям. Все предыдущие экзаменаторы вели
себя иначе. Он ощутил то, что, видимо, испытывают сияющие языки пламени, когда
им суют закопченную печную заслонку.
Ответ на второй вопрос вышел скомканым,
так как Роман не мог отделаться от чувства, что он лишь мешает старику читать
бумагу и слова его направлены в пустоту.
Наконец юноша закончил свой
ставший невыносимо тягостным ответ.
- Маловато, молодой человек, маловато, -
проскрипел старик, сморщив лицо в гримасе разочарования.
"Так
задавай дополнительные вопросы и, будь спокоен, мало не покажется!" -
подумал Роман, досадуя что позволил смутить себя чужой небрежности.
Но
тот схватил зачетку, черкнул в ней и молча сунул
Роману.
- Следующий! - прокричал экзекутор, и Роману ничего не оставалось, как молча
убраться восвояси.
В коридоре его обступили ребята. На лицах было написано
неуемное любопытство, готовность выказать радость или снисходительное сочувствие
- в зависимости от количества баллов.
Роман открыл зачетку и принялся
листать. Неотвратимо росло дурное предчувствие... в глазах потемнело: на
последней строке, под стайкой аккуратно выписанных красными чернилами
"отлично", нагло распластались безобразные черные каракули. Они
цеплялись и наползали друг на друга как хищные пауки.
- Эх, тройка,
- с сожалением констатировала Ксюха, девчонка с их потока.
Романа
словно полоснули ножом. Омерзительный "удовл" сбил с толку, ошеломил,
придавил. Это была клякса, удар исподтишка, знак ужасного молчаливого
вероломства!
Он чуть не задохнулся от обиды и гнева, когда вспомнил, с какой
отчужденностью, с каким безразличием гадил виновник горечи в его
зачетке.
Конечно, Роман тут же потребовал назначить пересдачу, но заболел, и
та прошла без него. Опоздал он и с продлением сессии, а потом
начался новый семестр, нахлынули другие заботы.
Но с тех пор всякий
раз, когда в светлых коридорах университета попадалась на глаза знакомая пухлая
фигура, Роман испытывал странную гамму чувств. Он прислушивался и не мог понять,
было ли это омерзением нравственно здорового человека к ущербному. Или же глухой
затаенной обидой оскорбленной души? А может, в нем шевелился холодный
исследовательский интерес? Ведь Роман не мог поверить, что интеллигентный
человек, ученый способен как слон мимоходом раздавить светлые ростки души
другого, оставить кровоточащий след.
Как бы там ни было, Роман твердо знал одно: уважать этого человека он не
сможет никогда.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
