Кошмарные боли в сердце. От боли проваливаешься куда-то, то снова всплываешь. Внимательные глаза, белые халаты, и я оказываюсь в кардиологической палате маленькой райбольницы с диагнозом: инфаркт миокарда.
В станице идут последние приготовления, завтра праздник, завтра Пасха. А я лежу, подсоединённая к капельнице, и боюсь пошевелиться от сразу подступающей боли.
В больнице, наверное, почти пусто. Все, кто мог, отпросились на праздник домой. Кардиологическая палата - это комната, перегороженная тонкой фанерной перегородкой.
Кажется, у меня появились соседи. Мимо моей двери провели благообразного старика с белой бородой. Укладывают на кровать, бегают родственники - нужен ухаживающий. Видимо, никто не хочет. И все-таки нашелся. Ну и ухаживающий, лет восемьдесят. На каждом шагу покряхтывает и совершенно глухой.
Ко мне в палату входит кардиолог:
- Ну что, боль уменьшилась?
- Нет.
- Морфин, - командует он сестричке.
И я засыпаю до следующего утра.
Какое солнышко, сегодня же Пасха. У дедов столпотворение. Они шуряки, то есть мужья двух сестер. Заболевший дед очень уважаемый, он церковный староста.
Набежавшие старушки переживают. Егор Павлович - так его зовут, их успокаивает. Второй шуряк принимает передачи. Ими дедов, наверное, уже завалили.
Только и слышно: "Спаси Господи".
Наконец ушуршала последняя посетительница и начался праздник.
- Давай позавтракаем, - командует Егор Павлович.
Завтрак переходит в обед. Желудку уже тяжеловато.
- Оправиться, - командует больной.
Дед ухаживающий с готовностью подставит судно. Это мне уже не нравится.
Ухаживающий, кряхтя, несет судно мимо моей двери, второй раз, третий.
- Послушайте, - не выдерживаю я, - прикрывайте судно газетой, мне тоже дышать надо.
Удивительно, но глухой все услышал.
Едят, едят, не переставая.
- Оправиться, - требует больной.
Ухаживающий не слышит.
- Оправиться, - орет Егор Павлович.
Никакой реакции.
- Шуряк, подай горшок! - вопит дед.
Шуряк полностью оглох.
- Подай горшок, а то сам встану. И Кольке скажу, мне такого ухаживающего не надо.
В отставку шуряк, живущий один и понимающий, что ему подфартило на Пасху, не хочет. Поэтому решает: "горшок я тебе подам, но выносить сам пойдешь: тетка в другой палате ругается".
- Матери твоей грех, - это единственное ругательство церковного старосты, - как же я пойду, мне вставать нельзя, у меня же инфаркт.
В это время к нам входит кардиолог:
- Дедушка, почему сидите, вам же категорически запрещено.
- Оправляюсь, - смущается Егор Павлович.
- Для этого у вас функциональная кровать. Сзади кровати есть колесико, - объясняет врач, - пусть ухаживающий приподнимает изголовье и оправляйтесь, но садиться нельзя.
Врач вышел.
Ухаживающий, кряхтя, несет судно, завернутое в газету. Минут через пять Егор Павлович командует:
- Ну-ка покрути колесико, приподними меня.
Странная глухота у ухаживающего; по-моему, он слышит то, что хочет.
Вот просьбу приподнять изголовье он услышал сразу и взялся за дело. Скрипит кровать. Голос больного:
- Хватит! Шуряк, хватит!
Кровать скрипит.
- Хватит! - орет Егор Павлович.
Наконец скрип стихает.
- О! - удивленный голос ухаживающего, - ты че сел, тебе же нельзя?
- Ты меня выкрутил! Заставь дурака богу молиться, - возмущается больной, изголовье которого стало перпендикулярно кровати.
- Теперь ты еще ниже, чем был. Прямо вниз головой получается. Подкрутить, что ли, еще?
- Хватит! - вопит Егор Павлович, - Не лезь до колесика, а бо перетяну палкой по горбу. У меня инфаркт, а ты нервируешь.
Так наступает вечер. Наша палата угловая, первый этаж, низкие окна.
Медсестры делают уколы. Ругают дедов.
Вдруг смачнейший шлепок, и больной дед взрывается бранью:
- Матери твоей грец! Что за дети пошли? Ну надо же сырое яйцо выкинуть - по всей морде растеклось.
Догадываюсь, хулиганящие дети кинули яйцо в форточку и попали деду прямо в лоб.
Смеюсь про себя.
- Шуряк, подай полотенце. Шуряк, матери твоей грец.
Шуряк не слышит.
- Шуряк! - орет дед.
Наконец тот поворачивается.
- Ты что это весь в яйце?
- Да дети зафундорили в окно яйцо.
- Что? - не слышит Шуряк.
- Прилетело яйцо, - пытается объяснить дед.
- Откуда? - не понимает шуряк.
- С форточки.
- Ты че несешь? Яйца с форточки летят?
- Да дети балуются.
- Ну и что?
- Что, что! Вот и вкинули яйцо. И зарядили прямо в лоб.
- Не бреши, - категорично заявляет ухаживающий, - решил сожрать, чтоб я не видел!
- Ну да, - возмущается больной, - и поэтому размазал себе по харе, да?
- Не знаю, - задумчиво говорит ухаживающий, - а что яйцо вкинули, не бреши.
Оба замолкают.
Утро. Голос нашего энергичного врача:
- Как здоровье дедушка?
- И сам не знаю, - честно отвечает дед.
- Ваши кардиограммы показали, что у вас был приступ стенокардии, - объясняет врач. - Инфаркта у вас нет, последняя кардиограмма в норме. Не беспокойтесь. Говорите родственникам, и сегодня я вас выпишу.
Врач вышел, в палате тишина. Потом голос Егора Павловича:
- Хорошо полежали шуряк, но мало.
- Да-а, - огорчен ухаживающий.
И, как ни странно, я огорчена не меньше. Завтра за стенкой появится другой тяжелобольной. И мы будем лежать тихо-тихо, каждый прислушиваясь к своей боли, пока не справимся с болезнью. Но это будет еще не скоро.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
