Папирус двигался по минутам, иногда пропуская часы, как во сне. Папирус двигал свое тело, двигал свой дух по солнечному июльскому дню. Как в 73,68 % своего жизненного ресурса, Папирус вошел в крепость через Иоанновские ворота. Позади остался одноименный равелин. На следующий уровень Папирус попал через Петровские ворота. Стартуя от точки деления Петровской куртины на бастионы (слева - Государев, справа - Меньшиков), Папирус начал поиск своих жуликов-друзей.
Следуя по аллее между инженерным домом и артиллерийским цейхаузом, Папирус вычленил среди деревьев клен и никак не мог понять: где ольха, где тополь. Папирус повернул налево, прошел мимо гауптвахты, миновал Невские ворота с их уровнями наводнений и оказался на комендантской пристани. Минуту-другую Папирус любовался, как Метеор разворачивается, чтобы пришвартоваться у пристани. Белый Метеор, сияя солнечными отражениями-бликами, заглушил свои двигатели. На пристань вышло всего пять человек (ни одного иностранца), зато на причале стояло порядка тридцати человек (одни иностранцы), готовых отправиться в путь по водной глади Невы, Финского залива в гавань Петергофа.
-Упустил, - подумал Папирус, - на десять минут бы пораньше. Не ехать же с этими лягушатниками в Петродворец. Это, конечно, не америкосы.
Папирус двигался по булыжной набережной мимо Нарышкина бастиона. Пунктом назначения был желто-песочный пляж Екатерининской куртины. Народу на пляже было в полный рост. Четыре группки играли в круговой волейбол. Несколько загорелых качков обсуждали природу своего питания, сгрудившись вокруг питьевого фонтанчика. Папирус увидел Мэрина (рост 198 см) и Юру-борца (рост 166 см). Они стояли в центре пляжа в одежде. Компания загорающих в плавках тунеядцев валялась по окружности: Френчъ, Хайер, Мухомор, Ильинский. Папирус был их ассоциированным членом.
-Вчера мы с Юрой с одной матери 500 рублей сняли, - рассказывал Мэрин, - Мы ее за ногу привязали веревкой и спустили с балкона 14-го этажа. Все мать отдала. О, Папирус! Сегодня девчонки папиры курить будут?!
-Надо думать, Мэрин, - ответил подошедший к кампании Папирус, снимая с себя одежду, -Мухомор, ты мне обещал кассету Джими Моррисона.
-У меня Джими всего одна. Вон у Френчъа со вчерашнего трейда куча долби кассет. Френчъ, продай ему на выбор рублей по 6.
-Мухомор, ты мне, конечно, дольщик, - лениво отозвался Френчъ, - только для Папируса (если ты ему обещал) продам по 6 руб. Долби, вообще то, по 12 идут. Выбирай, Папирус.
-Ребята, может на Кирова сегодня сходим на Зенит, - предложил Ильинский.
-Да ну, - сказал Хайер, - Что на этих алкашей смотреть. Я вчера в Демьяновой ухе (знаете рыбный ресторан на Горького) Чухлова видел, в доску пьяного. В прошлом чемпионском году помните, как он Спартаку две баночки со штрафного положил в Москве. Дасаев ничего сделать не смог. Наши выиграли 3:2.
-Хайер, это Желудков был, - возразил Мэрин.
-Какой Желудков? Чухлов это был. Левой он забивал.
-Давай поспорим на 100 рублей, что Желудков, - предложил Юра-борец.
-Давай, - ответил Хайер. - Ставлю часы свои японские Сейко. Они как раз сотнягу стоят.
-Я первый был, Юра, - возмутился Мэрин.
-Все. Поздно. Папирус, разбей.
Хайер с Юрой-борцом скрепили спор рукопожатием. Папирус разбил.
-Мудак ты, Хайер, - сказал Папирус. - Проиграл часы. Пойду искупнусь.
Вода в Неве, несмотря на жаркий июльский день +27, была + 18. Папирус разбежался и нырнул в невскую волну. Проплыл метров 20 против сильного течения (расход воды 2550 кубометров в секунду). Выскочил трясущимся на берег и упал на живот в горячий песок. Хайер с Юрой спорили, кто кому должен бабки. Они собирались купить в Союзпечати справочник Зенит-84. Папирус минут через десять заснул. Ему снился сначала извивающийся синий речной поток 74 километра, потом - Орешек на Ладожском озере, а потом сон стал продолжением дня. Папирус проснулся в истоме. Губы засохли. Он хотел пить. Спина Папируса сгорела на солнце и требовала сметаны для снятия боли. На руке Юры-борца красовался хайерский будильник. Трейдовать сегодня не было никакого желания. Делать было тоже нечего. Надо было как-то весело затусоваться.
На Галере Папирус встретился с Витькой-кидальщиком. Они решили прошвырнуться по Невскому до Климата и зайти в Кавказский. По дороге на углу Думской им попался Пупо с двумя своими земами из Таджикистана. Пупо предложил купить у Папируса Свотч с египетскими картинками за 60 рублей. Папирус хотел 80. Сговорились на 70. К кампании подошли молодые финские парни Акоп с Чижом.
-Вайта раха? - спросил Акоп, - Папирус, сегодня девчонки папиры курить будут? Приходи ночью на набережную к Дворцовому. Девчонок понасилуем. Вся наша финская команда будет с Сенной.
-Пупо, что ты как итальянский лох одеваешься? - рассмеялся Чиж, - Косишь под итальянца, а сам клетчатые штаны от Сеппалла натянул.
-Ладно, пойко, я пошел, - и Пупо с земами отвалил.
-Слушай, Папирус, - запуржил Чиж, - знаешь Лысого с золотыми зубами, который с кичи дня два назад вернулся. Он у меня ночью сегодня мокасины увел на флэте. Я просыпаюсь, а ботиночек то и нет. В тапочках домой пошел. Но самое прикольное: Лысый стал из двора выходить. Это на Рубинштейна было. Ему в подворотне палкой-колбасой хрясь по лысине. Сняли его ботинки, взяли мои мокасины, а самое главное: челюсть золотую изо рта вырвали. Угар!
Дружбаны порассказывали еще друг другу разных баек минут 10. Мимо прошел Виталик Циммер, известный в катальных кругах скупщик валюты (брал все, любую валюту по классному прайсу, даже югославские динары). Профланировали два начинающих молокососа-псевдоамериканца с Удельной, несколько знакомых пятирублевых баб-сосок из Севера. Дружбаны потерли и разошлись.
На Климате (на уличном подоконнике Дома Книги) сидели-грелись Салик с Манежного и два его дольщика-боксера: Петя Маленький (легкий вес) и Юра Епишкин (супертяж). Салику было всего четырнадцать. Он все знал и был под конкретным прикрытием.
-Витька, - сказал Салик, - тебя тут Сибиряк разыскивает. Ты в Кавказский не ходи. Он злой, черт.
-Спасибо, Салик, - ответил Витька, заулыбавшись, - пойду книжки почитаю. Папирус, встретимся в Неве через 2 часа. - И Витька растворился в угловом ходе Дома Книги.
-Папирус, сегодня в Енисей лучше подходи. Пиво завезли вчера бутылочное Рижское, и курочка гриль как всегда - пальчики оближешь. Брось ты этого Витьку. Он до добра не доведет. Не мусора, так свои почикают, - сказал Петя Маленький. Он работал гардеробщиком в пивбаре гостиницы Енисей по вечерам. Папирус всегда мог ему продать себе на пиво долларов 5-10 по 2,5 рубля за бакс, хотя Виталик Циммер брал по три с полтиной.
-Ладно, зайду, - ответил Папирус, но встретился с Витькой вечером в Неве.
Публики в ресторане был полный зал. Пришлось давать Сашке-халдею по трешке с носа только за вход без посадки. Ресторанная шваль уже нажралась водки, назаказывала цыплят табака и пошла танцевать под На недельку до второго я уеду в Комарово. Играл местный ВИА. Зал грохотал. Танцующие подпрыгивали, хлопали в ладоши над головой и орали во всю глотку: Я уеду в Комарово. Папирус с Витькой выследили импозантного пожилого армянина с почтенной полной дамой-блондинкой. Пара явно состояла из представителей советской торговли. На столе стоял запотевший графин водки и цыплята табака. Армянин заказал у музыкантов медленный танец Аэропорт, и пара пошла танцевать. Витька с Папирусом сели за освободившийся стол. Все надо было делать очень быстро. Жулики налили себе сразу по стакану водки и маханули, закусив соленым огурцом и маринованными грибами. Потом отломали каждый по ноге от цыплят и с полным ртом выскочили из-за стола. Надо было убраться, пока не заметили. Тут в зал вошел Сибиряк, с ним были Юрка-борец, Мэрин и еще один борец-аварец Сулейман.
-Салик все-таки заложил, - произнес Витька, увидев Сибиряка. - Я сматываюсь через кухню. Увидимся у Славика Рыбы.
-Вложил не Салик, а его горилла Епишкин. У них свой боксерский кодекс чести. Сибиряк ведь тоже боксер, - сказал Папирус почти в пустоту. Витька в страхе смотался.
Сибиряк подошел к Папирусу.
-Ну что, дружок Папирус. Где Виктор? - улыбаясь золотыми зубами, спросил Сибиряк. - Учти, я против тебя ничего не имею, но ты попал. Сейчас мы тебя будем рвать в клозете. Где мне найти этого козла?
-Сибиряк, я скажу. Знаешь Славика Рыбу с Восстания?
-Да, знаю. Я иногда оставлял ему кишки на табош.
-Витька почти каждую ночь к нему приходит. У него на хвосте мусора с квартирной кражей.
-Меня тоже интересует эта квартира. С ним были мои люди, и Витька их кинул. Ладно, живи, Папирус! Ищи себе нового дольщика. Я Витьку в любом случае везде достану и накажу, - Сибиряк сделал Папирусу саечку и слегка ударил правой в поддых. - Ты хорошо отделался.
Сибиряк не врал. Веселая Витькина песня заканчивалась. Не погуляют теперь дружбаны вместе с клавами, не поглумятся над лохами. Папирус покинул с облегчением ресторан. Он пошел пешком по ночному Невскому. Белые ночи были на излете. На Маяке стрельнул у тусовавшегося там Скинера 2 копейки и нашел неразбитый телефон-автомат.
-Славик, это Папирус. Я звоню с Маяка. У тебя скоро нарисуется Сибиряк. Он ищет Витьку и какие-то шмотки с какой-то квартиры. Витька знает. Я тут не причем. Пока.
Папирус путешествовал по времени, по странам, но границы советского государства были на замке. Многие хотели умотать в Америку, у кого-то получилось, кто-то умер, кто-то жив, кто-то в тюрьме. Мечтая о палисадниках американского рая, Папирус двигался к своему дому на Баскове переулке по улице Восстания. Прямо напротив СлаваРыбиной парадной на углу Озерного переулка и Восстания, где находился заросший тополями Зеленый сад, Папирус встретил Эдика Пермского с двумя здоровыми лысыми уголовниками. Один уголовник, что поздоровее, держал Эдика за плечо.
-Привет, Эдик, - сказал Папирус.
-Привет. Это он, - Эдик показал пальцем на Папируса, вырвался из цепких смертельных лап, сиганул через двухметровую ограду Зеленого садика и скрылся в кустах сирени среди тополей.
Уголовники схватили Папируса и потащили по тополиной аллее Озерного переулка в темную подворотню. В руке одного сверкнула финка.
-Где наши кишки?
-Какие кишки? Я ничего не знаю.
Из подворотни вышла бабулька с белой болонкой на прогулку.
На улице Радищева застонала сирена ментовского уазика, свет фар осветил группу из трех человек.
Один уголовник полоснул Папируса финкой по животу, но не попал. Другой схватил Папируса за волосы и со всей силы ударил головой о тополь. Группа кинулась врассыпную. Папирус бежал по Ковенскому переулку от улицы Восстания к улице Маяковского. Из его пробитой головы сочилась кровь. Он прибежал на Чехова, 15 в местное Дзержинское РУВД. С трудом перевел от испуга дух. Папирусу было совершенно не больно. Просто из головы из затылка лилась кровь. Милиционеры вызвали скорую и записали показания Папируса. Так с черепно-мозговой травмой Папирус оказался на улице Пионерской на Петроградской стороне в больнице скорой помощи № 10. Папирусу перевязали череп, но не смогли остудить разбушевавшийся мозг. Папирус на больничной койке забылся в стынущем сне, чтобы проснуться разбитым на новой зарнице.
Утром Папирус покинул больничный вонизм. Он заменил двухнедельный больничный режим с грязным бельем, с перебинтованными алкашами на подписку о том, что он не имеет претензий к лечащему врачу, если на живой природе Папирус вдруг поставит кеты в угол. Он выбрал домашний режим: сидеть на кухне, пить чай с лимоном и кусать бутерброды. Но мать-маргинальная природа не хотела ни на секунду отпускать Папируса. Только Папирус вошел к себе в квартиру, как ему позвонили:
-Вас беспокоит оперуполномоченный Дзержинского РУВД старший лейтенант Вдовенко. Не могли бы вы прийти к нам сейчас для дачи показаний о вчерашнем инсценденте? Можете. Отлично. Через сколько? 15 минут. Хорошо. Комната 34, 3-й этаж.
Папируса ждали два мрачных районных опера в штатском.
-О, Папирус! Пришел, - сказал сипло, сурово старший лейтенант Вдовенко,- Помнишь меня? А где Карл Маркс?
-А меня, Папирус? - сначала сурово спросил, но вдруг вдогонку засмеялся младший лейтенант Ершов.
-Что-то не то! - подумал Папирус.
Он хорошо помнил одно похмельное январское утро. Папирус с Карлом Марксом пили пиво в ларе Пиво-Воды на углу Некрасова и Чехова рядом с Банями № 16. Пропустив по разбавленной водой кружечке Жигулевского за 22 коп, дружбаны вышли на улицу выкурить по беломорке. Мимо проходили два коротышки-мужика в облезлых нутриевых ложных шапках-ушанках: один - в черном овечьем тулупе (Вдовенко), другой - в искусственной коричневой шубе (Ершов), по виду - явно местные мусора. Коротышка в тулупе толкнул Карла Маркса, а тот, не узнав мента с похмелья, засандалил корня гражданину оперуполномоченному Вдовенко. Ст. лейтенант подскользнулся, попытался схватиться за мл.лейтенанта, не устоял, и они оба упали на лед. Карл Маркс с Папирусом лупили пузатых коротышек ногами, пока их не скрутили нагрянувшие из бывшего по соседству отделения менты. Дело замяли, но антагонизм между преступностью и законностью остался навсегда.
-Помню, гражданин следователь, - ответил Папирус.
-Хорошо, что зашел, - Ершов полез в тумбочку, достал початую поллитровку Андроповки и граненый стакан, - Опохмелимся?
-Мне сейчас запрещено. Боевые раны на черепушке. Бандитская пуля, так сказать.
-Убери бутылку, Ершов. Ну рассказывай, Папирус! - Вдовенко набычился. - Что за квартиру ты обнес со своими дружками.
-Да я этих уголовников первый раз вижу, - и Папирус рассказал всю историю нападения, опустив только наличие и подставу Эдика Пермского.
В конце сказок Папируса две минуты длилось напряженное молчание, и Папирус представил сколько ментов вылупилось за пару минут тишины.
-Ладно. Убедил, - Вдовенко достал из ящика стола листок желтой бумаги и обглоданную шариковую ручку за 35 копеек. - Пиши отказ от просьбы возбуждения уголовного дела.
-Претензий не имеешь, - сказал мл.лейтенант Ершов, - А все-таки, Папирус, сладко сказки рассказывал. Как это они тебя головой о тополь уделали? Что за жесткий тополь такой был?
Тополь был старым и давно гнилым. Он стоял вторым в аллее Озерного переулка от перевернутого основания буквы Т (улицы Восстания). В правом квадрате буквы раскинулся Зеленый сад: кусты сирени, детская площадка, древние тополя.
-Папирус - бумага 20-го века, - инфракрасный сканер изучал в лаборатории свиток желтой бумаги.
-Тополь - живое растение 20-го века, - ультрафиолетовый лазер ощупывал кусок мертвой древесины.
За двухметровым электронным микроскопом сидел белый киберчеловек. Он поднялся из-за прибора и подошел к окну. Он смотрел через стекло на проекцию Озерного переулка от улицы Восстания и Зеленый сад. Он с представляемой горечью любовался уличными тополями и сиренью, выполненными из прозрачного стекла. В Зеленом садике играли в машинки дети в противогазах. На скамейке сидела черная кибервоспитательница. По улице Восстания маршировал двойками пионерский отряд. Мальчик-девочка, девочка-мальчик, в касках и в противогазах. Правофланговым была классная учительница в специальном старческом скафандре. Рецепторы совершенного киберчеловека улавливали абсолютно все цвета, вкусы и запахи, только в совершенном мире нечего было улавливать. Диафрагма истинного существа Т-образностью захлопнулась. Из искусственного биоглаза белого киберчеловека скатилась одна натуральная соленая слеза, пронзившая все место в самое сердце.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
