Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность




ПИСАТЕЛЬ  И  ПУТАНА


Там жили поэты. И каждый встречал
Другого надменной улыбкой.
  А. Блок "Поэты"

Часть первая
Любви большой не было

Глава первая

Зябким осенним утром 20... года любой жилец дома номер четырнадцать, решивший вдруг вынести мусор, мог увидеть такую картину: рядом с пухто прямо на мокрой земле сидел человек и плакал. Человека звали Петром Витальевичем, он был членом Союза писателей и от него этой ночью ушла жена.

...В кармане плаща у плачущего вдруг громко запел телефон. Мужчина поспешно выхватил трубку, впился взглядом в экран, но потом огорченно махнул рукой и безвольно засунул трубку обратно. После чего еще немного поплакал, оглушительно высморкался и закурил папиросу.

Здесь его сотовый вновь запиликал.

- Да, - устало ответил мужчина.

- Пёт Виталич? - раздался из трубки не по-утреннему бодрый голос главного редактора. - Как самочувствие?

- Нормально, - ответил писатель. - А вы как, Семен Аристархович?

- Тоже не жалуюсь. Вы меня, ради бога, простите за столь неприлично ранний звонок, - жизнерадостный Семен Аристархович начинал свой рабочий день ровно в восемь утра, что было, мягко говоря, не типично для санкт-петербургской богемы, - но новости того стоят. Степашин наконец-то определился. Он теперь с нами. Так что я с легким сердцем номинирую вашего "Соколова" на "Повесть года".

- Но "Соколов" ведь роман! - удивился писатель.

- Да это не важно, - небрежно ответил Семен Аристархович. - Куда как важнее то, что сам Левин-Коган сражается нынче по нашу сторону фронта. Ты фишку просек, Пёт Виталич? Са-а-а-м Ле-е-евин-Коган!

(Литературный критик Петров, писавший под псевдонимом "Левин-Коган", слыл в газетно-журнальном мире кингмейкером и дарителем славы).

- Сам Левин-Коган? - удивленно переспросил писатель.

- А то! - самодовольно хихикнул редактор.

- Но это ведь означает, что Наливайко автоматически против?

- А Наливайко, - радостно крикнул главред, - в этом году вообще пролетел мимо кассы! Наливайко в жюри нынче нету. Нынче в жюри есть Кузмин со Степашиным, плюс Левин-Коган, плюс Илионишвили, плюс пара дамочек из Степашинской обоймы. Расклад нынче наш!

Петр Витальевич, как это ни глупо было в его положении, приосанился и захихикал. Расклад получался и в правду хорошим. Въедливый критик Кузмин был подголоском Левина-Когана, восьмидесятипятилетний патриарх Илионишвили в литературных битвах давно не участвовал, пара Степашинских дев проголосует по знаку шефа. А в жюри всего семь человек.

- Ну, а как сам-то? - спросил издатель. - Чего с утра такой квелый?

- Плохо, - вздохнул литератор. - Очень все плохо, Семен Аристархович. Моя-то знаете, что отчебучила?

И он торопливо посвятил едва знакомого ему редактора в подробности своей семейной драмы.



Глава вторая

А часа четыре спустя на противоположной стороне проспекта Стачек состоялась такая беседа:

- Так, стало быть, обе не от него? - зеленея от страха, спросила Маринка.

- Ты чего, подружайка, совсем что ли сбрендила? - презрительно фыркнула Рената. - Ты мою старшую видела? Один в один мой уродец. А вот младшая... да. От другого. Ты его всего равно не знаешь. Но самое, Машка, стрёмное, что мой-то уродец именно в младшей души не чает. Она у него в фаворитках. Представляешь?

- Так, может, ничего тогда ему и не сообщать? - осторожно предложила Марина.

- Н-нет!!! - прорычала красивая Рина с такой дикой злобой, что вся ее красота вдруг куда-то исчезла. - Если не хочет, гад, по-хорошему - будет ему по-плохому!! Будет!!!

Беседа двух девушек протекала ранним утром (условным утром дам полусвета - около часу дня) в недавно подаренной Рине новой квартире. Квартирка была, если честно, позорная, - двухкомнатная халупа в пролетарском районе - но дареному коню в рот не смотрят. Тем более, что новый Ренатин поклонник твердо пообещал подарить ей к Новому году жилье попристойней (на Староневском, трехкомнатное).

А пока что можно перекантоваться и в этом.

Этот новый Ренатин хахаль как-то резко и сразу выделился в нескончаемой череде ее очень богатых поклонников. Ну, во-первых, ей таки пришлось из-за него уйти с работы. Во что и самой не верилось. Ведь все ее прежние ё...ри тоже ведь, как один, умоляли завязать с этим делом, но она откупалась от них расплывчатыми полуобещаниями, твердо зная, что бросить не сможет.

А вот нынче пришлось уйти.

Насовсем.

По первой же просьбе Филиппа. Такого худенького и маленького. Безнадежно женатого. Неприлично очкастого. Совсем не в ее вкусе.

Правда, Филя был реально зажиточным и новую белую "Мазду" подарил ей с такою же легкостью, с какою другие ее кавалеры оплачивали в баре пару коктейлей.

Но разве можно было ее удивить богатством? Или - тем более - щедростью? Ведь были же, были в ее грешной жизни мужчины куда как богаче Филиппа: например, миллиардер Иванов, содержавший четырнадцать разных девушек на четырнадцати разных квартирах. Или гангстер Андрюша, прокутивший на пару с Ренатой за четыре дня двести тысяч зеленых. Но никто из них не имел над нею и сотой доли той власти, которую сразу забрал в свои хилые ручки этот вежливый хмырь в очечках.

...Хорошо, хоть физической верности чертов ботаник от Рины не требовал и сегодня вечером Рина, почти не шифруясь, могла принять у себя кикбоксера Димыча.

- Короче, слушай, подруга, - сказала она Маринке, отчасти заменявшей ей домработницу, - у нас с тобой сколько текилы с желтым червем осталось? Всего полбутылки? Срочно дуй в "Патэрсон", возьми-ка там две... нет, лучше три, чтоб не бегать, бутылки, плюс закуску-запивку и сразу назад. Ты Димыча знаешь. Он мужик пафосный. Его голой п..дою не встретишь.

Марина вынула из хозяйственной кружки новенькую бумажку в пять тысяч и опрометью помчалась в универсам - исполнять хозяйкино приказание.



Глава третья

В забитом народом "Патэрсоне" Маринка едва не свалила на пол какого-то лысенького мужичка полубомжатского вида. Как, наверно, уже догадался читатель, столкнулась она с Петром Витальевичем Новокрещеновым - членом Союза писателей, номинантом "Повести года" и брошенным мужем. За те шесть часов, что прошли после утреннего разговора с главредом, Петр Витальевич успел возвратиться домой, камнем рухнуть в прихожей, отлично выспаться, проснуться, отпиться чайком, съесть полпачки таблеток от головной боли и пойти в магазин за продуктами. Благо деньги у литератора были. Вдова писателя Чушкина на днях выдала Петру Витальевичу очередной аванс на очередную заказную повесть. Аванс был пропит только на четверть, и никакие финансовые трудности в ближайшие несколько дней Новокрещенову не грозили.

Более того - аванс был почти отработан! Детективную повесть "Братва для героя" (которую ушлая вдовушка должна была якобы отыскать в архиве покойного мужа) Петр Витальевич за каких-то пять дней железной рукою довел до финала и единственная его проблема заключалась в том, что в набитом Новокрещеновым тексте было сто сорок восемь тысяч печатных знаков, а для серии требовались ровно сто семьдесят. Проблема эта решалась шутя: нужно было купить телепрограммку, выцапать из нее десятка три анекдотов и равномерно раскидать их по тексту. Вдове очень нравился этот метод работы и она всегда хвалила Петра Витальевича за отменное чувство юмора.

Не раскалывайся сейчас у литератора одурманенные утренней "Путинкой" мозги, "Братва" через час была бы закончена и всегда пунктуальная в гонорарных вопросах вдовушка выдала бы ему еще десять тысяч.

Но увы, и еще раз - увы! О полноценной работе с "Братвой" не могло быть и речи, и несчастному Петру Витальевичу поневоле пришлось ограничивать размах своей фантазии оставшимися от аванса шестнадцатью тысячами.

...Итак, в отношении чисто финансовом все обстояло просто великолепно. Мешало другое - болела душа. Болела и не принимала алкоголя. Петр Витальевич нерешительно потоптался перед длинным, словно Московский проспект, стеллажом со спиртными напитками и с отвращением кинул в тележку двухлитровку "Охоты крепкой". Потом вздохнул и добавил поллитра "Зеленой марки".

(Даже просто смотреть на переливавшуюся под лампами водочную бутылку было сейчас невыносимо противно, но мудрый писатель знал, что где-нибудь ближе к полуночи утомленная пивом душа запросит чего-то покрепче, а водку в лабазе уже не укупишь).

Закуску маститый художник слова проигнорировал, а на правах запивки забросил в телегу большую "Аква Минерале" (ни "Колы", ни "Фанты", ни "Спрайта" весьма заботившийся о своем здоровье Петр Витальевич не употреблял совершенно). Несколько раз себе напомнив, что нужно еще не забыть взять на кассе зажигалку и два блока "Оптимы", инженер человеческих душ встал в конец достаточно длинной по причине вечернего бойкого часа очереди и заскучал.

Человека за три до цели старомодная толстая трубка в кармане его плаща запиликала. Петр Витальевич с обычной своей быстротой вынул трубку, как всегда, впился взглядом в дисплей и, как всегда, огорченно вздохнув, вернул телефон обратно. Но, расплатившись, перезвонил.

- Да, - ответил ему бодрый голос Семена Аристарховича.

- Вы мне звонили, - напомнил писатель.

- Ради бога, простите, что беспокою так поздно, но обстоятельства требуют. Пёт Виталич, беда: Степашин ссучился!

- Перекупили? - осторожно предположил прозаик.

- Вот именно! - всхлипнул главред. - Перекупили!!! Наливайко ему обещал две следующие "Повести года" за одну нынешнюю.

- А разве Степашин пишет повести? - недоуменно спросил очень туго соображавший с похмелья Новокрещенов.

- Ну вы, Пёт Виталич, словно ребенок. Да разве у этого гада мало собственных бездарей? Вербицкий, Лямшин, Максимов, этот... патлатый и неприятный... как же его? ... Фердыщенко! Плюс Добронравов, плюс Верховенский, плюс...

- Да-да, я понял, - перебил литератор. - Но Петров-то хоть держится?

- Этот - кремень, - довольно загудел издатель, - но толку-то, толку-то, Пёт Виталич? В шорт-лист попадем, а что дальше? Наливайко в тандеме со Степашиным - это стра-а-ашная сила!!! Одинокому Левину-Когану супротив них не выстоять.

- Да-да, - согласился писатель, после чего не выдержал и, продолжая прижимать к уху нагревшуюся от долгой беседы трубку, вынул свободной рукою "Охоту", отвинтил крышечку и, обливая грудь пивом, отпил.



Глава четвертая

Дима был скуповат, вечно под нюхом и вследствие этой вредной привычки ни на что как мужчина не годен. С виду он походил на огромного грузчика из овощного отдела, манеры имел соответствующие, но Ренате льстила его известность. Когда она шла с ним под ручку по Невскому, каждые десять-пятнадцать минут их догонял очередной поклонник и просил автограф.

За эти мгновения Рената прощала Димычу все: и пьянство, и скупость, и дурную привычку мешать кокаин с алкоголем, и внешность уволенного за прогулы слесаря, и даже (на редкость постыдные в его-то цветущие годы) перебои в работе самого сокровенного.

В описываемое нами мгновение Дима сидел на диване и пил стаканами дорогую текилу. Рената, полулежа рядом, пригубляла "Блэк Лейбл" (от текилы у нее подымалось давление), а полуприслуга и полуподруга Маринка вприпрыжку носилась по комнате и, страшно мешая обоим, лихорадочно собиралась на работу.

- Слышь, Марин, - лениво спросила Рената, - и на хрена тебе этот грошовый бл...шник? Ну сколько ты там зарабатываешь?

(Рената отлично знала, сколько, но ей было приятно лишний раз унизить подругу на глазах у постороннего).

- Тысячу в час, - покраснев, ответила домработница.

- Но ведь я-то плачу тебе больше! И зачем тебе это? Без секса не можешь?

Маринка еще сильней покраснела, да так, что из розовой стала фиолетовой, но ничего членораздельного полуподруге-полухозяйке не ответила. Она и сама, если честно, не знала, зачем она держится за эту постыдную и невыгодную работу.

Маринка была некрасива и ее брали редко. Вместе с чаевыми выходило тысяч пять-шесть за смену. Работала она дважды в неделю, потому что появляться в салоне чаще ей не разрешала Ксения. Еще неделю съедала Красная Армия. Набегавшие на круг тридцать тысяч в месяц не были хоть сколько-нибудь значительной суммой даже для такого символа бедности, каким слыла среди дам полусвета Маринка. В конце-то концов в богатой квартире Ксении, где повсюду валялись никем не учтенные деньги, можно было просто украсть значительно больше.

Язвительное Ренатино предположение насчет "радостей секса" являлось, естественно, полной чушью. Как почти все проститутки, Маринка была беспола. Нет, где-то раз в два-три месяца (особенно после больших перерывов и если клиент попадался умелый) она доходила до завершения, но люто за это себя ненавидела. А уж умелых клиентов - тем более.

Она не бросала салона из-за другого. Забросив работу, она б тут же стала простой вещью Ренаты, а так сохранялась хоть какая-то иллюзия независимости.

* * *

На работу она опоздала, но, поскольку сегодня была смена Розы Абрамовны, это было несмертельно. Вторая админша - Света штрафовала всех опоздуний безжалостно, а добрая Роза смотрела на мелкие девичьи прегрешения сквозь пальцы. При виде вбежавшей в салон Маринки она лишь осуждающе вскинула свои огромные, черные (a la Леонид Ильич Брежнев) брови и возмущенно пробормотала: "Ну ты, Снежаночка (так на работе звали Маринку), в своем, блин, репертуаре! Давай-ка переодевайся и за дело. Клиентов сегодня - море, а половина девчонок где-то попами вертит".

Маринка быстренько переоделась и, оставшись в ужасно для нее дорогом ярко-красном корсете за восемь тысяч, отработала пару показов. Ее, как всегда, не выбрали.

Сегодня это ее не опечалило ни капельки. Во-первых, оба клиента были... противными, а, во-вторых, недавняя шутка Ксении насчет "радостей секса" как-то странно запала ей в душу. Настолько запала, что ей захотелось чего-нибудь выдумать и отпроситься до дому, до хаты, но она хорошо понимала, что в ночь с пятницы на субботу при пяти рабочих девчонках (толстая Ева не в счет) даже добрая Роза Абрамовна никаким ее выдумкам не поверит.

- Девчата, на выезд! - крикнула Роза Абрамовна. - Едут Снежана и Лолита.

- Далеко хоть? - спросила Маринка.

- Я тебя умоляю! - вновь вскинула свои великолепные брови админша. - В соседнем дворе. Пешком легче дойти.

- Клиент постоянный?

- Да уж куда постоянней. Этот... полубомж-полуписатель.

- Фи! - синхронно скривились обе девушки.

- Дев-ча-та! - сердито прикрикнула Роза. - Нравится или не нравится, работать надо. Такая уж у вас, девчонки, героическая профессия.



Глава пятая

...Вообще-то бордельные шлюхи - это, блин, дорого. Как минимум, четыре тысячи. В то время как индивидуалки за те же пару часов неземного блаженства берут всего две с половиной. Но сегодня Петру Витальевичу не хотелось экономить.

Кровоточащим воспоминаниям о блудной супруге срочно требовалось противопоставить ухоженную б..дь из салона, а не потрепанную наркоманку-трассовку.

- Правда, - тут же подумал Петр Витальевич, - нужно как-то решить деликатный вопрос с чаевыми. Ведь эти гетеры из сверхдорогих лупинариев привыкли получать безумные деньги на чай. Сначала художник слова решил дать девке сверху ровно тысячу, потом снизил бонус до пятихатки, а, когда он стыдливо подумывал не давать ей вообще ничего, в его домофон позвонили.

- Кто там? - спросил Петр Витальевич.

- Гости! - ответил уверенный мужской голос.

Писатель смущенно кивнул и надавил на белую кнопку домофона.

* * *

Да... элитный салон на Промышленной в грязь лицом, как всегда, не ударил! Обе введенные здоровенным шофером гетеры - и худенькая брюнетка, и склонная к полноте блондинка, - показались Новокрещенову без пяти минут супермоделями.

Немного поколебавшись, он выбрал блондинку. Ну а дальше... мы, наверно, избавим читателя от ненужных подробностей и сообщим лишь о том, что уже ополовинивший "Зеленую марку" Новокрещенов казался себе в процессе совершеннейшим суперменом и все блондинкины ахи и охи принимал за самую чистую монету. В самом конце беллетрист настолько разухарился, что продлился еще на два часа, а в качестве чаевых (вся водка была уже выпита) оставил блондинке целых пять тысяч.

Правда - сказались и годы, и выпитое, и излишняя эмоциональность момента - дополнительные сто двадцать минут Петр Витальевич посвятил не столько службе Венере, сколько громокипящим филиппикам по адресу своей бывшей супруги. Блондинка эти его катилиниады не одобрила, чем настолько расстроила Новокрещенова, что он даже хотел отобрать чаевые обратно, но все-таки - в самый последний момент - передумал.

А вот расставание двух влюбленных сердец оказалось чуть смазанным. Когда склонная к полноте блондинка в накинутом поверх дезабилья плаще уже замерла на пороге, толстая трубка в кармане художника слова чуть вздрогнула и выдала пару тактов из "Болеро" Равеля.

- Пёт Виталич, не разбудил? - раздался из сотового не по-вечернему бодрый голос главреда. - У меня чрез-вы-чай-но хорошие новости! Во-первых, нам удалось заручиться поддержкой Илионишвили. Во-вторых, у Степашинских теток тоже нету единства, и одна из них, Виолетта Петровна буквально пару минут назад согласилась примкнуть к нашей славной когорте. Представляете, Пёт Виталич?

- Ага, представляю, - ответил писатель и поднял взгляд.

Блондинки на пороге уже не было.

* * *

- Ну и... как оно там? - спросил у Снежаны водитель Серега.

- Да так... - усмехнулась девушка. - Все как всегда. Обычный пьяненький старикашка. Представляешь, Серега, у этого кренделя сотовый - здоровенная "Нокия" с черно-белым экраном. Как у моей бабушки.

- Круто! Ну а что там еще, кроме мобилы?

- Да ни фига интересного! Жена от него сбежала. Все ее фотки показывал. А я вот подумала: и к кому ж эта старая-страшная могла убежать? Хотя с алкашом жить, конечно, не сахар. Хоть к черту сбежишь. А он, слышь, Серег, такой стра-анный! Нищий, как бомж. А на чай дал пять тысяч.

Какой-то он, блин... неприкаянный. Жалко его, если честно. Ой, б..дь, я корсет свой забыла!

Машине пришлось разворачиваться и возвращаться обратно.



Глава шестая

...Проснувшийся, как всегда после пьянки, с рассветом Петр Витальевич пересчитал наличность и убедился, что от всех вчерашних богатств у него уцелело сто сорок рублей. Практически вся эта сумма была тут же потрачена на пачку белого "Пенталгина" и пару бутылок пива "Петровское". На последние восемнадцать рваных литератор купил "Панораму ТВ" и, возвратившись домой, тут же сел за работу.

Уже к половине второго обе бутылки "Петровского" были выпиты, пачка белого "Пенталгина" - на четверть почата, а текст "Братвы", разросшись до кондиционных размеров, был отослан на электронный адрес Чушкиной.

Полминуты спустя антикварная "Нокия" Петра Витальевича сбросила на смартфон хозяйки проекта взволнованный маячок, после чего Анна Павловна (т. е. владелица бренда) перезвонила и провела с писателем короткие деловые переговоры, в результате которых художник слова помылся, побрился, нацепил свой единственный галстук, спустился во двор и отправился пешедралом на Невский.

(Двадцати рублей на метро у прозаика не было).

Очаровательная Анна Павловна с деньгами рассталась легко и сразу. Кроме десяти штук за "Братву", Новокрещенов разжился еще и пятнашкой аванса под "Демьяна Буяна". Как и всегда, общаясь с вдовушкой, Новокрещенов буквально всей кожей чувствовал исходящую от нее ауру спокойного уважения: владелице бренда явно льстило, что в качестве безымянного негра у нее подвизается не графоман с Прозы. ру, а настоящий член Союза писателей, автор двенадцати всамомделишных, не демьянобуяновских книг, способный свободно читать по-английски и цитировать Мандельштама.

Да, недаром, читатель, недаром знавшая счет деньгам Анна Павловна оплачивала Новокрещеновские шедевры с двадцатипятироцентной (по отношению к рядовой черномазой братии) накруткой и явно их выделяла, хотя и, конечно, поругивала за слишком длинные - превышающие восьмисловесный демьянобуяновский лимит - и чересчур замысловато закрученные фразы.

...Выдержав получасовую беседу о жизни и творчестве обожаемого Анной Павловной Иннокентия Анненского, Петр Витальевич снова вышел на улицу, после чего первым делом покушал, а вторым - закинул на счет сто рублей и позвонил по номеру, обозначенному в его телефонном списке как "Служба безопасности".

- Здрау-уствуйте! - ответил ему вежливый голосок Розалии Абрамовны.

- Простите, - как мальчик, робея, спросил литератор, - а можно бы мне... ангажировать вашу Снежану? На двенадцать часов.

- Ой, знаете, - опечалилась Роза Абрамовна, - а Снежаночка нынче как раз выходная. Зато есть другие, тоже очень красивые девочки. Может быть, вы с кем-нибудь из них отдохнете?

- Н-нет, - вконец засмущавшись, пробормотал Новокрещенов, - большое спасибо, но н-нет. А когда она выйдет?

- Ой, знаете, только во вторник. Я, конечно, могу с ней связаться и попросить...

- Нет, что вы, что вы! - перепугался писатель. - Пускай отдыхает. Дело хорошее. Только уж вы себе пометьте, чтобы во вторник сразу ко мне. Чтобы ни с кем другим, а - сразу. Меня зовут Петр Ви... просто Петя. В понедельник я вам обязательно перезвоню и подтвержу серьезность своих намерений.

- Да-да, конечно! - закивала администраторша и, положив телефонную трубку, заржала, как сумасшедшая.



Глава седьмая

Гламурная Рина, если честно, не часто баловала Маринку совместными походами в рестораны. А уж в дорогущем "Байроне" они и вообще не бывали ни разу. Тем паче с такими завидными кавалерами: депутатом ЗАКСа Геннадием и полковником милицейских войск Вадимом. А то, что оба высоких гостя не обращали на нее никакого внимания, для Маринки было делом привычным. Мысль: померяться с Ринкой женскими статями - воспринималась ею примерно так же, как, скажем, мы с вами восприняли б мысль - потягаться в писательском мастерстве с Львом Толстым или постукаться на кулачках с Майком Тайсоном, - т. е. она не могла посетить ее голову даже теоретически.

Так что женских обид в тот вечер не возникало, и Маринка с интересом смотрела, как оба гостя: и высокий сутулый Геннадий, и маленький крепко сбитый Вадим, - рассыпались мелким бесом перед Ренатой.

- Ты хоть знаешь, Марин, кто сейчас здесь сидит перед тобой? - спросил милицейский полковник и по-отечески хлопнул Ренату чуть пониже лопаток.

- Как кто? Рина! - удивилась Маринка.

- Перед тобою сидит! - назидательно ответил блюститель закона и, сделав классическую паузу, выпил рюмку элитной водки и закусил корнишоном. - Перед тобою сидит, - повторил он чуть-чуть просевшим от водки голосом, - хо...зяй.. ка лучшего в Санкт-Петербурге салона!

- О, да! - подтвердил бородатый Геннадий, числившийся, между прочим, председателем заксовской Комиссии по борьбе с секс-торговлей.

- Я уже перетер это дело с Челищевым, - продолжил полковник, - и теперь к тебе ни одна тварь не сунется, Хату снимем во вторник. В субботу начнем работать.

- Что ж, начинание хорошее! - вновь поддакнул народный избранник.

- Ну так что? - спросил Ренату Вадим.

Рената ничего не ответила.

- Чего ты отмалчиваешься?

Рената мило потупилась, а потом одарила Вадима своим фирменным взглядом, от которого сердце у всех нормальных мужчин проваливалось куда-то в мошонку.

- А вот ежели я, - вдруг обиженно рявкнул Геннадий, не простивший, похоже, полковнику этого взора, - возьму и прикрою всю вашу лавочку, что ты, Вадим, будешь делать?

- А я, - спокойно ответил полковник, - просто достану трубочку, наберу один номер и тебя уже утром в Заксе не будет.

- И кому ж ты позвОнишь?

- Да все тому же Челищеву, Гена. Валерию Павловичу.

- Да это же просто юмор, Вадюша, - вдруг хихикнул нардеп, не на шутку, похоже, таинственного Челищева испугавшийся.

- Так и я ведь пока что шуткую, Генаша! - во всю ширь улыбнулся полковник и оба непримиримых соперника тут же обнялись и троекратно расцеловались.

* * *

... Рената слушала эту словесную схватку вполуха. Она абсолютно точно знала, что никакою хозяйкой никакого салона не станет ни при каких обстоятельствах. Тому были сотни причин и самая главная заключалась в том, что возглавить бордель для нее означало - расстаться с Филиппом.

А маленький вежливый Филя был для нее в миллион раз важнее, чем все вадимы, генаши и все их челищевы и мудищевы вместе взятые.

* * *

...Вообще-то, в элитном "Байроне" вульгарными плазмами стен не уродовали. Прямая трансляция спортивных соревнований - это заманка для заведений попроще. Но таким дорогим гостям как Вадюша с Геннадием администрация не могла не пойти навстречу. И специально для них два вежливых здоровяка-официанта вытащили огромную плазму, показывавшую супербой Сидоров - Кауфман.

Кауфман - высокий и тощий негр в зеленых трусах сидел в правом углу ринга, а, что касается восседавшего в левом Сидорова, то описывать его большой нужды нету, ибо он уже отлично известен читателям под именем кикбоксера Димы. Говоря откровенно, на фоне мышцастого, сплошь расписанного синими татуировками Димы длинноногий Кауфман выглядел жидко. Бой казался нечестным и хилый негр заранее вызывал сочувствие.

Я имею в виду: он мог вызывать сочувствие у нас с вами, но - естественно - не у милиционера с нардепом.

- Порви его, Димыч! - кричали оба Рининых поклонника и громко-громко стучали ногами.

Маринка тихонечко улыбалась и наблюдала не столько за плазмой, сколько за Геной с Вадимом, а насмерть побледневшая Рина не отрывала взгляда от экрана и не произносила ни словечка.

В момент, когда топот Ренатиных кавалеров стал совсем нестерпимым, звякнул гонг и бой начался. Боксеры пару-тройку секунд попрыгали друг перед другом, а потом тощий Кауфман вдруг резко выбросил вверх свою тонкую, черную, казавшуюся неправдоподобно длинной ногу и попал сопернику прямо в ухо.

Таким ударом можно было, казалось, убить слона, но на монументального Сидорова он не произвел ни малейшего впечатления. Димыч лишь улыбнулся, повел своими необъятными плечищами и...

- Размажь его, Дима! - завизжали оба болельщика.

...и здесь вдруг случилось то, что в деталях присутствующим удалось разглядеть лишь на повторе. При обычной же съемке казалось, что застилавший полнеба Сидоров вдруг сам, безо всякого повода рухнул на пол. И лишь при уменьшенной вчетверо скорости стало понятно, что причиной его падения послужил молниеносный удар, нанесенный соперником в челюсть.

С пола Дима не встал. Бой был окончен.

Лишь только сконфуженные секунданты, подцепив под микитки огромного Сидорова, уволокли его в раздевалку, Рената вскочила и, едва-едва сдерживая рыдания, помчалась по направлению к уборной.

Отсутствовала она неприлично долго - минут тридцать или даже сорок. Потом все же вернулась и как ни в чем не бывало продолжила оргию.

* * *

Где-то дня через два чуток оклемавшийся Дима стал ей названивать. Но Рената не подымала трубку: ни через два дня, ни через три, ни через неделю, ни даже через пять с половиной месяцев, когда экс-чемпион позвонил ей в самый последний раз.

Рената презирала неудачников.

* * *

...Во втором часу ночи, когда их высокопоставленная компания самой последней покинула темный "Байрон", плоский "Самсунг" в Маринкиной сумочке вдруг вздрогнул и подал голос.

- Хм, - удивилась Маринка, взглянув на экран: номер был незнакомый.

Вообще-то левые номера она игнорировала, но сегодня - назло гаду Геннадию, почти силком затаскивавшему ее в свой "Лендровер", - нажала левую кнопку и громко сказала:

- Алло!

- Сне... жа... на... - зашелестел рядом с ухом чей-то насмерть сконфуженный голос, - извините, что поздно, но...

- А вы, мужчина, простите, кто? - поинтересовалась Маринка.

- Я Петр Ви... просто Петя. Ваш вчерашний... точнее, уже позавчерашний клиент. Член Союза писателей.

- Ну здравствуйте, Петя, - ободрила кавалера Маринка. - Как сам-то?

- Спасибо, все в общем и целом нормально, но...

- Да-да, я вас слушаю.

- Но - продолжил вовсю заикаться голос, - я очень-очень... хотел бы... узнать... вы на работу ведь только во вторник выходите?

- Да, Петя. Только во вторник.

- А можно мне вас... ангажировать? На... на двенадцать часов?

- Да ради бога! Чем вы хуже других?

- Ну значит... до встречи, Снежана!

- До встречи, Петр!

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

...И вот здесь в их почти закончившуюся беседу вдруг активно вмешались третьи лица.

- Ты с кем это там расп...лась? - заорал из "Лендровера" уставший ее дожидаться Геннадий. - Давай, б..., кончай свой базар и залезай, б..., в машину!

- Целую, Петюш! - прошептала Маринка в динамик сотового, а потом развернулась к "Лендроверу" и отчеканила:

- Слышишь ты, де-пу-тат! Я вообще-то могу домой и на такси доехать. Сто рублей на машину найдется.

- Ты чо? - не понял Геннадий.

- А ни чо! Все. Свободен, - отрубила Маринка и гордо направилась к зависавшему рядом с "Байроном" частнику.

Незадачливому нардепу, наверное, было самою судьбой суждено выпить в тот вечер до дна всю горькую чашу унижений. Мало того, что он проиграл главный приз менту позорному. Мало того, что публично отпраздновал труса, испугавшись Валеру. Мало того, что ему пришлось лично присутствовать при осквернение чести российского флага проклятым звездно-полосатым негром. Но теперь - так сказать, на закуску - Геннадий Петрович был вынужден вылезти из машины и полночи убалтывать трехрублевую шлюху, едва не вставая перед нею на колени.

...В конце концов Маринка таки решила сменить гнев на милость. Причиной тому послужило не столько профессиональное красноречие депутата, сколько здравая мысль о том, что мосты-то разводятся, и вернуться к себе на Стачек она сможет разве что по воздуху.



Глава восьмая

...Кафе "Место встречи" давно приносило своим трем хозяевам только убытки. Кафе умирало лет десять. Все эти годы чудилось, что оно ни сегодня-завтра закроется и наконец-то завесит витрины плакатом "ремонт". Но неизбежного не случалось. Правда, баннер "Сдается в аренду" висел перед входом в кафе много лет, но желающих арендовать помещение не находилось и жизнь в кафе продолжала теплиться.

Не слишком веселая жизнь. В описываемый нами вечер роль официантки пришлось исполнять уборщице. Именно она принесла Петру и Снежане очередную бутылку "Мартини", после чего торопливо схватила оставленную щедрым писателем мелочь и тут же ушла, оглушительно шаркая.

Писатель и путана захихикали. В эту ночь их смешило все: и восхитительно вкусный "Мартини", и потрепанный баннер "Сдается в аренду", и ворчливая подавальщица, и по-советски вместительный зал сей чудной ресторации, где из сотни посадочных мест было занято только одно - их собственное.

- Health to you! - крикнул Петр.

- И тебя туда же! - просияла Снежана.

Они звонко чокнулись и осушили бокалы.

...Невзрачные Петр и Снежана являли в тот вечер яркий пример того, что принято называть "красивой парой". Так бывает, читатель. Очень редко, но все же бывает. Все счастливые пары - красивые.

- Ты опишешь все это в какой-нибудь книге? - спросила Маринка.

- Обязательно! - кивнул писатель.

- Опишешь... стихами?

- Конечно!

- А можешь прочесть их мне прямо сейчас? Ну пожалуйста! - попросила Маринка.

- Легко! - ответил Петр Витальевич и, запрокинув назад лобастую голову, начал вдохновенно импровизировать:


В кафе "Место встречи", где продается "Мартини",
Ценою двести рублей за сто грамм,
В кафе "Место встречи", покрытом искрящимся инеем,
Куда не пускают забывших бюстгальтеры дам,
В кафе "Место встречи" сидела прекрасная дева Марина
И лысый сморчок по имени Петр...

- Ты не сморчок! - возмутилась Маринка.

- Хорошо-хорошо...


В кафе "Место встречи" сидела прекрасная дева Марина
И лысый атлет по имени Петр.
Та дева была прекрасней новогодней витрины,
А Петр был тоже по-своему ничего
И...

- И больше я не могу. Я ведь все-таки не поэт.

- Нет ты - поэт! - опять не согласилась Маринка и залепила уста Петра Витальевича поцелуем.

* * *

Когда в зюзю пьяный писатель пересекал проспект Стачек, держа на руках свою, надо прямо сказать, довольно увесистую возлюбленную, стоявшая близ перехода компания гопников сперва проводила его и Маринку тяжелыми взглядами, а потом прокомментировала увиденное злобным и долгим, переполненным громокипящей завистью матом. Но как ни напрягали фантазию гопники, сколько ни нагромождали похабели, ни один из них так и не догадался, что позавидовали они проститутке с клиентом.



Глава девятая

Анна Павловна была недовольна:

- Нужен отрицательный эстонец, - глядя куда-то вбок, прошептала она.

Это была уже пятая заказная повесть, сданная Петром Витальевичем за последние двадцать два дня, и хозяйка проекта относилась к этой нежданно нагрянувшей болдинской осени со все возрастающим подозрением.

- Очень нужен эстонец, - с вызовом повторила она.

- Но у меня уже есть сексуальный маньяк-грузин! - в отчаяньи крикнул писатель.

- Маньяк-грузин - это хорошо, - все так же сурово продолжила Анна, - но ТАМ, - она показала пальчиком на потолок, - ТАМ теперь требуют, чтобы в каждом тексте было по отрицательному прибалту. Без эстонца роман не приму. Переработайте.

...Очередная встреча влюбленных сердец срывалась и Петр Витальевич пулей помчался к себе на Стачек вставлять в "Витька Согни-Лома" отрицательного эстонца. Имя, внешность и основные черты характера он взял у Яака Ойвовича - замначальника лаборатории, в которой будущий литератор когда-то полгода трубил лаборантом, а испарившуюся за давностью лет фамилию пришлось позаимствовать у писателя М.

Деликатнейшего Петра Витальевича немножечко мучила совесть (М. был пусть неблизким, но все же приятелем), но он утешал ее тем, что детективов коллега все равно не читает, а Гугль с Яндексом здесь никак не могли здесь наябедничать: бережливая Анна Павловна электронных бесплатных читателей не выносила на дух и текстов покойного мужа во Всемирной Сети не вывешивала.

За этот болдинский месяц Петр Витальевич стал настоящим мэтром халтуры. Уже часа через два иуда-эстонец органично вплелся в повествование и начал гадить главным героям не по-детски. Еще через час переделка "Витька Согни-Лома" закончилась и текст был отослан хозяйке.

Дальнейшее напоминало ледяной душ. Или февральский гром. Или потешный бенгальский огонь, вдруг ставший смертельно разящим напалмом.

Вдова брать "Витька" отказалась.

* * *

...Для моих мудрых читателей причина разительной метаморфозы, вдруг приключившейся с Анной Павловной, особой загадки, наверное, не составляет. Но крайне наивный (как почти все литераторы) Новокрещенов так ни до чего и не додумался, а только очень и очень разозлился.

- Ну, погодите! - думал взбешенный писатель. - Хорошие литературные негры, между прочим, тоже на дороге не валяются. Меня, между прочим, давно уже звали писать боевую фантастику для Фрика Безумова. Расценки практически те же, а гнать хню километрами на выдуманном материале вчетверо легче, чем на фактическом. Так что я-то не пропаду, уважаемая Анна Павловна. Я-то - не пропаду! Но мы вот еще посмотрим, далеко ли Вы уедете на своих самиздатовских бездарях. Посмотрим. Всенепременно посмотрим!

Но это все была лирика. Отношения с Фриком Безумовым еще предстояло наладить, а деньги были нужны уже сегодня.

Их следовало где-то занять.

Иначе... представив, что его возлюбленная выйдет вечером на работу, а он не откупит своих законных часов и ее... здесь Петр Витальевич почти что умер от ревности... короче, деньги нужно было достать любой ценою. Хоть выйдя с кистенем на дорогу. Хотя с кистенем - это тоже, конечно, лирика. Деньги следовало занять.

Нужно было срочно найти знакомого, отвечающего следующим требованиям:

а) он должен быть достаточно обеспеченным, чтобы ссудить неимущего члена СП пятнадцатью - как минимум - тысячами,

б) и он должен быть достаточно человечным, чтобы не пожалеть эту сумму.

Подобный знакомый у Петра Витальевича имелся. Это был тот самый писатель М., чью короткую иноязычную фамилию он только что использовал для "Витька Согни-Лома".



Глава десятая

Литератор М. жил, естественно, не на гонорары (знакомых, живущих на гонорары, у Новокрещенова не было, за исключением Дмитрия Быкова, с которым он однажды пил водку в "Жан-Жаке"), М. занимался мелким гещефтом и зарабатывал по писательским меркам неплохо: во всяком случае, пятнадцать - двадцать тысяч деревянными для него существенной суммой не являлись.

Что тут же поставило уже подходившего к его офису Петра Витальевича перед нелегкой дилеммой. Новокрещенов никак не мог решиться: попросить ли ему у приятеля только пятнадцать тысяч или - все двадцать? Отдавать с будущих гонораров что пятнадцать, что двадцать косых было почти одинаково тяжело, а двадцатка давала возможность гульнуть с размахом, к чему Петр Витальевич, как вы уже, видимо, поняли, имел определенную склонность.

Офис писателя М. располагался в полуподвале и выглядел настолько бедно, что кафе "Место встречи" на его фоне казалось заведением почти фешенебельным. Но нищета была кажущейся: когда Новокрещенов, оттерев какого-то клерка, прорвался в темный чуланчик, носивший пафосное название "кабинет гендиректора", М., сидя за шатким столом, пересчитывал стопку малиновых пятисоток высотою, чтоб не соврать, сантиметров в тридцать.

...Ошарашенный Петр Витальевич попытался мысленно оценить количество денег в малиновой стопочке и - не сумел.

"Все. Прошу двадцать", - подумал он про себя, а вслух произнес:

- Приветик, Мишаня!

- Здорово, Пинхас! - смущенно ответил приятель и прошипел в полуоткрытую дверь:

- Лена, какого черта вы пропускаете посетителей без доклада?!

- А Ленки нет! - ответил обиженный баритон слонявшегося по предбаннику клерка. - Вы же сами ее отослали к нотариусу.

- Черти что! Бардак! - задрал брови коллега и торопливо запрятал малиновый небоскреб за дверцу сейфа. - Сегодня плачу аренду, - пояснил он, лязгнув ключами. - Еле-еле наскреб. Три шкуры сдирают, сволочи!

"Нет, похоже, придется просить пятнашку", - печально подумал Петр Витальевич.

- Ну так что: по кофею? - спросил М.

Новокрещенов кивнул.

"По кофею" в устах приятеля означало не кружку растворимой бурды, приготовленную очаровательной Леной, а полноценный поход в ближайшую кондитерскую. Там щедрый делец-литератор заказал один американо без сахара, два молочных коктейля и три эклера - всё (кроме кофе) для обожавшего сладкое Петра Витальевича (сам М. был фитнесс-фанатиком и сладкого не употреблял совершенно).

Заставив стол яствами, М., жутко, похоже, скучавший по умным беседам, завел обычный свой разговор - о литературе. А именно: был ли недавно почивший Александр Исаевич реальным талантом или же полным фейком?

Разговор был для Петра Витальевича тягостен. Солженицына он не перечитывал лет десять и обсасываемые коллегой стилистические тонкости интересовали его, как погода в Антарктиде. В любой литературной беседе Новокрещенова интересовало только одно - горячие сплетни, но оторванный от писательской жизни коллега свежих сплетен не знал и прелести их не чувствовал.

"Нет уж, к черту! - твердо решил Петр Витальевич, уже минут восемь выслушивавший подробный структурный разбор "Круга первого". - Потребую двадцать и дело с концом".

- У Солжа потрясные женские образы! - соловьем заливался коллега. - Ты, Петька, конечно же, помнишь некрасивую старшую сестру красивой младшей сестры, собирающуюся на свидание с ее мужем? А какой там у Солжика Сталин! "Й-й-ывропа!". Один-единственный штрих и портрет людоеда готов. Нет, все-таки зря вы зачислили Солжа в антисоветские Горькие. Потенциал у парнишечки был огромный, но вот на что он его потратил - вопрос второй. Понимаешь, друг Пинхас...

- Слышишь, Мойша, - наконец-то собрался с духом Новокрещенов. - А ты не мог бы меня чуть-чуть поддержать... материально?

- Легко, Петь, легко! - ответил коллега, с неудовольствием делая паузу в интеллигентном разговоре. - Сколько тебе? Одну? Две? Три?Четыре?

- Двадцать... - чуть-чуть покраснев, ответил Петр Витальевич.

- Ско-олько?! Ты шутишь?

- Нет.

- Что ж на тебя, - удивился М., - бандиты, что ли, наехали?

- Нет, не бандиты, - вконец засмущался Новокрещенов, - жен... щина.

- О, боже! И что это за роковая красотка?

- Ко мне из Москвы Ангелина приехала, - зачем-то соврал Петр Витальевич (Ангелиною звали его широко известную в литературных кругах многолетнюю московскую любовницу). - Ты ее знаешь. От нее парой штук не отделаешься.

- Вот что, друг Пинхас, - жестко ответил приятель, - презентую тебе, - он распахнул свой потертый бумажник и вынул новехонькую, стоявшую желтым колом пятерку, - ровно файф фаузенд деревом. Твоей пафосной дамочке хватит этого за глаза и за уши.

* * *

...Увидев пятерку, Новокрещенов почувствовал такое отчаяние, что почти что решился поведать коллеге правду. Но в самый последний момент передумал: ему что-то подсказывало, что коллега решения все равно не изменит, и ничего, окромя очередного унижения, из этой достоевской исповеди не выйдет.



Глава одиннадцатая

Минут двадцать спустя, почти уже что дойдя до "Горьковской", Петр Витальевич вынул свою антикварную "Нокию" и позвонил по номеру, обозначенному как "Служба безопасности":

- Простите, - привычно смутился он, - а можно мне... ангажировать вашу Снежану? На пару... часов. На двенадцать сегодня, к великому сожалению, не получится.

- Да, конечно-конечно, - ответил ему сахарный голосок Розы Абрамовны. - Только Снежана нынче опять выходная. Есть много других, тоже очень красивых девочек, может быть, вы с кем-нибудь из них отдо...

- Вы что там, все сбрендили? - вспылил литератор. - Вы же прекрасно знаете, что я только с Маринкой. И почему она вдруг - выходная? Сегодня же вторник.

- У Снежаночки Красная Ар... - заюлила админша, а потом вдруг сменила сахарный голосок на обыкновенный и произнесла. - Уволила я ее. Из-за тебя, мудака, и уволила. А ну-ка быстро ее ищи. Пропадет же девка!



Глава двенадцатая

...С тех пор как гламурная Рина перешла на работу в "Лотос", хохотушка Лолита стала почти официально считаться первой красавицей на всю Промышленную. Хотя ничего такого особенного в Лолите вроде бы не было: круглое личико, слегка по-калмыцки торчащие скулы, изрядный (несмотря на худобу) животик, грудь - первый номер. Но господа клиенты, причем не только местные гопники, но и периодически залетавшие на огонек селадоны из высшего света, где-то в девяносто случаях из ста выбирали именно Лолу, а при повторных визитах дожидались ее практически поголовно.

Причина ее успеха была простая: Лолита любила свою работу.

Ей действительно нравились ЛЮБЫЕ мужчины: молодые и старые, богатые и нищие, красивые и уродливые, заумные и тупые, как пробки. Любой представитель противоположного пола тут же будил в ней похоть и слал ей слал ей сотни незримых вызовов на интимный поединок.

А вот чего в ней не было ни на грош - так это Ренатиной деловой сметки. Ведь про жуиров из высшего общества мы написали не форса ради. С кем только бедовая Лола не перебывала! Две трети народа из телевизора (или сколько их там по женской части) приходилось друг другу молочными братьями именно через хохотушку Лолу. Но... открывавшиеся перед ней карьерные лифты Лолита самым бездарным образом разбазаривала и из всех вариантов избрала ЕГО.

Подобно герою старинного фильма про не верящую слезам Москву, ЕГО звали Гошей. На этом, впрочем, сходство Лолитиного избранника с актером Баталовым и заканчивалось: Гоша был уголовником, отсидевшим восемь лет за убийство. В их первую ночь он потратил на кокс и шампанское тридцать семь тысяч, и Лола рассказывала об этом подругам с таким восхищением, как будто все ее прежние кавалеры всю жизнь угощали ее беляшами и пивом.

Рано утром непривычно серьезная Лола вышла под ручку с Гошей в приемную и, подойдя к прикорнувшей за столиком Розе, торжественно заявила, что уходит с работы, потому что наконец повстречала Самого Главного Человека в своей жизни.

Мудрая дочь Сиона разок посмотрела на Гошу и дала их любви от силы неделю, но, будучи мудрой, с Лолитой прогнозом делиться не стала и ограничилась дежурной сентенцией:

- Поклянись, - приказала она Гоше (строгая Роза Абрамовна брала эту клятву у всех клиентов, уводивших влюбившихся в них дурочек-девочек), - что НИКОГДА не попрекнешь Катюшу (так звали Лолиту в миру) ее прошлым.

- Клянусь! - сказал Гоша.

- Счастья вам, дети! - прошептала Роза и смахнула столь же дежурную, как и эта молитва, слезу.

* * *

...Умная Роза как в воду глядела: медовый месяц Гоши и Лолы продолжался ровно пять дней и закончился в понедельник утром. Именно в этот день подвыпивший Гоша привел на квартиру к Лолите друга Дмитрия и пропьянствовал с ним до субботы. В субботу Гоша на пару с другом пошел в за водкой и, с кем-то подравшись, попал в отделение. Лолита (у которой все местные стражи закона были, естественно, самыми добрыми знакомыми) Гошу с товарищем из узилища вызволила, любимый благодарил ее со слезами на глазах, после чего отключил телефон и пропал на неделю.

Но в описываемый нами вечер эта мертвая для Лолиты неделя минула и Гоша опять объявился.

* * *

...Дело было, собственно, так: только что вернувшаяся на работу Лола, раздевшись, ждала очередного клиента, и клиент (постоянный, небедный, владелец пяти продуктовых ларьков) как раз заходил к ней в Синюю комнату, когда на просторном дисплее Лолитиного смартфона (подарок ее предыдущего любовника, подполковника ФСБ) вдруг высветились крупные буквы "КОТИК". Согласно местным обычаям Лола должна была эту надпись либо проигнорировать, либо, спросив у клиента разрешения, ответить коротенькой эсэмэской, но она - на правах первой скрипки - такой ерундою себя, естественно, утруждать не стала и, поднеся трубку к уху, выпалила:

- Х..ли надо?

- Зайка, - ответил ей Гоша, - прости меня, пожалуйста. Или прогони меня к черту. Ведь ты молодая, красивая и найдешь себе другого. А я - дурак и мудозвон, но, зая, запомни: Гошан тебя любит!!!

- Ага. Нашел идиотку, - ледяным тоном ответила Лола, после чего отложила дощечку смартфона в сторону и, повернувшись к клиенту, произнесла. - Извини, но ко мне пришла Красная Армия. Пойди и выбери другую девочку.

Аурел (так звали клиента) очень-очень обиделся и побежал жаловаться к админше. Та вызвала зарвавшуюся приму к себе на ковер и разругалась с ней вусмерть (вообще-то Роза Абрамовна была настоящим гением компромисса, но в этот вечер она и сама - по причинам, о которых мы вам расскажем чуть ниже - находилась на взводе). Короче, обе женщины - и молодая, и старая - переругались вусмерть и Розалия Лолу уволила.

Через пару минут об этом в салоне знали даже шофер и уборщица. Все девушки (кроме ушедшей с веселым ларечником Даны) сбились в кучку и долго-долго шушукались, обсуждая горячую новость.

И вот вам, друг мой читатель, очередная загадка так называемой "женской души": Лолиту в салоне, мягко говоря, недолюбливали. Ее увольнение было выгодно всем девицам, так как приподымало любую из них в тамошней иерархии ровно на одну ступеньку. Но - несмотря на все это - узнав, что Лолиту уволили ИЗ-ЗА ЛЮБИМОГО, все сексработницы, включая заклятую конкурентку Лолиты Милену, грудью встали на ее защиту и договорились объявить вконец оборзевшей Розе бойкот.

То бишь - начать итальянскую забастовку.

* * *

...Пятнадцать минут спустя в описываемое нами богоугодное заведение заглянул Сурен Гамлетович, овощник-оптовик, входивший в первую тройку лучших клиентов. Войдя, он привычно уселся на красный диванчик и стал дожидаться просмотра.

Первой выбежала Эвелина. Естественно, в старых растоптанных туфлях. Естественно, без косметики. Естественно, с постной рожей, причем ее черные сатиновые трусы фасона "сто лет российскому футболу" были подтянуты под самые подмышки.

Потом вышла Милена - накрашенная настолько щедро, что напоминала вышедшего на тропу войны индейца. Потом выплыла толстая Ева, которая, не мудрствуя лукаво, просто надела бюстгальтер без косточек, отчего ее грудь шестой номер стала свисать почти до колен.

Сурен Гамлетович удивленно приподнял брови. Но здесь появилась Полина: да, тоже в растоптанных шлепанцах и штопанном нижнем белье, но - в этом мире ведь все относительно - на фоне всех прочих местных красоток она смотрелась почти соблазнительно. Сурен Гамлетович облегченно вздохнул, но... Но здесь почти уже выбранная им секс-бомба запустила палец в ноздрю и вытащила козявку.

Овощник грязно выругался, покинул диван и возмущенно направился к выходу.



* * *

...И вот именно здесь в охваченный итальянской забастовкой салон вошла, как всегда, припозднившаяся Маринка.

Застрявший в дверях Сурен Гамлетович проводил ее полным надежды взором, но жестокосердная путана отрицательно помотала головой, давая понять, что занята (ведь в том, что ее писака уже откупил свои двенадцать часов, она не сомневалась ни минуты).

Кстати, эти двенадцать часов должны были стать их жизни последними: дальше - как твердо решила Маринка - они будут встречаться без денег. Подбежав к Розалии (а настроение было - хоть песни пой), Маринка умоляюще сложила ручки: мол, простите меня, тетя Роза, опоздала, мол, в самый-самый-самый последний раз.

Взбешенная Роза Абрамовна, увидев Снежану, почернела лицом еще больше.

- Ты можешь не раздеваться, - негромко сказала она.

- Почему? - удивилась Снежана.

- Потому что ты больше здесь не работаешь.

- Ка... ак?

- А вот так, - отрубила Розалия и, приблизив губы к Снежаниному уху, прошелестела. - Потому что об этом меня попросил один... очень вы-со-ко-пос-тав-лен-ный наш с тобою общий знакомый. А в будущем, девочка, ты все же немножечко думай, кому можно хамить, а кому - не стоит.



Глава тринадцатая

- Вот ведь сука какая! - глотая слезы, шептала Маринка, бредя по пустому проспекту Стачек. - И какого такого дьявола он целый месяц раскачивался?

Но здесь она вспомнила, что депутат Геннадий сразу же после того идиотского вечера должен был улететь в Брюссель на межпарламентскую конференцию. Теперь же, видимо, Франция (или что там рядом с Брюсселем?) закончилась, и Геннадий, вернувшись домой, припомнил все свои старые обиды.

- Вот ведь сука какая! - повторила Маринка и, вынув свой маленький "Верту" (Петькин подарок), набрала номер Ренаты.

- Представляешь, подруга, - вперемежку с рыданиями прокричала она, - по звонку этой сволочи меня выперли с Промки!

- Да. Я об этом уже слышала, - спокойно ответила Рената.

- Откуда? - удивилась Маринка.

- От верблюда. Мне Гена сам позвонил и рассказал о всех твоих подвигах.

Здесь Маринка не нашлась, что ответить.

- Ты что о себе возомнила, подруга? - со злобой продолжила Рената. - Тебя отвели в приличное место, подогнали папца на "Майбахе", а ты... ты что о себе возомнила? Корона потолок не царапает?

- У него "Лендровер", - зачем-то уточнила Маринка.

- Ни тебе судить! - завизжала Рената. - Ни тебе, копеечной б..., судить о таких машинах. "Лендровера" ей мало! Вот сука неблагодарная! Давай-ка, короче, бери свои вещи и съя...й нах.... Поняла?

- Поняла, - прошептала Маринка.

- Даю тебе полчаса, - сказала Рената и бросила трубку.

* * *

...Крайне взволнованный Петр Витальевич уже в двадцать четвертый раз набирал номер Маринки и в двадцать четвертый раз выслушивал песню "Плохая девочка". На двадцать пятый звонок наконец отозвался смертельно пьяный голос возлюбленной:

- Чо надо?

- Маринка, ты где?!! - закричал Петр Витальевич.

- В Караганде. На пятой полке. Чо надо?

- Я просто... очень хочу тебя видеть.

- А ты мне, что - муж, чтоб спрашивать, где я и с кем?

- А я и не спрашиваю. Я просто хочу тебя видеть.

- Честно?

- Честно.

- А-а...

В разговоре возникла минутная пауза.

- Послушай-ка, сладенький, - наконец отозвалась Маринка, - а может ты тоже хочешь послать меня нах..? Так давай посылай, не стесняйся! Пошли меня нах.. по телефону. Видеться для этого... и-ик... совершенно... не обязательно.

- Что ты несешь? Кто там тебя послал? - удивленно спросил литератор.

- А то он не зна-ет! Сперва... и-ик... Абрамовна, потом... и-ик... Ринка. Ты... знаешь Ринку-ширинку? Шикарная чмара! Она сосет х... золотые, а я - простые. За тыщу в час. Ты в курсе?

- Не говори ерунды! Из-за чего вы поссорились?

- Из-за Гены-депутата. Ты знаешь Гену? По телику видел? У него еще усы, как у Шварценеггера. Или у Шварца нету усов?

- Нету.

- Ну ладно, неважно. Так ты придешь?

- Да, конечно, куда?! - крикнул писатель.

- В "Большую... и-ик... медведицу". В двадцати пяти... с половиной... и-ик... шагах от твоего дома. Так ты придешь?

- Да-да, уже бегу!

- Приди ко мне, по... жалуйста. Ведь я тебя очень... и-ик... извини, я икаю.... я тебя очень лю.. блю.

* * *

От ресторана "Большая медведица" до квартиры Петра Витальевича было от силы полкилометра. Вызывать такси на подобное расстояние было, конечно, глупо, но и выхода у писателя не было: транспортировать тело почти бездыханной подруги вручную было практически невозможно.

В такси Маринка улеглась вдоль сиденья и водрузила свою белокурую голову на колени к сердечному другу. Слегка ошарашенный Петр Витальевич глядел то на вздернутый носик возлюбленной, то на хмурую рожу шофера, то просто в окно и с удивлением чувствовал, что впервые за многие годы - счастлив.

- Приехали! - две минуты спустя произнес шофер, зажигая верхнюю лампочку. - С вас минималка. Сто пятьдесят.

Петр Витальевич протянул заранее приготовленную пятисотку.

- А у меня сдачи нет, - мстительно отозвался водитель. - Поищите, пожалуйста, деньги помельче.

- А не надо мне сдачи, - улыбнувшись, ответил писатель. - Отставьте всю сумму себе.

- Вы это серьезно?! - не поверил шофер.

- Абсолютно серьезно.

- Большое спасибо! Вот уж не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Вам на какой этаж?

- На четвертый.

- А ваша... э-э... супруга, кажется, до сих пор еще... э-э... спит? Давайте я помогу вам подняться.

- Спасибо, я сам, - решительно отказался Петр Витальевич. - Своя ноша не тянет.

И держа в правой руке Маринку, а в левой - почти такую же увесистую, как и хозяйка, сумку со шмотками, Новокрещенов начал медленно вскарабкиваться по ступенькам.

* * *

С трудом добравшись домой, с трудом уложив Маринку и наконец-то усевшись на кухне с последней и самой сладкой сигаретой, Новокрещенов по старой привычке проверил трубку и выловил два пропущенных. Оба были от Семена Аристарховича. Последний раз неугомонный издатель звонил ему двадцать минут назад - в половину первого.

Дело явно было сверхсрочным, но Петр Витальевич лишь улыбнулся, выпустил восемь колечек дыма и перезванивать боссу не стал.

Не до него ему было.



Часть вторая
Про разлуку без печали

Глава первая

Ангелина была умна, некрасива и сексуальна.

Всех этих качеств в ней было с избытком: умна она была, словно змей, похотлива - как кошка, а некрасива настолько, что лошади шарахались. Последние лет пятнадцать Ангелина тянула лямку в одной и той же редакции, где зарабатывала - по столичным меркам - гроши, и достойный москвички standard of living поддерживала за счет того, что регулярно (несмотря на свою некрасивость) выходила замуж.

Правда, в описываемую нами эпоху - в самом конце декабря 2... года - Ангелина была, увы, не замужем. Что не очень ее и расстраивало. "Пока молодая, ишшо погуляю!" - не раз говорила она.

Если честно, то молодость у Ангелины была относительная - сорок два года, но духовных (да и физических) сил у этой удивительной женщины было столько, что она шутя давала фору двадцатилетним.

...В то московское хмурое утро Ангелина вышла из дому ровно в одиннадцать и привычным маршрутом отправилась на работу. И вот вам, товарищи, еще одно преимущество холостяцкой жизни! Еще какой-то месяц назад на работу (и с работы) ее возил пятый муж, чья новая "Ауди" по два-три часа гнила в пробках, а теперь Ангелина спокойно спустилась на Павелецкую и через сорок минут оказалась на службе.

* * *

...Занимая свое законное место, она кинула короткое "здрс-сте!" соседу по офису Ляндресу, после чего принялась педантично раскладывать красные карандаши и зеленые ручки. Кстати, читателю может быть будет небезынтересно узнать, что этот самый Сереженька Ляндрес был полной Ангелининой противоположностью. Как позитив с негативом.

Ангелине было за сорок, Сереже - двадцать с малюсеньким хвостиком.

Ангелина была приезжей, Сережа - единственным правнуком репрессированного сталинского наркома.

Ангелина, как мы уже упоминали чуть выше, была вызывающе неблагообразна, а белокурый и синеглазый Сереженька напоминал ангелочка с пасхальной открытки.

Ангелина буквально разбрызгивала энергию, а с детства робкий Сережа был типичным столичным ни рыба, ни мясо.

Ангелина была меняла любовников, как колготки, а вот ангелоподобный Сережа выказывал так мало интереса к противоположному полу, что едва не прослыл в редакции гомосексуалистом.

Сереженька был хорошего молодежного роста - метр девяносто с чем-то, а миниатюрная (что мало кем замечалось) Ангелина возвышалась над грешной землей всего сто пятьдесят пять сантиметров.

И так далее, и тому подобное.

* * *

Итак, Ангелина уселась за столик и, кинув короткое "здрс-сте!" невидимому из-за шкафа Ляндресу, стала готовиться к осточертевшей работе.

- Привет! - отозвался зарывшийся в рукописи Сережа. - Как жизнь молодая?

- Бьет ключом и все по голове! - моментально ответила Ангелина (мы, кажется, забыли сказать читателям, что в этой столичной редакции был моден достаточно странный вид снобизма - снобизм навыворот, заключавшийся в том, что здешние интеллектуалы общались только с помощью штампов; побеждал же в этих словесных дуэлях тот, чье речевое клише оказывалось самым замызганным). - А как там твои пожилые делишки?

- Дык-ёлы-палы! - скривился Ляндрес. - Без поллитры не разберес-с-си! Михалыч такой рукопИсью меня нагрузил, что хоть, ёлы-палы, иди и вешайся.

- Чья рукопИсь-то, Сережа?

- Так этого, блин... болезного.... Ново, дык-ёлы-палы, крещенова.

- Как называется?

- "Памперсы для взрослых". И моя нынче должен этот херня к трем часам дня отредактировать. Эх, жизнь моя, жестянка!

- Понятно, - ответила Ангелина, от волнения позабыв о снобизме, - сочувствую вам, милый юноша.

После чего засунула рот незажженную винстонину и галопом помчалась в курилку.

* * *

...Под "Михалычем" Ляндрес имел в виду Степашина, их с Ангелиной Большого Шефа. И то, что книга его заклятого недруга вдруг срочно запущена им в производство, могло означать лишь одно: Степашин и Левин-Коган пришли к компромиссу, компромисс согласован с Инстанцией и, следовательно... следовательно... думай, девочка, думай! ... и, следовательно, фамилия победителя нынешней "Повести года" уже - девяносто девять шансов из ста - известна.

Так и не прикурив сигарету, Ангелина достала из сумочки новую "Нокию" и набрала номер Петьки.



Глава вторая

Ангелина и Новокрещенов познакомились в самом-самом начале лихих 90-ых. Их роман начался с того, что петербургский мультимиллионер Шкирятов выделил три миллиона долларов (сумасшедшую для того времени сумму) на создание издательского дома "Литера", во главе которого - с целью поставить означенный дом на твердую европейскую ногу - встал молодой, полный сил Семен Аристархович Хватов.

Именно Семен Аристархович и свел тогдашнюю недолгую петербурженку Ангелину с Петром Витальевичем, в те давние годы - безусым тридцатипятилетним графоманом, автором одной-единственной повести, лихорадочно предлагавшейся им издательству за издательству.

Повесть была по мнению Семена Аристарховича гениальной и должна была навеки прославить не только автора, но и всех помогших ему выйти в люди. Ангелина, всю жизнь бессознательно льнувшая к любому успеху, причем особенно рьяно - к успеху едва-едва проклюнувшемуся и еще не оцепленному шумной толпой конкуренток, поощрила юного гения сексуально. Целомудренный в те времена Петр Витальевич, выражаясь тогдашним наивным сленгом, слегка прибалдел и готов был жениться. Ангелина, в принципе, тоже была не против расстаться с убеленным сединами мужем (другом Д. Гранина), но...

Безумное время внесло поправку: бронированный джип Шкирятова расстреляли на Университетской набережной из гранатомета, мультимиллионер вскоре умер, издательство "Литера-плюс" закрылось и бессмертный бестселлер Петра Витальевича, так и не встретив читателя, сгинул в нетях.

Ангелина выругалась и решила таки возвратиться к супругу, но здесь Петр Витальевич вдруг тиснул в "Знамени" короткий рассказик, наделавший столько столичного шума, что Ангелина раздумала отправлять его автора в окончательную отставку. Так продолжалось и дальше: лишь только Ангелина начинала считать Новокрещенова пустым местом, он добивался полууспеха. Лишь только она начинала немножечко верить в его звезду, он с размаху садился в очередную лужу.

Но сегодня ошибки быть не могло. Ведь "Повесть года" - это... не шуточки. "Повесть года" - это не просто четыре лимона деревянными и полсотни халявных засветов на главных каналах.

"Повесть года" - это почет.

"Повесть года" - это признание.

"Повесть года" - это пожизненный пропуск в элитную дюжину русских писателей, живущих на гонорары.

Ну, а ежели вдруг гонораров не хватит, "Повесть года" - это выход на Блямбера и почти автоматическое членство в сценарной команде Сто Сорок Второго Канала (пять тысяч евро за серию).

"Повесть года" - это...

Да, нет, устраивать чёс по Израилю зажатый и неартистичный Новокрещенов не сможет. Ну и бог с ним. Без Израиловки обойдемся.

"Повесть года" - это билет в НАСТОЯЩУЮ жизнь. И Ангелина буквально с каждой минутою чувствовала, что любит Новокрещенова все больше и больше.

* * *

- И чего этот гад не берет свою трубку? - с ласковой ненавистью думала Ангелина, в пятнадцатый раз набирая номер Петра Витальевича и в пятнадцатый раз выслушивая песню "Чо те надо?" в исполнении группы "Балаган-Лимитед".

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

...В шестнадцатый раз она слушать эту дурацкую песню не стала, а набрала номер кассы и забронировала билет на "Сапсан".



Глава третья

- Ты, может быть, думаешь, что я никогда такою же дурочкой не была? - спросила Рената Лолиту.

Хохотушка Лола, пришедшая к ней с предновогодним визитом, торопливо кивнула. Она, если честно, немножко робела. В гостях у Ренаты она была в первый раз, а до этого девочки прожужжали Лолите все уши тем, мол, в каких задавака Рената живет, мол, хоромах. Хотя, если честно, никакой совсем уж немыслимой роскоши в квартире Ренаты она не заметила. Точнее, роскошь, конечно, имелась, но проявлялась в едва-едва уловимых деталях: в заношенной сумочке от Луи Витона (в гардеробе Лолиты "Витон" тоже был, но она сдувала с него пылинки, а здесь этот бренд валялся в углу и использовался едва ли не для походов за картошкой), в огромных хозяйственных кружках, небрежно наполненных пятитысячными купюрами, в специальном шкафчике для обувных кремов, занимавшем добрую четверть прихожей, в сигаретах "Парламент-лайт" вместо привычного Лоле "Вога" и т. д. и т. п. Все это вгоняло Лолиту в робость, хотя уже кем-кем, а скромницей она не была.

- Зря ты так думаешь, - продолжила Рената. - Ты про моего Сладкого слышала? Ну, уж после него я твердо решила ни в кого не влюбляться. Терпела два года. А потом... потом появился этот... о, господи, стыдно сказать... омоновец. Нищий-нищий. Жил то с женою, то с мамой, ездил на взятой в рассрочку "Тойоте", в кармане - вошь на аркане. И я в него, Катька, влюбилась - хоть вешайся. Все на свете была готова бросить, уйти к нему и борщи варить.

- А дети? - удивилась Лолита.

- А что дети? Оставила б их своему уроду. У нас, у южан (Рената была мусульманкой) это дело обычное. Так бишь о чем я?

- О каком-то омоновце.

- Так вот, Катюха, я в этого гада втюрилась во второй и, Аллаха молю, в самый-самый последний раз в своей идиотской жизни. И вот однажды...

...Если честно, то Рина сама не знала, зачем она зазвала к себе в дом эту шлюшку. Тем паче, что Рената не раз и не два давала себе обещание никогда больше не общаться со своими прежними подругами в джинсах за две с половиной тысячи и их кавалерами на взятых в рассрочку дешевеньких иномарках. И сама это слово нарушила.

Почему? А господь его знает.

- Так вот, - взахлеб продолжила Рената, - еду я как-то из Промки домой, бац - звонок от моего суженого. "Ла-ла-ла-три-рубля, люблю, трамвай куплю, не могли бы мы, кисонька, нынче увидеться?" А я, хоть и дура, но фишку секу и спокойно ему отвечаю: у меня, мол, Красная Армия проводит ежемесячные маневры, так что не мог бы ты, дорогой, заглянуть чуть попозже? Ну а он мне: да какая, мол, разница, да как ты такое могла подумать, да я же, мол, просто так. Короче, разводит меня на минетик.

Рената осторожно отпила дымящийся кофе, разбавила его коньяком и продолжила:

- Ну, наше дело б...ское, нас х... не напугаешь. Короче, нырнула к нему в "Тойоту", сделала все, как учили, выслушала миллион комплиментов, оделась, утерлась и поп...хала домой.

Рената выпустила через красивые ноздри две тонкие струйки дыма.

- Тьфу! На всю жизнь запомнила эту жирную белую руку с обручальным кольцом, вцепившуюся мне в волосы. И после этого - все. Как отрезало. Послала я этого Рэмбо нахрен и с тех пор ищу у мужчин только деньги. Поняла ты меня?

- Поняла, - утирая слезы, кивнула Лолита.

- Выводы сделаешь?

- Сде... Рин, но как жить без любви? Ведь трудно!

- Трудно рожать ежа вперед иголками, - со злостью ответила Рената. - А всему остальному можно научиться.



Глава четвертая

...Идея - достать билет на "Сапсан" - по причине царившей в Москве предрождественской паники оказалась, увы, ненаучной фантастикой. Билеты на самолет, правда, были, но наша железная леди, как это ни странно, страдала банальной аэрофобией и без крайней нужды в небеса не взлетала. Так что в город святого Петра ей пришлось добираться дневным, до чертиков неудобным поездом, пребывающим на Московский вокзал около полуночи.

Соседнее (ближе к проходу) кресло занимал тщедушный рыжеволосый юноша, с головой зарывшийся в томик Брэдбери. И томившаяся скукой Ангелина сперва совершенно напрасно растратила на этого перца несколько фирменных взглядов, а потом не на шутку приревновала этого мальчика к растрепанным "Марсианским хроникам", с автором коих она в конце концов и решила сразиться в честном бою.

Сперва Ангелина провела небольшую артподготовку: пару раз как бы случайно коснулась по-девичьи узкой соседской руки своею ладонью (некоторые сорокалетние дуры тянутся только на морде, забывая о том, что руки и шея привлекают мужское внимание ничуть не меньше), потом, продвигаясь к проходу, она обдала продолжавшего чтение юношу ароматом элитных французских духов (настоящий парижский "Poison", в то время как его мокрощелка наверняка напрыскивается какой-нибудь тысячерублевой китайской дрянью из "Рив Гоша"), после чего наконец-то выстрелила из основного калибра: то бишь, продолжая свой путь к проходу, чиркнула по груди брэдбериста своими роскошными силиконовыми протезами.

Главный калибр, как всегда, сработал. Молодой человек покраснел и напрочь забыл о "Хрониках". По крайней мере, короткая главка "Ночная встреча", на которой были распахнуты "Хроники", так и оставалась недочитанной до самого Бологого. Ангелина же ни грана внимания соседу более не уделила и все оставшееся до Петербурга время лениво листала в своем букридере последнюю литературную новинку - "Взятие Измаила" М. Шишкина.

...Мальчик рядом томился и ерзал, и все никак не мог осилить "Ночную встречу", но владелица вечно четвертого номера не замечала ни только его, но и смотревший с экрана бестселлер. Она продолжала мысленно составлять диспозицию предстоящей амурной битвы.

Кто знает? Кто знает?

Быть может, самого главного любовного сражения в ее жизни.



Глава пятая

Перевалив за полночь, Рената с Лолитой пили все тот же французский коньяк, но уже - без кофе. Обе достигли того настроения, в котором мужчины звонят проституткам, а проститутки - своим бывшим. Первой не выдержала Лолита и позвонила Гоше, номер которого за эти два месяца она столько раз удаляла и столько раз восстанавливала, что в конце концов выучила наизусть.

Гоша был вне зоны доступа. Наверное, в очередной раз прое..ал телефон.

Затем пришла очередь Ренаты. Никаких своих бывших она, упаси боже, тревожить не стала, но заветный номер из памяти все-таки выудила - это был номер Маринки (господ ЛГБТ-активистов настоятельно просим передохнуть: здесь явно не их случай). Уже целых два месяца Рина жутко мучилась из-за их разрыва, но первой позвонить не решалась. И, если совсем уж по-честному, то и дуру Лолиту она зазвала к себе в гости именно для того, чтоб проторить с ее помощью тропку к Маринке. Но Лолита, будучи дурой, никаких ее намеков не улавливала, и Ренате пришлось все делать самой.

Маринка трубку взяла, но беседы не получилось: подружка была в дальнем роуминге и весь их разговор свелся к двум-трем "пока" и пяти "алло". Но сам факт, что Маринка ее не сбросила, значил для Ренаты много, и она, расцветя и похорошев, по самую ризку наполнила дорогим коньяком две пузатые хрустальные рюмочки и даже начала произносить какой-то тост, так, впрочем, и не законченный, - помешал телефонный звонок, после которого Ренате стало уже не до тостов.

...Итак, ее речь оборвал телефонный звонок. Рената скосила глаза на дисплей своего смартфона и, увидев нечеткое фото худого блондина в очечках, хищно сграбастала сотовый и пропела в динамик:

- Аллё-о-оу!

- Ри, привет! - отозвался басок ее ненаглядного Фили.

- Здравствуй-здравствуй, мой миленький, - совсем уж по-кошечьи промурлыкала Рената. - Как дела-у?

- Хорошо. Точней, плохо... Здесь, короче, Ри, такое дело...

В разговоре возникла зловещая пауза.

- Ну, зая! - поторопила Рената.

- Короче, жена все узнала. И сказала, чтоб я выбирал между ней и тобой...

Рената замерла. Она ни минуты не сомневалась КОГО ИМЕННО предпочтет ее Филя при выборе между ней и обвисшей сорокалетней кошелкой, но - все же.

Все же.

Сердчишко ёкало.

- И... я... - продолжил заикаться Филя, - я... короче... я выбрал жену. Между нами все кончено. Нет, ты не думай, я все свои обязательства выполню: двушку в центре куплю, содержание (по сто тысяч в неделю) буду выплачивать еще целых два года. Правда, с "Лексусом", Ри, ничего не получится. Мой бизнес в последнее время идет не совсем так, как хоте...

Практичная Рената хотела ответить, что, во-первых, зажиливать "Лексус" нечестно, а, во-вторых, сто тысяч в неделю - это слезы, и ей нужно, как минимум, двести, но вместо этого вдруг покраснела и заорала во всю глотку:

- Пошел нах.., чертов ботаник! Мне ни х... от тебя не надо. Уя...вай, б..., к своей женушке! И, сука, запомни: я с тобою была ТОЛЬКО ради денег, и, пока ты там со своей целлюлитной кикиморой нянчился, перетрахалась с половиной Ленинграда. Ты понял, сука?

После чего с размаху швырнула смартфон в открытую форточку.



Глава шестая

А в это время на противоположной проспекта Стачек в хорошо известном читателю доме номер четырнадцать тоже шел пир горой. Пировали там двое - сам Петр Витальевич и его друг бизнесмен-литератор М. Выпито было пока что немного и настроение на литературном банкете царило, так сказать, церемонно-приподнятое.

- Ну и где твоя новая пассия? - спросил литератор М., уже принявший где-то грамм триста и уже покрасневший не только лицом, но и жирной и безволосой грудью, выглядывавшей из-под расстегнутого ворота. - Ты зачем ее прячешь?

- Да никого я не прячу! Просто она на недельку уехала, - зачем-то начал оправдываться Новокрещенов.

- К маме? В Липецк? - уточнил бизнесмен, уголками губ закавычивая цитату из сериала "Папины дочки".

- Почему в Липецк? - удивился Петр Витальевич, до подобных плебейских зрелищ не опускавшийся и юмора не понявший. - В Архангельск. К тетке.

- Ну к тете, так к тете, - махнул рукой М. и, высоко подняв рюмку, торжественно произнес. - Health to you!

Хозяин - уже два с половиной месяца находившийся в жесткой завязке - кивнул и чокнулся с гостем налитым в рюмку томатным соком.

...Больше всего Новокрещенов боялся, что гость - как обычно - задушит его разговорами о литературе. Но страхи его оказались напрасными: после пяти-шести рюмок и небольшого получасового обзора литературной сенсации тридцатилетней давности - романа Г. Маркеса "Сто лет одиночества" - гость уверенно вырулил к главной теме своего визита и завел речь о бабах.

Ситуация здесь была щекотливой донельзя. Ровно полгода назад примерный семьянин М. заключил с непримерным семьянином Петром Витальевичем такую договоренность: оба решили дождаться ближайшей отлучки Новокрещеновской жены и вызвать к нему в дом проституток с тем, чтоб помочь бизнесмену-литератору наконец-то избавиться от отросшей за годы брака второй невинности.

За эти полгода практически все изменилось: жена ушла, появилась Маринка, Петр Витальевич начал новую жизнь без алкоголя и адюльтеров, а его тугодум-приятель только-только созрел для выполнения той давней договоренности.

* * *

- Неужели ты сможешь якшаться с б... на трезвую? - удивился М.

- Легко! - ответил Новокрещенов.

- А вот я ощущаю себя омерзительно трезвым. Подкинем дровишек?

- Легко! - опять согласился Новокрещенов и плеснул себе в рюмку очередную порцию сока.

- А то, понимаешь... - чуть-чуть отдышавшись от водки, конфузливо сформулировал гость, - без Бахуса Венера чахнет.

* * *

Звонить проституткам хозяину не хотелось. Во-первых, вообще не хотелось, а, во-вторых, это было очень опасно. Любая вызвоненная им прелестница могла оказаться подругой Маринки и сдать ей его с потрохами.

"Может, - трусливо подумал Петр Витальевич, - напоить его к черту? Правда, водовки мало. Поллитра "Стандарта" этому хряку - что носорогу дробина".

- Послушай, Мигель, а давай-ка подсуетимся заранее, - сказал он вслух. - Чтоб Афродита вконец не зачахла. Давай купим еще алкоголия. Иначе точно не хватит. Б...и ведь тоже пьют, как лошади.

- Не болтай чепухи, Хенерельдино, - невпопад парировал гость, - на то ведь и август, чтоб шли дожди. Гм. Ты действительно думаешь, что нам нужно пополнить свои погреба?

- Угу, - угрюмо кивнул Петр Витальевич.

- Не болтай чепухи, Хене... Откуда цитата?

- Из "Ста лет одиночества".

- Молодца! Рубишь фишку. Хорошо, я щас сбегаю. Один нога здесь, а другой нога уже, понимаешь, тама.

- В кабак иди! - прокричал ему вслед Новокрещенов. - В магазинах водка уже не продается.

- Да-да, я в курсе, - ответил М. и, оглушительно хрястнув железной дверью, выбежал на лестничную клетку

* * *

Прошло часа два. Поллитра "Стандарта" была уже выпита, а прикупленная в соседнем кафешке "Финляндии" - уже откупорена и чуть почата.

"А, может быть, ежели вызвать индивидуалок, то и ничего? Обойдется? - печально подумал Петр Витальевич, допивавший второй литр сока.

Его друг и коллега, хотя и нетвердо стоял на ногах и изъяснялся сплошными цитатами из южноамериканских классиков, бодрости духа не потерял и о цели своего визита - помнил.

- Я ощущаю себя, - прошамкал он, - фе-но-ме-наль-но наклюкавшимся. Что мне, кстати, не свойственно. Ведь я - не богема! Не-ет, я не бо-о-ге-ма! В моем платяном шкафчике есть специальный гвоздик для моих галстуков. Откуда цитата?

- Из Кортасара.

- А поконкретней?

- Из "Выигрышей".

- Молоток! Рубишь фишку. Умен, аки змий. Звони б...м.

- Ты уверен?

- Уверен.

- Может, - мефистофельски подмигнул Петр Витальевич, - еще дербалызнем по рюмочке?

- М-м...- засомневался приятель, - а что на закуску?

- Колбаса да сало.

- Н-нет, - помотал головою М., - я этого есть не стану. Ведь я вегетари... вегатара... вегатару... короче, "веган", как любят выражаться гламурные пидарасы. Ты лучше дай мне травы. Не в смысле попыхать, а в смысле - пошамать. Обычной травы, которую едят мулы. Откуда цитата?

- Иди ты к черту! Водку пить будешь?

- Не, Пинхас, не буду. Хватит жертв Бахусу. Служим Венере.

- Ты уверен?

- Уверен.

- А, может быть, все же чуть-чуть погодим?

- Не болтай чепухи, Хенерельдино. На то и август, чтобы звонить б...м.

- Хорошо, уболтал, - печально вздохнул Новокрещенов, после чего вынул сотовый и позвонил по номеру, обозначенному в его телефонном списке как "Служба безопасности - 2".

* * *

Минут через двадцать их домофон запиликал.

- Кто там? - тревожно спросил Петр Витальевич.

- Гости! - ответил уверенный женский голос.

Писатель кивнул и надавил на белую кнопку домофона.

* * *

А еще полминуты спустя в распахнувшемся настежь дверной проеме во всем своем норковом великолепии появилась Ангелина.



Глава седьмая

...Петр Витальевич - впервые за долгие годы как надо подстриженный и выбритый до самоварного блеска - стоял под лучами софитов и вздымал к потолку тяжеленный томпаковый кубок, вручавшийся победителю "Повести года". Чуть-чуть поодаль стояли М. Шишкин с Д. Быковым, получившие, соответственно, вторую и третью премию.

Операторам главных телеканалов достаточно быстро поднадоело снимать плюгавого победителя и они потихонечку переключились на куда как более фактурного Быкова. Привычный к софитам Дмитрий Львович смотрелся настолько убедительно, что большинство телезрителей думало, что именно он, а не мало кому известный Петр Витальевич получил в том году "Повесть года".



Глава восьмая

А вторая наша героиня - Маринка именно в этот вечер снова пришла на Промышленную. Пришла с повинной. Как Генрих в Каноссу.

Впрочем, и здешние девочки, и администраторша Света, подменявшая Розу Абрамовну, были Маринке искренне рады и ни единым словом о скандальном ее уходе не обмолвились.



Глава девятая

Практически все ветераны тусовочного движения еще долго потом вспоминали полночный банкет после "Повести 2... года" как банкет безусловно удавшийся.

Почему?

Нет, конечно, и пойла, и хавчика было в тот вечер столько, что на столах оставалось не только горячее, но даже и водка (случай неслыханный).

Подбор гостей был тоже нехилый: не только Зюганов и Митрофанов, не только Жириновский и Новодворская, но и продюсер А. Найман от Аллы Борисовны, плюс Мирослав Александрович Хряпов из Администрации Президента, плюс Татьяна Толстая с талантливым сыном, плюс - не в этом ряду будь помянутый - В. Н. Войнович, плюс кой-то по мелочи: неизбежный квартет сбитых летчиков в составе двух Дим - Билана и Маликова и двух Сереж - Пенкина и Минаева, еще один Дима - Нагиев, вокалист Стас Михайлов, Армен Гнилорыбов, Пердюля Мандюлина - короче говоря, вся Москва.

Но вспоминали тот вечер все-таки не из-за этого.

Дело в том, друг-читатель, что любая изба красна не столько углами и пирогами, сколько хорошо срежиссированными происшествиями. И в описываемый нами вечер именно такой хорошо темперированный скандал и случился.

* * *

- Рашкованы! Замкадыши! Ватники! - в полчетвертого ночи выкрикивала Ангелина с той всесокрушающей яростью, с какой человеку дано ненавидеть лишь самого себя.

Так прижигает всех встречных и поперечных "пидорами" тайный завсегдатай гейклубов, так хлещет с оттягом "жидом" любимый внук Доры Моисеевны, так требует немедленного расстрела всех пьяниц подшившийся два года назад алкоголик и именно так - до зубовного скрежета - ненавидела всех "понаехавших" Ангелина, вкладывая в эту упрямую ненависть всю горькую память о первых семнадцати годах своей жизни в Наро-Фоминске.

- Петь, ну ты посмотри на это рашкованское б-быдло! - продолжала орать напившаяся до чертей Ангелина и с размаху влепила с пощечину бедному Найману.

- Ну, Ангелина! Не надо! Пожалуйста! - конфузливо бормотал Новокрещенов, с огромным трудом оттаскивая свою оказавшуюся неожиданно сильной подругу от ее жертвы. - Ну хватит. Ну люди же смотрят.

Но здесь Ангелина вырвалась и - под вспышки десятков снимавших все это смартфонов - сперва оскорбила действием Д. Нагиева, а после вцепилась когтями в холеные щеки Армена Суреновича Гнилорыбова.

* * *

И вот сразу же после этой нелепой выходки с Петром Витальевичем и приключилось событие, оказавшееся, как показала жизнь, намного более важным, чем любые премии и адюльтеры. Находившийся в полной завязке Новокрещенов под самое утро не выдержал и пригубил "Божоле".

Как это ни странно, но снившееся по три раза за ночь вино показалось ему абсолютно безвкусным и Новокрещенов ни только, как он опасался, не загулял по-черному, но даже и этот (неполный) бокал не допил.

Потом он привычно сграбастал в охапку впавшую после буйства в сон Ангелину и в почтительном сопровождении трех секьюрити спустился к поджидавшему их у подъезда мерседесу.



Глава последняя

Человек, потерявший себя, теряет все.
Один мудрый китаец  


Прошло долгих семь лет. В нашем грешном мире за эти годы переменилось многое: умер Стив Джобс, академическое словцо "афедрон" на какое-то время почти полностью вытеснило традиционную "жопу", рухнул рубль и цены нефть, Михаил Шишкин попался на плагиате, Валентина Ивановна Матвиенко почти добровольно сдала свое кресло господину Полтавченко, Российская Федерация округлилась Крымнашем, а в полуподвале дома номер четырнадцать вместо зала игровых автоматов открыли народную разливуху.

Среди завсегдатаев этого заведения не сильно, но все-таки выделялась достаточно странная парочка: огромный плечистый детина в пуховике и спившийся люмпен-интеллигент в заношенной вдрызг дубленке. Оба эти приятеля, между прочим, отлично известны читателям: здоровяка звали Димой, а люмпен-интеллигента - Петром Витальевичем.

Дела обоих шли плохо. Экс-лауреат "Повести года" зарабатывал себе на жизнь, сочиняя фантастику для Фрика Безумова, но ввиду чрезмерной любви к алкоголю хронически не выдерживал сроков и его заказные шедевры оплачивались со скидкой в сорок процентов. Что же касается экс-чемпиона мира, то он года два проработал в полуподвальчике вышибалой, но - вследствие все той же чрезмерной привязанности к спиртосодержащим напиткам - на этой хлебной должности не удержался и жил теперь, словно птичка божия.

В описываемое нами мгновение Петр Витальевич и Дмитрий Сергеевич обсуждали такую коллизию: местный алик Витек задолжал другому здешнему зубру Санычу целую тысячу и уже двадцать два дня эту гигантскую сумму не отдавал. Отчаявшийся Саныч передоверил Диме выбить долг за обычный его рэкетирский процент - половину. И сейчас оба друга напряженно прикидывали вероятность прихода Витька (она была, собственно, стопроцентной), вероятность наличия у него денег (она была более чем сомнительной) и время от времени горячо фантазировали на тему: какой, отхватив этот куш, закатят они пир горой.

Если бы бывший художник слова на пару с экс-чемпионом мира вдруг отвлеклись от этих проблем и вышли на улицу, а потом бы внимательно оглядели многокилометровую пробку, простиравшуюся от Нарвских ворот до Автово, то в самом-самом ее начале, в третьем ряду они могли бы заметить сверкающий "Лексус" и скучавшую в нем эффектную брюнетку.

Водителем "Лексуса" была Рената, ехавшая на девичник к Маринке. Все четверо девочек, работавших когда-то на Промке: и гламурная Ксения, и хроническая неудачница Маринка, и солидная мать семейства Лолита, и вечная "номер второй" Милена - наконец-то решили встретиться и вспомнить былое. Маринка, чья съемная двушка располагалась в пяти минутах ходьбы от Кировского завода, настоятельно рекомендовала Ренате ехать к ней на метро, но об этом, естественно, не могло быть и речи: не похвастаться новеньким "Лексусом" гламурная Ри не могла.

Кстати, и новенький "Лексус" с элитным номером, и много чего еще подарил ей тот самый Челищев, от чьей грозной фамилии с депутатом Геннадием когда-то едва не случился родимчик. Рената вышла на Челищева через Вадима, мигом всесильного Валерия Павловича околдовала и с тех пор жила, как у Христа за пазухой. У неверного же миллионера-ботаника она так и не взяла ни копейки и ни разу с ним после той злополучной беседы не общалась. Всем своим новым любовникам (коих было - не будем лукавить - как звезд на небе) она постоянно рассказывала, каким полным чмо был этот Филя, как он плох был в постели и даже - пардон - каких более чем скромных размеров был его детородный орган. Любовников эти бесконечные упоминания совершенно чужого мужчины, как легко догадаться, не радовали, но поделать они ничего не могли: таким, как Рената, отвязным красоткам мужчины склонны прощать что угодно.

* * *

...На экране Ренатиного айфона вдруг высветилось фото здорово располневшей за последние годы Маринки.

- Да, - виновато отозвалась Ксения.

- Эй ты, старая шлюха! - прозвучал звонкий голос ее лучшей подруги, уже, как минимум, остограммившейся. - Когда приедешь?

- От шлюхи и слышу, - не растерялась Рената, - и тоже не шибко, блин, молодой. Я, Машка, в пробке стою! И пробища, блин, охренительная. Часа на пол.

- А на метро тебе что, не дано доехать?

- Машка! Я на метре с девяносто затертого года не ездила! Боюсь я его. Я ж с деревни.

- Ну да ладно, прощаю. Ты все же давай побыстрее п..дуй.

- Да п..дую я, п..дую! - ответила Рената и, расцветя, посмотрела в окно.

* * *

...Парнишка на "Мерсе" помахал ей ручкой и забибикал. Парнишка был ничего: глазастенький, лет двадцати с чем-то (в последние годы давно разменявшей тридцатник Ренате все больше и больше нравились молоденькие). Молниеносная в этих вопросах Рина почти что решила сказать ему номер мобильного, но здесь пробка двинулась и ей стало не до кавалеров.

Рената принялась яростно маневрировать и отыгрывать метр за метром: ведь опоздать на девичник больше, чем на два с половиной часа, было совсем уже неприлично.

* * *

Что же касается двух закадычных друзей, то им в этот день повезло по-крупному. Димыч так пуганул неплательщика, что тот не только вернул им тысячу, но и добавил две сотни сверху, как типа натикавшие по счетчику. На свалившиеся с неба семь сотен оба друга не только гульнули по-полной, но и угостили двух-трех-четырех приятелей.

Само собой, угощали они не абы кого, а людей серьезных, за которыми не заржавеет и простава вернется сторицей. Пить ведь тоже надо с умом. Как любил говорить Петр Витальевич: "Не будь слишком сладким, чтобы тебя не проглотили, и не будь слишком горьким, чтобы тебя не выплюнули".

* * *

Все остальные герои повести тоже в тот день повстречались с успехом. Неугомонный нардеп Геннадий сумел таки выполнить одно чрезвычайно важное и чрезвычайно... м-м... деликатное поручение Валерия Павловича и чувствовал себя на седьмом небе.

Жизнерадостный Семен Аристархович Хватов после обычного дня возвратился домой, включил телевизор, но по всем сорока четырем каналам шла такая галимая ахинея, что Семен зомбоящик выключил, лег на диван, распахнув двенадцатый том Льва Николаевича и прочел не самый известный толстовский рассказ "Хозяин и работник". Рассказ произвел на него впечатление двойственное: с одной стороны он вдруг с горечью понял, что никакие быковы, шишкины и новокрещеновы НИКОГДА не сумеют создать ничего равноценного хотя бы двум-трем абзацам из этого проходного текста, а с другой - осознал, что литература, как ни крути, дело стоящее и свою жизнь на нее он угробил не зря.

Анна Павловна Чушкина именно в этот вечер наконец вышла замуж и сменила фамилию на Заславская.

Что же касается Ангелины Михайловны Коломойской (пришла пора называть ее по имени-отчеству, ибо к концу нашей повести она превратилась в величественную и флегматичную матрону), то Ангелина Михайловна гуляла в тот вечер по скверу со своим вест-терьером Бадди. Эту собачку она сперва завела, слепо следуя моде, а потом привязалась к ней по-настоящему. И, хотя ее Бадди оказался форменным вундеркиндом и сделал блестящую выставочную карьеру, увенчавшуюся званием интер-чемпиона, но любила она его не за это. И, если бы Бадди однажды вдруг оглох и ослеп, вконец запаршивел и был бы с позором разжалован в беспородные, то любить его после этого она стала бы не меньше, а - больше. Что, конечно, ничуть не мешало Ангелине жутко гордиться его успехами и презирать всех владельцев чуть менее именитых собак всем сердцем.

В описываемый нами вечер и ей, и ее ребенку подфартило вдвойне: во-первых, выпал снежок и у них наконец появился повод продемонстрировать привезенные из Брюсселя собачьи сапожки, а, во-вторых, сегодня по скверу гуляла вест-девочка Ларри - пожалуй, единственное четвероногое, с которым закоренелый невротик Бадди сумел наладить хоть какие-то отношения (единственным же не ненавидимым им двуногим была, естественно, сама Ангелина).

Пока Ларри и Бадди носились взапуски по скверу, их зацепившиеся язычками хозяйки обменялись последними сплетнями. Самой-самой горячей из всех обсуждавшихся тем оказалось ужасное происшествие с товарищем генералом: его вест-хайленд-уайт-терьер Лаврентий Павлович вдруг начал жутко чесаться и был тут же отведен к ветеринару. Знаменитый доктор Костомолоцкий нашел у Лаврентия Павловича аллергию, для излечения коей немедленно выписал пищевые добавки ценою пять тысяч рублей за баночку. Несмотря на безумную цену помогали баночки плохо, и товарищу генералу в конце концов пришлось обратиться к незнаменитому доктору Синицыну, который, сделав анализы, обнаружил у Лаврика подкожных клещей, прописал дегтярный шампунь ценою сорок рублей за бутылку и в течение пары недель вылечил Лаврентия Павловича полностью.

Во время всей этой беседы обе почтенные женщины настойчиво убеждали друг друга, что найденные у генеральского кобеля паразиты практически не заразны и бояться им нечего. Убеждали друг друга они тем настойчивей, что обе они - и Ангелина Михайловна, и Виолетта Петровна (владелица Ларри) - уже побывали у обоих врачей, и у знаменитого, и у незнаменитого и приняли предписанные ими меры предосторожности: т. е. сделали восьмисотрублевую прививку от демодекоза и приобрели полный курс пищевых добавок ценою в две тысячи евро.

Единственным скользким моментом этой приятной беседы было то, что наивная Виолетта, похоже, всерьез рассчитывала на вязку, что для владелицы суки пет-класса было, в общем-то, хамством и злило хозяйку орденоносного кобеля неимоверно.

Здесь, к счастью, Бадди, вдоволь набегавшись, запрыгнул к хозяйке на ручки и запросился домой. Вернувшись в квартиру, Ангелина достала планшетник и пару часов повисела в "Фейсбуке", потом попыталась смотреть телевизор (смотреть было нечего), а ближе к двенадцати наконец-то решила начать отходить ко сну.

Капризный Бадди, обычно спавший в ногах у хозяйки, в эту ночь предпочел прикорнуть на своем лежачке у телевизора. Ангелина чуть-чуть почитала последний (взрослый) бестселлер Джоан Роуллинг и на странице двадцатой свалилась в тревожный и хрупкий старушечий сон.

Сквозь сон она чутко прислушивалась к доносящемуся с лежачка сопению и улыбалась.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Нет-нет, она не была одинока.

* * *

...Сереженька Ляндрес, кстати, тоже женился (на немецкой княжне). Спекулянт-литератор М. практически полностью завязал с литературой и с головой ушел в бизнес и личную жизнь. Во время своих нечастых встреч с коллегами-писателями М. любит порассуждать, что, мол, литература кончилась и мы уже с вами живем в постгутенберговскую эпоху. Коллеги (иногда в их качестве выступает даже срочно побрившийся ради такого случая Новокрещенов) литератору-пессимисту обычно поддакивают: во-первых, их собственные дела тоже идут на редкость плохо, во-вторых, и закуску, и выпивку во время этих дискуссий почти всегда выставляет М. и спорить с ним - себе дороже.

Блистательная Роза Абрамовна года четыре назад открыла собственный ретро-салон, но через год прогорела и возвратилась в админши.

Кажется, все. Никого не забыл.


САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, НАРВСКАЯ ЗАСТАВА, 16-03-2015, 23-01




© Михаил Метс, 2015-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2015-2024.




Словесность