Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




I  LOVE  ABRAMICH

(повествование в анекдотах)


Анекдот N 1
"Про графинчик"

Когда Абрамыч был маленьким, настолько маленьким, что практически никто и не звал его "Абрамыч", а звали его в основном по фамилии (ныне утраченной), или по имени (кажется, Вова), так вот, когда Абрамыч был ещё очень и очень маленьким, он находился в гостях у дедушки и разбил там графинчик.

О дедушке Абрамыча нам не известно практически ничего.

Вообще - ничего, за исключением того, получаемого простым вычитанием факта, что на двадцать четвертом году советской власти дедушка умудрился назвать своего сына Абрамом. В прочем, ещё поговаривали, что дедушка был человеком на редкость весёлым и гостеприимным.

Так вот, будучи в гостях у столь весёлого и столь гостеприимного дедушки, Абрамыч необыкновенно расшалился и, расшалившись, задел ногой тумбочку, на которой стоял любимый дедушкин хрустальный графинчик.

Графинчик упал и - разбился.

- Кто это разбил графинчик?! - сурово спросил дедушка, заметив пропажу.

- Не я, - ответил высокий и красивый мальчик Немцов.

- Не я, - ответил сутулый и невзрачный мальчик Потанин.

- Не я, - ответил очень большой и очень взрослый мальчик по имени Витька Черномырдин.

- Не я, - еле слышно пискнул Абрамыч и тут же, как рак, покраснел.

- Что ж, - печально констатировал дедушка, - значит, графинчик разбился самостоятельно.

А наблюдавший всё это т. Бабушкин (командир октябрятской звёздочки, в которую еще только мечтал вступить Абрамыч) недовольно покачал головой и заметил:

- Или один из вас просто-напросто трус и лгунишка.

И здесь маленькому Абрамычу вдруг стало настолько стыдно, что он, как девочка, разревелся и - убежал. От нестерпимого и жгучего стыда Абрамыч забился в самый дальний и темный угол и больше уже в тот вечер ни с кем не играл: ни с красивым и сильным мальчиком Немцовым, ни с сутулым и невзрачным мальчиком Потаниным, ни с очень большим и очень взрослым мальчиком по имени Витька Черномырдин. Абрамыч сидел в своём темном углу, моргал переполненными слезами глазищами и с невыразимой печалью думал, как бы это все-таки было хорошо, если бы это кто-нибудь другой задел бы ногою тумбочку и разбил бы графинчик.

Короче, Абрамыч невыносимо страдал от угрызений совести.

Совесть грызла Абрамыча ровно 34 года.

А через 34 года дедушка умер.

На поминках по дедушке Абрамыч выпил довольно много. И выпив, (а выпил Абрамыч, если кому интересно, бутылку сухого вина "Кюр-Дамюр", четыреста грамм коньяка "Ереванский" и граммов двести-двести пятьдесят экспортной водки "Столичная"), и выпив, короче, все это, Абрамыч приобнял за тонкие плечи товарища Бабушкина и, словно раненый зверь, проревел:

- То ... то-ва-рищ ... Бабушкин!!!

- Ну? - недовольно буркнул в ответ т. Бабушкин, который тоже грамм четыреста-четыреста пятьдесят на грудь уже принял.

- То-ва-рищ Ба-буш-кин! - с трудом повторил Абрамыч.

- Ну? Чего тебе?!

- Ты п-помнишь, к-как... к-как тр ... три... тридцать четыре года назад ... на д-дне рожденья у дедушки какая-то сволочь ... разбила графинчик?

- Да ... помню...- печально вздохнув, ответил т. Бабушкин.

- Вот бы сейчас его п-поймать? А?!

- Да-а-а ...

Абрамыч крепко поцеловал т. Бабушкина в самые губы и прошептал ему на ухо:

- Уж я бы его ... с-с-суку!!!

И здесь т. Бабушкин не выдержал и зарыдал.

Ведь, во-первых, он тоже был чуть-чуть выпивши, а, во-вторых, он тоже очень любил дедушку и сильно жалел графинчик.





Анекдот N 2
"Про пуговку"

Когда Абрамыч был еще маленьким, настолько маленьким, что практически никто и не звал его "Абрамыч", а звали его, в основном, по фамилии (ныне утраченной) или по воинскому званию (товарищ ефрейтор), так вот, когда Абрамыч всё ещё был очень и очень маленьким, он служил в Краснознамённой N-ской части и охранял там склад бракованных силикатных изделий.

Дело было ранним воскресным утром.

Ровно в 5-30 утра.

Абрамыч стоял у склада и напряженно всматривался в полутьму.

И, хотя при этом Абрамыч имел вид и грозный и бравый, одним словом, именно такой вид, какой и положено иметь охраняющему стратегически важный склад товарищу ефрейтору, на самом-то деле наш герой, охраняя склад, предавался различным отвлечённым размышлениям. В частности, напряженно прикидывал, а может ли (согласно духу и букве Устава) стоящий на часах и вооружённый до зубов часовой одновременно держать руки в карманах и незаметно заниматься онанизмом.

Но, несмотря на такие, быть может, чересчур абстрактные для рядового бойца Советской Армии размышления, наш герой, повторяем, имел вид и грозный и бравый и неукоснительно отслеживал как прямым, так и боковым зрением всех приближающихся к ангару потенциальных похитителей бракованных силикатных изделий.

И вот именно своим отменно развитым боковым зрением Абрамыч и засёк приближающегося к складу т. Бабушкина.

Самому факту появления т. Бабушкина Абрамыч удивился не сильно, ибо нога за ногу приближавшийся к складу т. Бабушкин служил в той же N-ской части простым салабоном. А вот что действительно заинтриговало Абрамыча, так это то, что приближавшийся к складу т. Бабушкин что-то нагло сжимал в кулаке. Абрамыч напряг своё стопроцентное зрение и различил в кулаке т. Бабушкина блестящую медную пуговку.

- Стой! Кто? Идёт? - грозно крикнул Абрамыч.

- Я... и-иду, - робко ответил т. Бабушкин, которого бесконечные насмешки и подначки старослужащих несколько, надо признать, подкосили морально.

- Что? Несёшь?

- Пу ... пуговку.

- Где? Нашёл?

- Воз... ле ... склада ...

- Дай. Сюда.

- По-пожалуйста.

И вконец застеснявшийся т. Бабушкин протянул Абрамычу блестящую медную пуговку с четырнадцатью сквозными дырочками и четкой надписью "Made in China".


* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *


Глупый-глупый т. Бабушкин! Ведь знать он не знал и ведать не ведал, что такая вот медная пуговка - с четырнадцатью аккуратными дырочками и чёткой надписью "Made in China" - ни сном, ни духом не могла принадлежать ни солдатам, ни офицерам их N-ской части. Более того! Она не могла принадлежать ни офицерским детям, ни офицерским женам, ни офицерским тещам. Ни лично товарищу подполковнику. Ни даже лично товарищу генералу. И уж даже подумать бы было нелепо и странно, что вот такая редкая заграничная вещь - с четырнадцатью сквозными дырочками и четкой надписью "Made in China" могла бы вдруг принадлежать простым малопьющим труженикам ближайшего колхоза "Красный Памперс".

Глупый-глупый-глупый т. Бабушкин!

Ни о чём таком эдаком он не подумал!

Зато всё это в мановение ока скалькулировал и рассчитал холодный аналитический ум Абрамыча.

- Короче, так, - негромко сказал Абрамыч. - Короче так. Гони в оперчасть.

- За-зачем? - удивился т. Бабушкин.

- Гони! В оперчасть! Кому говорят! С-с-салага...

Т. Бабушкин недоумённо пожал худыми плечами и нога за ногу поплёлся в оперчасть.

Когда - минут через сорок пять - запыхавшийся чекист-офицер сломя голову примчался из оперчасти к ангару, Абрамыч выдал ему (под расписку) пуговицу - ту самую блестящую медную пуговицу с четырнадцатью дырочками и четкой надписью "Made in China".

И по этой пуговке, дорогой мой читатель, неделю спустя был пойман матёрый международный шпион господин Сексуал Харрасмент.





Анекдот N 3
"Про то, как мистер Сексуал Харрасмент,
вернувшись из Мордовии в США, тут же
попал под суд за сексуальные домогательства"

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

(вырезано модератором)





Анекдот N 4
"Про министра обороны"

Как мы уже говорили, за помощь в поимке господина Сексуала Харрасмента Абрамыч был удостоен личной аудиенции у Министра Обороны.

Министр Обороны - плечистый, статный, высокий, седой, словно лунь, старик по-отечески обнял Абрамыча, ласково подмигнул ему своим единственным левым глазом (правый глаз ему во время беспрецедентных внутриаппаратных интриг выбил предыдущий Министр Обороны) и проникновенно сказал:

- Ну, орёл, проси чего хочешь.

Абрамыч потупился и густо, как барышня, покраснел.

Он, естественно, знал, чего он хочет. Но вот сказать - стеснялся.

Дело в том, что Абрамыч страстно желал ... да, нет, об этом даже как-то и говорить неудобно... дело, короче, в том... дело, короче, в том, что Абрамыч страстно хотел, чтобы его сослуживцу т. Бабушкину было присвоено очередное воинское звание "ефрейтор".

Ведь интеллигентную душу Абрамыча давно уже до крови ранили те бесконечные сцены издевательств, оскорблений и унижений, которым почти ежевечерне подвергался т. Бабушкин у них в казарме. И, будучи человеком умным и опытным, Абрамыч, естественно, понимал, что, ежели вдруг т. Бабушкину нежданно-негаданно присвоят это высокое воинское звание "гвардии ефрейтор", то это если и не до конца усовестит его тиранов, то уж точно умерит их пыл.

(Что, в свою очередь, навсегда избавит Абрамыча от жутких моральных мучений).

Итак, Абрамыч потупился, густо-густо, словно юная барышня, покраснел и ...

Читатель.

Скажи. (Только, чур, честно!)

Скажи, а приходилось ли лично тебе о чём-либо просить не друга, не брата, не свата и даже не суку-начальника, а САМОГО МИНИСТРА ОБОРОНЫ?

Приходилось? Нет?

Тогда не суди.

Короче, глядя на этот чеканный маршальский профиль, Абрамыч от охватившего его нечеловеческого волнения буквально всё перепутал и вдруг попросил присвоить очередное воинское звание не т. Бабушкину, а себе самому. После чего, вконец растерявшись, еле-еле слышным голосом попросил присовокупить к очередному званию ещё и внеочередной отпуск.

Министр расчувствовался, смахнул кулаком скупую слезу и все его просьбы выполнил.

Ровно через десять минут свежеиспеченный сержант Абрамыч, как пробка, вылетел из министерской Приёмной и немедленно отбыл домой. А несчастный т. Бабушкин терпел ежевечерние надругательства старо и младослужащих ещё целых 1, 5 года.





Анекдот N 5
"Про вице-премьера"

Когда Абрамыч выходил из министерской Приёмной, то там с ним произошла одна встреча, которая и сделала его тем известным всему свету Абрамычем, о котором вот даже и мы принялись сочинять анекдоты.

Абрамыч встретил вице-премьера Каданникова.

А надобно вам сказать, дорогой мой читатель, что там, в огромной министерской Приёмной толпилось на редкость много народу: на тонких эротических ножках бегал взад и вперёд профессор Синявский, деловито шурша бумажками, проносились различные шахрайки и шумейки, важно выпятив толстые брюхи, посапывали в кожаных креслах важнейшие олигархи, скромно, вдоль стеночки, стояла декоративная знать - Юрий Антонов, Таня Буланова и Анатолий Карпов.

И отдельно от всех, в плотном кольце личной охраны стоял вице-премьер Каданников.

Вице-премьер был печален. Его тревожило любимое детище - ВАЗ. Ведь народный автомобиль "Жигули", выпускаемый волжским автогигантом, давным-давно устарел и требовал полной модернизации.

И особенно огорчали вице-премьера Каданникова тормозящие задние втулки на 3/4, некогда перетянутые один в один с еще муссолиниевского "Фиата". Втулки сии устарели начисто.

- Давным-давно устарели, мать их так, - пробурчал печальный вице-премьер своему самому первому и самому верному заму.

- Да, ваше сяс-с-ство, - послушным и громким эхом отозвался самый первый и самый верный зам.

- Над этими втулками вся Европа хохочет, - грустно продолжил Каданников.

- Да, ваше сяс-с-ство.

- Требуется их заменить, мать их так.

- Да, ваше сяс-с-ство.

- Заменить? - обширное лицо вице-премьера вконец затуманилось. - Заменить ... легко сказать, мать их так... Положим, сделаем мы их ... ну, на 5/8. Так?

- Так, ваше сяс-с-ство.

- Погоди, не части.

- Да, ваше сяс-с-ство.

- Не части, говорю. Положим, сделаем мы их на 5/8. Так?

- Так, ваше сяс-с-ство.

- Технологическую линию придётся менять на хер. Так?

- Так, ваше сяс-с-ство.

- А где деньги взять? Денег-то у нас ни хрена нету.

- Нет, ваше сяс-с-ство.

- И что же нам делать?

Самый первый и самый верный зам недоумённо пожал облаченными в двухтысячедолларовый пиджак плечами. Он не знал, что делать.

Зато это знал наш юный герой - Абрамыч. Дело в том, что несмотря на страшный шум, царивший в приёмной (а шум этот процентов на восемьдесят создавал все время носившийся вперед и назад и жутко стучавший своими толстыми валенками профессор Синявский), так вот, несмотря на невообразимый шум, царивший в приёмной, наш герой таки услыхал последнюю брошенную вице-премьером фразу и его холодный аналитический ум тут же принял единственно правильное решение.

Абрамыч подошёл к сплошному кольцу охраны и громко позвал:

- Ваше сяс-с-ство!

- Чего тебе? - недовольно буркнул Каданников.

- Ваше сяс-с-ство! - взяв руки по швам, продолжил Абрамыч. - Разрешите обратиться.

- Ну... обращайся, мать твою так.

- Ваше сяс-с-ство, а я знаю выход.

- Чо ты сказал?

- Я доподлинно знаю, ваше сяс-с-ство, как модернизировать втулки на 3/4, не затратив НИ РУБЛЯ.

- Ну, и как?

- Надо втулки на 3/4 заменить втулками на 12/16.

- Чо ты сказал?

- Надо втулки на 3/4 заменить втулками на 12/16, ваше сяс-с-ство.

- Го! Ло! Ва! - только и смог простонать вице-премьер. - Го!!! Ло!!! Ва!!! Ну и голова у простого сержанта!

И Абрамыч, которого две недели спустя, естественно, без всяких яких комиссовали из армии, тут же возглавил на волжском автогиганте совершенно секретный отдел, где в процессе кропотливой и долгой работы не только заменил морально устаревшие втулки на 3/4 куда как более современными втулками на 12/16, но и эти втулки на 12/16 ему удалось впоследствии заменить втулками на 48/64, а втулки на 48/64, соответственно, втулками на 96/128 и так далее, и так далее, и так далее, вплоть до сверхсовременных, почти не уступающим европейским стандартам сверхсупервтулок на 384/512, внедрить которые ему, увы, помешала четырежды проклятая Перестройка.

А так и не дождавшийся аудиенции профессор Синявский с горя уехал в Париж.





Анекдот N 6
"Про то, как Абрамыч заработал свои первые сто миллионов"

Однажды наш - увы! - не такой уж и юный герой стоял в очереди в пункт приёма стеклотары. Стоя в очереди он, по обыкновению, вовсю предавался различным отвлечённым размышлениям. В частности, напряжённо думал о том, а почему это авторы различных литературных произведений то и дело посвящают их описанию никогда не встречающейся в реальной жизни херни, как то: неожиданным двухмиллионным наследствам, появляющимся ровно в полночь призракам, соблазнам инцеста и половому влечению к собственной тёще, - и, в тоже время, напрочь игнорируют сюжеты по-настоящему встречающиеся в действительности. Вот, например, почему это ни один писатель до сих пор не догадался сочинить психологический триллер о том, как, скажем, некий человек сдавал восемнадцать винных бутылок, а одна из них оказалась с отбитым горлышком и её не приняли. Почему?

Остальные же мысли Абрамыча были намного более конкретны и, в основном, сводились к тому, как прокормить семью. Дело в том, что супруга Абрамыча недавно родила третьего, а зарплата Абрамыча оставалась прежней. И вот на двести четырнадцать долларов в месяц предстояло кормить семью. А как прокормить семью?

Очередь двигалась убийственно медленно и настроение Абрамыча из неважного постепенно становилось скверным. Дело в том, что приёмщиком в этом пункте работал никто иной, как прекрасно известный читателю т. Бабушкин. И, хотя со дня их совместной воинской службы прошло уже очень много лет и, несмотря, опять же, на то, что во время этой совместной воинской службы наш герой не делал т. Бабушкину ничего, кроме хорошего, последний сохранил к Абрамычу весьма устойчивую неприязнь и, при случае, чем мог, ему гадил.

Вот и сейчас он грубо захлопнул перед самым носом Абрамыча решетчатое окно пункта и прилепил на стекло криво написанное от руки объявление: "Приём закрыт. Тары нет".

Абрамыч вздохнул и уже приготовился, приложив ладошку к груди, чуть-чуть поковырять носочком ноги асфальт и чуть-чуть поунижаться перед бывшим салагой. (Выбора: унижаться или нет - у Абрамыча не было, ибо, не сдав восемнадцать винных бутылок (или, на самый худой конец, семнадцать, у одной было чуть надколото горлышко), он бы не смог бы купить жене пол-литра подсолнечного, а заявиться домой без подсолнечного, означало - напрочь испортить себе уикенд).

Итак, Абрамыч приложил ладошку к груди, набрал в свою грудь побольше нечистого местного воздуха, ковырнул ступнею асфальт и приготовился чуть-чуть поунижаться перед бывшим салагой, но - буквально минутою позже - он об этом своём намерении раз и навсегда забыл, ибо к скромному пункту приёма стеклотары вдруг, завизжав тормозами, подкатило бронированное БМВ, а из этого БМВ вдруг вылез вице-премьер Каданников.

(Какой уж шайтан занёс вице-премьера в эти трущобы, автор этих строк и посейчас не выяснил. Но буквально через полчаса жизнь Абрамыча поменялась кардинально).

- Мать твою так! - радостно вскрикнул вице-премьер, узнавая бывшего начальника своей сверхсекретной лаборатории. - Мать твою так! Как там тебя? ... А, Владимир Абрамыч! Мать твою так, ты откедова?

- Ва-а-аше сяс-с-ство! - расплылся в улыбке Абрамыч. - Вы-то, вы-то какими судьбами?

- Да уж я от народа не отрываюсь!!! - прогрохотал на весь пункт вице-премьер. - Не то что... некоторые. Ты где сейчас въебываешь?

- Да так, - разом погрустнел с лица Абрамыч, - в одном... учреждении.

- В государственном?

- В... в частном.

- Кем?

- Ме ... неджером ...

- Каким?

- Старшим.

- Сколько платят?

- Двести.

- Рублей?

- Долларов!

- В час?

Абрамыч опешил.

- В час, я тебя спрашиваю?

- Не ... ет.

- В день?

- Да нет... в м-месяц.

- Ма-а-ать твою так!!! - вновь оживился вице-премьер.

Абрамыч осторожно поставил на пол два распираемых стеклотарой пакета и приложил враз похолодевшую ладонь к часто-часто застучавшему сердцу.

- Ма-а-ать твою так! - продолжал грохотать Каданников. - Двести паршивых америкосских рублей в месяц! Мать твою так! Довели страну!

Абрамыч виновато вздохнул. Ему вдруг показалось, что это лично он - мать его так! - довёл страну до того, что главным менеджерам стали выплачивать по двести паршивых америкосских рублей в месяц. И все его прежние успехи и достижения: и доставшееся ему по великому блату место старшего менеджера, и его оклад, который он, глядя на зарплаты ближайших друзей, втайне считал хорошим, и его обшарпанный, маленький, но всё же сугубо индивидуальный кабинет, и даже пожилая и некрасивая секретарша, полагавшаяся им на двоих с коммерческим, всё это теперь - на фоне вальяжного вице-премьера, его бронированного БМВ и плечистых охранников - всё это вдруг показалось Абрамычу такой ерундой, что стало вдруг нестерпимо больно и стыдно.

- А помнишь нашу лабораторию, а, Владимир Абрамыч? - продолжил вице-премьер. - Помнишь, как мы с тобой вкалывали? Жопа в мыле! Нет, до чего же, сволочи, довели страну!

При этих словах Каданникова Абрамыч чуть-чуть погрустнел. Ведь до этого ему почему-то мстилось, что вальяжный вице-премьер, ругательски ругая его, Абрамыча жалованье, в конце концов предложит ему место с иной, куда как более достойной оплатой, ну, скажем, в шестьсот или даже - чем чёрт не шутит! - все восемьсот баксов в месяц, но сейчас, в этом чересчур задушевном: "Ты помнишь, Владимир Абрамыч?", в этом чересчур проникновенном: "Довели страну, сволочи! Довели страну!" опытное ухо Абрамыча выловило некоторый некий безнадежно философский оттенок, на фоне которого те двести долларов в месяц, что получал лично он, значили, в общем, не больше, чем отключения тепла и света в Приморье.

- Довели страну! - продолжил кипятиться вице-премьер. - До ручки довели, сволочи! Вот, например, у нас на ВАЗе. Ты думаешь, мне легко, а, Владимир Абрамыч? Да чтоб тебе так каждое утро срать, как мне там легко! Ты отпускную цену новой девятки знаешь? Правильно. Шесть шестьсот у. е. А себестоимость новой девятки знаешь? Ну это, конечно, строжайшая коммерческая тайна, но лично тебе, Владимир Абрамыч, я, как старому другу, скажу.

Вице-премьер поманил Абрамыча пальцем и прошептал ему в самое ухо:

- В зависимости от целого ряда факторов от четырёх восемьсот до пяти пятисот у. е. А налогов я плачу на неё, - здесь вице-премьер, не отрывая от Абрамычева уха губ, вдруг заговорил в полный голос, отчего Абрамыч на какое-то время оглох и даже отчасти ослеп, - А НАЛОГОВ Я ПЛАЧУ НА НЕЁ ТЫСЯЧА ВОСЕМЬСОТ!!! Т.Е., В ЛУЧШЕМ СЛУЧАЕ, ВЛАДИМИР АБРАМЫЧ, Я ИГРАЮ В НОЛЬ, А В САМОМ ХУДШЕМ МИНУСУЮ НА СЕМЬ СОТЕН ЗЕЛЁНЫХ. ПОНЯЛ ТЫ МЕНЯ, А, ВЛАДИМИР АБРАМЫЧ?!

- Да-да, - ответил Абрамыч, беспомощно улыбаясь и тряся головой, - понял.

- И что же мне делать?! - продолжал неуёмный вице-премьер. - Что же мне делать, дорогой мой Владимир Абрамыч? Снижать налоги? Я тебе кто - дядя Вася? Я - четвёртый человек в Правительстве, я вице-премьер, у меня все схвачено от и до, и чтоб тебе так каждое утро срать, как мне эти налоги снизят. Хоть сдохни, а сдай государству тысячу и восемьсот у. е. И что ж мне прикажешь делать? Снижать себестоимость? Владимир Абрамыч - куда?! Чтоб эта девятка вообще не могла с места стронуться? Повышать цену? Да кому она тогда на хрен вперлась? Черняшить? Я тебе кто - хачик в ларьке? Я четвёртый человек в Правительстве!

- Надо, - вдруг тихо-тихо сказал Абрамыч, - надо, ваше сяс-с-ство, СНИЗИТЬ цену.

- Э? - только и смог ответить вице-премьер.

- Надо, ваше сяс-с-ство, СНИЗИТЬ цену. Тысяч до трех. Но деньги брать предоплатой и машину давать через год.

- Че-го?

- Надо брать за девятку не больше трех тысяч долларов. А машину давать через год. И всю кампанию проводить под лозунгом: "КАЖДОМУ РОССИЯНИНУ - СВОЙ ЛИЧНЫЙ АВТОМОБИЛЬ"

- Го! Ло! Ва! - простонал восхищённый вице-премьер. - Ну, и голова у простого старшего менеджера!

И уже на следующее утро Абрамыч возглавил в концерне Каданникова торговый отдел и где-то через полгода, истратив на телерекламу порядка ста миллионов долларов, он начал осуществлять обещанный им проект: "КАЖДОМУ РОССИЯНИНУ - СВОЙ ЛИЧНЫЙ АВТОМОБИЛЬ". Поначалу, как честно предупреждал Абрамыч, дела шли довольно вяло, ибо подавляющее большинство россиян не верило, что люди, взявшие у них в долг три тыщи зелёных, за целых двенадцать месяцев эти деньги не прогуляют и не пропьют. Но, когда первые семь-восемь тысяч чудаков действительно получило машину за треть цены, от желающих просто не стало отбоя, и где-то еще через год, чтобы перевести в отдел продаж эти несчастные три тысячи долларов, нужно было либо месяц подряд отмечаться в очереди, либо дать, кому надо, немалую взятку - баксов пятьсот.

Само собой, что где-то ещё через год воздвигнутая Абрамычем пирамида рухнула, и все полтора миллиона состоявших в ней вкладчиков, расставшись с кровными баксами, не получили вообще ничего, но Абрамыч к тому времени давно уже не работал на ВАЗе. За эти два с половиной года он не только успел повозглавлять "Главмосстрой", где с блеском провёл кампанию: "КАЖДОМУ РОССИЯНИНУ - СВОЙ ЗАГОРОДНЫЙ КОТТЕДЖ", но даже успел поработать в "Аэрофлоте", где начал было промоушен: "КАЖДОМУ РОССИЯНИНУ - СВОЙ ЛИЧНЫЙ САМОЛЕТ", но закончить этот смелый проект он, увы, не сумел - ему помешали события, изложенные в следующем анекдоте.

А несчастный т. Бабушкин, чтобы наскрести 3, 5 тыс. долларов на автомобиль, не только потратил абсолютно всё, что скопил за пятнадцатилетнюю службу приемщиком, но еще и занял целых четыреста долларов у сквалыги-тестя.

(Каковые четыре сотни зеленых сквалыга-тесть вымаливает у зятька до сих пор).





Анекдот N 7
"Почему в Москве до сих пор нет памятника Неизвестной Старушке"

Однажды Ю.М. Лужков присутствовал на открытии памятника Неизвестной Старушке. Речам на открытии памятника был просто потерян счет. Ораторы все поднимались и поднимались на обитую красным кумачом трибуну, и каждый оратор, как правило, начинал свою речь с того, что ему очень и очень жаль Неизвестную Старушку, после чего плавно переходил к необходимости возрождать отечественную экономику и всецело поддерживать отечественного производителя, а заканчивали все свои речи они, как правило, тем, что нужно побольше делать пушек, танков, пулеметов и особенно! ракетно-стратегических ракет.

Собравшиеся слушали ораторов очень и очень чутко. И если собравшиеся вдруг замечали, что оратор неискренне, не всей душой жалеет Неизвестную Старушку, что он просто прикидывается и нагло делает вид, а на самом деле абсолютно равнодушен к отечественному производителю и не любит ни пушек, ни танков, ни пулеметов, ни ракетно-стратегических ракет (каждый второй был такой!), то такого оратора тут же стаскивали с трибуны за ноги и больно били по голове.

И вот на трибуну взошел сам мэр Лужков.

Никто из присутствующих, конечно, и думать не думал стаскивать его с трибуны за ноги, а уж тем более бить по голове. Присутствующие, естественно, знали, что уж кто-кто, а мэр Лужков всем сердцем жалеет Неизвестную Старушку, всю жизнь поддерживает отечественного производителя и просто жить не может без пушек, танков, пулеметов, и особенно ракетно-стратегических ракет. Так что с трибуны его не сбрасывали. Совсем, читатель, наоборот. Собравшиеся в едином порыве встали и хором скандировали:

Ура-наш-мэр-ура-наш-мэр!

Поначалу народное ликование было не слишком бурным.

Можно даже сказать, вялым.

В огромном зале заседаний всего-то лопнул один плафон.

Но вот что началось, когда всенародно любимый градоначальник завершил свою речь.

Что тут началось. Что - началось!

Ведь заканчивая свою речь, Ю. М. Лужков пообещал учредить Отдельную Дивизию Бронетанковых Войск им. Неизвестной Старушки и вечно содержать ее на свой (совместно с З. К. Церетели и В. А. Яковлевым) счет.

Что тут началось. Что - началось!

Перекрикивая всеобщий рев, на трибуну поднялся известный всей Москве фабрикант Пупков-Задний и моментально охрипшим от нечеловеческого волнения голосом сообщил, что он, известный всей Москве фабрикант Пупков завтра же учредит Особый Краснознаменный Черноморский Флот им. Неизвестной Старушки.

Что тут началось. Что - началось!

Фабриканта принялись было качать, но практически сразу бросили, потому что практически сразу его перешиб банкир Хренков, посуливший послать в космос Ордена Ленина Корабль Союз-Аполлон им. Неизвестной Старушки и вечно вращать его в космосе на свой банкир-хренковский счет.

Что тут началось. Что - началось!

Всеобщее ликование!

Лобызание!

Христосование!

Всеобщее братание, местами переходящее в мордобой.

К трибуне уже пробивался старый-битый-частично-ломаный олигарх А. Я. Членский, но здесь ... здесь, оттолкнув олигарха, на трибуну взобрался Абрамыч и твердо заявил:

- Нет.

- Что нет? - миролюбиво переспросил его мэр Лужков.

- Лично я ничего учреждать не буду, - все так же спокойно ответил ему Абрамыч.

- Почему? - удивился мэр Лужков.

- Потому.

- Почему "потому"?

- А потому, что я не люблю Неизвестную Старушку.

- К-как?!

- Так. Я НЕ ЛЮБЛЮ НЕИЗВЕСТНУЮ СТАРУШКУ.

Раздался возмущенный и одновременно на смерть испуганный гул голосов. Ведь если б Абрамыч (подобно всем предыдущим ораторам) мямлил, юлил и люлил, короче, прикидывался бы дурачком и скрывал бы под лжепатриотическими фразами свою нелюбовь Неизвестной Старушке, то тогда (о-го-го!) тогда собравшиеся, естественно, знали б, что делать: они стащили бы его с трибуны за ноги и больно-больно ударили бы по голове.

Но поскольку Абрамыч как назло не мямлил, не юлил и не люлил, а честно, в лоб сформулировал: "НЕ ЛЮБЛЮ НЕИЗВЕСТНУЮ СТАРУШКУ", то собравшиеся испытали жесточайший мировоззренческий шок и долго (неприлично, читатель, долго!) пребывали в полнейшей растерянности.

- Что ты сказал?! - гася назревающую в зале панику, выкрикнул мэр Лужков.

- Что слышал, - твердо ответил Абрамыч. - Я НЕ ЛЮБЛЮ НЕИЗВЕСНУЮ СТАРУШКУ.

- Как не любишь?

- А ТАК.

- Может ... может, ты и меня не любишь? - в отчаяньи возопил всенародно любимый мэр Лужков.

- НЕТ. НЕ ЛЮБЛЮ.

- Да что ты вообще тогда любишь?

- Я люблю деньги, - еле слышно ответил Абрамыч.

Повисла такая тишина, что ее можно было резать ножом.

Повисла такая тишина, что стало вдруг слышно, как в электрической лампе накаливания скворчит волосок.

Собравшиеся молчали.

Собравшиеся молчали и молчали.

Собравшиеся молчали, молчали и молчали.

Собравшиеся молчали так долго, что чья-то сердобольная рука, наконец, взяла и потушила в зале заседаний свет.

Так, в темноте, все собравшиеся и разошлись. Среди них так и не отыскался человек, который осмелился бы встать и соврать, что лично он денег не любит.

А памятник Неизвестной Старушке так и остался не открыт.





Анекдот N 8
"Про Брайтон Бич"

Однажды Абрамыч без единой копейки денег оказался на Брайтон Бич.

- Как это без копейки? - удивленно спросите вы.

А вот так... Ведь мы же с тобой, читатель, - люди взрослые и, следовательно, понимаем, что Юрий Михалыч своего публичного унижения Абрамычу отнюдь не забыл и, предварительно его разорив, из России выжил.

- Но почему без копейки? - упрямо продолжите вы. - А счет в швейцарском банке? А заграничная недвижимость? А то да се?

Ах, читатель-читатель. Так взрослые мы с тобой люди или не взрослые?

Взрослые?

А ведь взрослые люди знают, как Юрий Михайлович умеет мстить.

Короче, Абрамыч без единой копейки денег оказался на Брайтоне. Причем, и материальные и моральные дела Абрамыча с каждым днем шли все хуже, хуже и хуже. Ведь те же самые люди, которые раньше уважали, любили или, на самый худой конец, хотя бы терпели его, теперь, когда финансовые его дела пошли напропах, стали прямо в лицо называть его подлецом и жуликом. Не проходило и дня, чтобы тот или иной гражданин не излил бы на не имеющего ни цента Абрамыча всю свою ненависть к богатым. Люди шельмовали, ругали, а, случалось, и били его. Дошло до того, что Абрамыч в любую погоду был вынужден ходить в плаще, черных очках и надвинутой на нос шляпе.

Но не это самое страшное. Самым, пожалуй, страшным и неприятным было постоянно испытываемое Абрамычем острое чувство голода. Это отвратное чувство постепенно довело его до того, что Абрамыч начал всерьез подумывать о хлебном месте посудомоя и даже однажды сходил в эмигрантский ресторан "Самовар" (совладельцами которого являлись Михаил Барышников и Иосиф Бродский), где и провел с величественным, словно английский лорд, метрдотелем необходимые деловые переговоры. Выяснив условия найма (триста пятьдесят долларов в неделю плюс харч) и познакомившись со своими будущими коллегами (тремя здоровенными пуэрториканцами и одним похожим на старого мальчика филиппинцем), Абрамыч в не слишком приподнятом настроении возвращался к себе домой. И вот здесь, на углу Тридцать Второй авеню и Шестнадцатой улицы с ним и произошла одна встреча, вновь (в который уже раз!) круто переменившая всю его жизнь и нежданно-негаданно вернувшая ему прежний уровень доходов.





Анекдот N 9
"Про мистера С. Харрасмента"

Итак, Абрамыч шел по Шестнадцатой улице, как всегда, задрав кверху малиновый воротник плаща и надвинув на самый нос велюровую черную шляпу. На дворе был месяц май и жара в Нью-Йорке стояла под тридцать градусов, вследствие чего Абрамыч обильно потел и чувствовал себя распоследним идиотом, но снимать свой наряд он все-таки не решался, ибо только позавчера с ним уже произошел один инцидент, закончившийся весьма и весьма чувствительными побоями.

И вот здесь, на углу Тридцать Второй авеню и Шестнадцатой улицы Абрамыч вдруг ощутил на затылке у себя чей-то пристальный, но, в общем и целом, весьма благожелательный взор. Абрамыч искоса обернулся и заметил на редкость прилично одетого господина, удивленно пялившегося ему вслед. Что-то подсказало Абрамычу, что господина этого бояться не следует. Абрамыч широко раскинул руки и радостно закричал:

- Хэллоу, олд чэп!

Господин что-то возбужденно и быстро прокаркал по-местному.

- Хэллоу, олд чэп, хау айм глэд ту мит ю! - доверяясь своей интуиции, - продолжил Абрамыч.

- Ab-ra-mich? - наконец, выговорил хоть что-то членораздельное этот седовласый осанистый джентльмен, чей один коричневый галстук стоил, как минимум, долларов четыреста. - Ab-ra-mich? Are you really named Abramich?

- Йес! - во все тридцать два искусственных зуба улыбнулся Абрамыч, но тут же отошел на пару шагов назад (на случай, если его интуиция обмишурилась). - Йес-йес... обэхээс... ю'д бэттэ... говорить по-русску.

- По-русску? - вдруг не хуже Абрамыча возопил седовласый. - По-русску? Yes!!! I'm really mad about говорить по-русску! Oh, yes, obahaas!!! Эбайт тот мэнт! Век воли не видать! Гражданин начальник, за что десять суток?

- Хар-рас-мент? - наконец, догадался Абрамыч. - Вы - Харрасмент? Are you really named mister Harassment?

- Yes-yes, obahaas! Век воли не видать! I'm really mister Harassment! О, если б не your dirty eyes! О, если б не my damned buttons! Хрена лысого вы б заперли меня в Мордовию!

- А Краснознаменная N-ская часть тебе что - не Мордовия? - вдруг не на шутку оскорбился Абрамыч. - Не та же зона? Или ты, Харя, думаешь, что мы там меды распивали? И, бля, чупа-чупсом закусывали? Я что - служил там по доброй воле?

- Pass it down, Abramich! Нам не хюй теперь делить. Давай лучше выпьем!

- Где?

- Здесь один ресторанчик. Named "Samovar". It's something special! I'm really mad about Russian kitchen.

И наши друзья, обнявшись, пошли в ресторан "Самовар", совладельцами которого являлись Михаил Барышников и Иосиф Бродский.





Анекдот N 10
"Про мистера Бик Мака"

Прежде чем начать описание схватки Абрамыча с американским мультимиллионером Бик Маком, я хотел бы поделиться с одним закравшимся в мою робкую душу сомнением, а именно: я ведь далеко не уверен, что для описания этой битвы у меня хватит литературного таланта.

Ведь секреты высокого эпоса давным-давно утеряны, и к описанию этой великого боя не с моим бы подходить дарованием. Здесь бы Шолохова, здесь бы Солженицына, здесь бы Георгия Александровича Маркова. Но - увы! Шолохов умер, а Марков занят. Так что... придется уж мне.

Будьте же помилосерднее, братцы!

Итак, в одно далеко не прекрасное утро американский мультимиллионер мистер Бик Мак получил по электронной почте одно довольно странное послание.

"Ёр лутчий фрэнд Абрамыч, - гласило оно, - настоятельно советовайт вас купить эз мач эз ю кэн акций компании "Пепси". (Бикоз олл вис акций очень скоро подорожайт)".

Мистер Бик Мак подивился диковинному стилю спама и бестрепетно его стер. Какой-то русский сумашай брался учить его биржевой игре. Забавно!

Однако утром следующего дня он с удивлением отметил, что акции корпорации "Пепси" действительно поднялись на восемь пунктов.

А еще через день подоспел и новый е-мэйл.

"Ёр лутчий фрэнд Абрамыч, - гласил он, - настоятельно советовайт вас продать эз мач эз ю кэн акций компании "Норильский никель". (Бикоз олл вис акций очень скоро подешевейт)".

Мистер Бик Мак в очередной раз хмыкнул и удалил послание, но на следующий день специально полез в газету и проверил колебание курса акций неведомого ему "Норильского никеля". Акции опустились на одиннадцать пунктов.

В течение следующих четырнадцати дней пришло еще шесть писем с бизнес-подсказками. В некоторых случаях котировка упомянутых акций менялась в разы. В некоторых - на один-два пункта. Но самое главное - направление изменения курса акций неведомый фрэнд Абрамыч угадывал безошибочно.

В девятом письме говорилось:

"Ёр лутчий фрэнд Абрамыч, настоятельно советовайт вас купить эз мач эз ю кэн акций ООО "Сексуал Харрасмент и сыновья". (Бикоз олл вис акций очень скоро подорожайт)".

Мистер Бик Мак пару-тройку минут подумал, потом снял телефонную трубку, отзвонился брокеру и велел ему вкладывать в ООО всю имеющуюся у него наличность.





Анекдот N 11
являющийся объяснением к предыдущему

Читатель, ты, верно, не прочь узнать, в чем все ж таки смысл предыдущего анекдота? Тогда, давай, - на волшебных крыльях фантазии - перенесемся в ресторан "Самовар", совладельцами которого являются Михаил Барышников и Иосиф Бродский. Посреди ресторана возвышается трехметровое чучело белого медведя. Некрасивая и маленькая женщина, чуть оперевшись на чучело, высоким и сильным голосом поет "Бессамо мучо"

"Ох, ч-черт, - подумал господин Сексуал Харрасмент, вдыхая аромат девяностодевятидолларовой гаваны, - вот, ч-черт, умеют же все-таки жить эти русские!"

- Вы, вероятно, желаете знать, как все это получилось? - прервал его размышления бархатный голос Абрамыча.

- О, да! - горячо закивал головою мистер С.Х.

- Хорошо, - ответил ему некурящий Абрамыч, перекатывая в ладони высокий и узкий бокал шабли урожая 1954 года, - вы в состоянии возвести двойку в восьмую степень?

- О, нет! - горячо замотал головой мистер С.Х.

- Тогда поверьте мне на слово. Это 256. Дома проверите. А теперь скажите, найдется в Америке 256 мультимиллионеров?

- Естественно!

- Итак, мы выбираем 256 очень-очень богатых людей и посылаем им 256 е-мэйлов. В 128 из них мы пишем, что акции корпорации, скажем, "Пепси" подорожают, а в 128 - что подешевеют. В 128 случаях мы, так или иначе, угадываем, ибо возможности всего две.

- Нет, три! - горячо возразил Сексуал Харрасмент. - Курс акций может остаться без изменения.

- Нет, - уверенно ответил Абрамыч, - не может. За все восемь столетий биржевой игры еще не было случая, чтобы курс акций не изменился совершенно.

- Oh, yes! - согласился мистер Харрасмент. - Right you are! How bright of you! What a head you've got!

- Ю'д бэттэ говорить по-русску, - уточнил Абрамыч. - Итак, оставшихся 128 богачей мы вновь разделяем на две части и 50% из них сообщим, что акции компании, скажем, "Норильский никель" подешевеют. А 50 - что подорожают. В 64 случаях мы опять правы. Потом туже операцию мы проделываем с компанией, скажем, "Найк". Потом - с "Рибок". И т. д. Короче, к восьмой попытке мы имеем одного-единственного мультимиллионера, который верит всему, что мы скажем, как в Библию. И мы предлагаем ему вложить все свои деньги в вашу фирму.

- Го! Ло! Ва! - только и смог произнести мистер Сексуал Харрасмент и от изумления уронил дымящуюся гавану в початое блюдо с осетриной по-монастырски. - Го! Ло! Ва! Ну, и голова у этого русского!

А в это время статный высокий - косая сажень в плечах - гренадер-официант смел со стола чуть не сотню тарелок и отнес их на кухню. Там, на тесной и грязной кухоньке, в компании трех пуэрториканцев и одного филиппинца бывший мультимиллионер мистер Бик Мак обучался нелегкому искусству мыть посуды.





Анекдот N 12
Последний

Когда пришел его час и Небесный Отец вызвал Абрамыча на Высший Суд - самый последний и страшный суд всех его ошибок и преступлений, Абрамыч к этому срочному вызову оказался, если честно, совсем не готов.

Краем уха слыхал Абрамыч, что широко известный в научных кругах писатель Ф.М. Достоевский собирался пойти на Высший Суд с томиком "Дон Кихота", и поэтому, когда Небесный Отец прислал ему свой, повторяем, достаточно срочный и неприятный вызов, Абрамыч стал судорожно искать хоть какую-то книгу и прихватил первое, что нашел, - "Возвращение Бешенного" В. Доценко, после чего как был - в семейных трусах и очках - предстал перед Господом.

Потом без малого тысячу лет Абрамыч ждал своей очереди и немало поучительного и интересного увидел Абрамыч за это время.

Видел он, например, тележурналиста Сергея Доренко, стоявшего по самую шею в вульгарной кипящей смоле с приклеенным на лоб ярлычком "Чернильный Чикатило". Видел он и Самого Страшного Грешника - Коллективного Матроса, Бравшего Зимний, которого расстреливали горохом из трубочек сто тридцать шесть разъяренных диссидентов. И, наконец, с величайшим изумлением узнал Абрамыч, что из всех российских президентов-царьков-генсеков самой жестокой каре неизвестно за что подвергся тишайший К.У. Черненко - до скончания века был вынужден он обедать в столовой для простых инструкторов и возить на службу собственного шофера.

И вот именно в тот момент, когда Абрамыч смотрел на несчастного К.У., широко распахивающего перед собственным водителем дверцу персонального ЗИМа, могучая десница Отца вдруг ухватила за тулово нашего героя и вырвала его из сгрудившейся у Золотого Престола толпы грешников.

Долго мяла и тискала рыхлое тельце Абрамыча твердая длань Отца. Долго бился Небесный Отец, но все никак не мог подобрать ему подходящей кары. Ибо выскальзывал Абрамыч из любой привычной Отцу системы критериев.

- Грешен ли ты, Абрамыч? - спросил наконец отчаявшийся Господь у самого подследственного.

- Грешен, - поспешно согласился Абрамыч. - Само собой, грешен. Естественно.

- Делами ли? Помыслом?

- Небрежением. Полным игнорированием нравственной стороны дела.

- И какой... - немного помедлив, с неясной надеждой спросил его Вседержитель, - какой... на твой взгляд, ты бы заслуживал кары?

- Какой-нибудь небольш... - привычно заюлил Абрамыч, но вдруг осекся и произнес. - Кара моя мне, Отче, неведома. Не дано человеку судить себя самого.

Рассердился Небесный Отец на столь неуместную принципиальность столь, казалось бы, закоренелого грешника и зашвырнул Абрамыча в геенну огненную. Но - поскольку по поводу окончательной и безусловной виновности его все же остались у Н.О. кое-какие сомнения - то, в самую последнюю минуту, в качестве спасительного плотика швырнул Он ему том В. Доценко.

С тех пор миновала чертова уйма времени.

Толи месяцев шесть.

Толи лет десять.

Толи пара-тройка тысячелетий.

(Ведь там, у Золотого Престола даже и время течет по-особому). Только - по имеющимся у нас сведениям - Абрамыч все плывет, плывет и плывет, используя томик Доценко в качестве подручного средства.

Том В. Доценко, как вы понимаете, плохо приспособлен для такого рода передвижений. Книжица жиденькая, тоненькая. Чуть не соплями скреплен у нее переплет, да и напечатан он на бумаге, по правде сказать, туалетной. Стихия ж вокруг огненная, серьезная, да и Абрамыч мужчина солидный, тяжелый.

А с другой стороны... Абрамыч - он ведь и в аду Абрамыч.

Выруливает. Плывет. Кумекает.

Уж больно ему пропадать не охота.

А чем же все это закончиться, знает один Господь. Вернее, даже и Он не знает, ибо смотрит на Абрамыча Господь, удивленно щиплет седую бороду и, подсигивая от нетерпения обеими ляжками, все ждет, ждет и ждет, когда же будет конец (и будет ли хоть когда-то конец) у всего этого.




© Михаил Метс, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.





Словесность