Приближалась ночь, а грозы все не
было. Темнота и духота объединились против нас и
сдавили узкие коридоры больницы. Свет потушили
везде, и только столик сестры был слабо освещен,
как островок спасения. Я бродил в темноте, среди
стонов и тяжкого дыхания. Здесь люди умирали от
рака, и я, молодой и здоровый, каждый день умирал
вместе с ними. Я представлял себе раньше жизнь
как борьбу, и в конце - славную смерть, а здесь
увидел, какое грязное и унизительное дело -
умирание. Чем я лучше их, и внутри у меня все
также, кровь и зловоние, и все так хрупко и
непрочно, что страшно двигаться, есть, пить,
дышать, страшно за сердце, которое чудом каким-то
приведено в движение и беспрерывно бьется... и за
любое место в теле, которое может внезапно
взбунтоваться и стать безобразной язвой или
наростом, разрушающим все вокруг... Как можно
жить?.. Моя вера в устойчивость жизни была
поколеблена.
Белый халат был виден из палаты, и
меня окликнул кто-то. Звала старуха, которая
лежала у двери. "Молодой человек, помогите
подняться повыше..." Она почти ничего не весила и
неизвестно, как еще жила. Теперь она почти сидела
и смотрела в окно. Я спросил, нужно ли ей
что-нибудь еще. "Если переживу эту ночь, то и день
проживу... Дышать нечем, а грозы нет и не будет.
Смотрите туда..." Я посмотрел в окно. На горизонте
вспыхивали и гасли огни, судорожно разгорались -
и гасли снова, а над нами простерлось огромное
черное небо. "Это воробьиная ночь, - она
сказала. - В такую вот ночь пришли и увели моего
мужа. Он сказал мне - живи, только живи... Я
жила, сколько могла, еще сорок лет..." Я
поправил постель и почувствовал, как ее пальцы
держатся за край одеяла - мертвой хваткой. "Я
жила, - она повторила,- а теперь такая же ночь. Вы
молодой, живите долго, живите..."
Меня позвала сестра и я ушел в
другую палату. Утром старуха спала, и днем тоже, а
вечером тихо умерла во сне. Я был рад, что она
умерла легко, не сознавая этого. Хорошо бы так
умереть, когда придет время, и, может быть,
сказать кому-нибудь: "Живите, только живите..."
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
