Однажды я три года жил в
Ленинграде. Теперь уже я могу не кривя душой
написать - "однажды", так давно это было, что три
года кажутся одним длинным днем. Я много работал
и старался доказать себе, что чего-то стою в деле,
которое мне трудно давалось. Тем больше чести,
если я добьюсь своего - так я думал. Для молодого
человека это может быть и так, и я не жалею о том
времени.
Ходить по знакомым я не любил.
Иногда мне хотелось куда-нибудь пойти, но
отвечать на вопросы не хотелось. "Как твои
дела?..." - а на самом деле никого не интересовали
мои дела, может быть, одного-двух интересовали
результаты моих дел, а результатов не было...
Но я чувствовал необходимость куда-то пойти,
чтобы свободно смотреть на людей, и на меня
поменьше смотрели. И я ходил по улицам и смотрел в
лица, которые сильно отличались от тех, к которым
я привык... Но это особый разговор. Потом я шел в
Эрмитаж. Мне казалось, что я неравнодушен к
живописи, потому что много читал о художниках, и
мне тоже хотелось жить так, свободно, создавать
что-то свое... Но я ни на что путное не был
способен, так мне казалось.
Я ходил по залам и добросовестно
смотрел. Я уже понимал, что дело не в сюжетах, но в
чем дело, что главное в картине - не мог понять. В
общем я скучал, отмечал мысленно галочки - видел,
видел... такие галочки ставят себе очень многие
люди, которые регулярно ходят в музеи, а
некоторые даже что-то записывают, бросит взгляд
- и в книжечку. Эти всегда меня раздражали - о
чем тут писать, если я не отличаю одного
художника от другого, и плохое от хорошего. Потом
я понял, что плохое от хорошего сами могут
отличить немногие, а хорошее от очень хорошего -
почти никто, и картины стоят годами и
десятилетиями, пока не появится такой человек...
Один раз я шел себе и шел, и
наткнулся на веревочку. Здесь собирались открыть
новый зал, но еще только готовились. Кажется, это
были голландские картины. В глубине, в полумраке
суетились люди, некоторые картины уже висели и
выглядели таинственно в случайном рассеянном
свете. Это была другая жизнь картин, которую я
раньше не видел, и я стоял и смотрел. Может быть
так они когда-то жили в комнатах и кухнях
голландских купцов, в черных лакированных рамах,
среди людей и обычной их суеты. Мне это нравилось,
потому что многие картины не живут напоказ, им
гораздо больше подходит ненавязчивое внимание
постоянных жителей, чем восторги чужих людей,
специально приходящих посмотреть на них.
И тут я увидел одну картину,
небольшую, метрах в десяти от меня. Она вся
светилась каким-то нежным зеленым светом. Я
подумал, что это случайный лучик падает на нее, но
нет, она вся была в полумраке. Это упрямое
свечение цвета остановило меня. Я не видел, что на
ней, не видел деталей, но, кажется, разглядел
что-то важное. Как хорошо, что мне не дали подойти
к ней вплотную, и что был полумрак, а не яркий
музейный свет, уравнивающий и обедняющий цвет. В
этом ровном ненавязчивом свечении чувствовалась
упрямая сила... Я стал смотреть другие картины - и
ничего такого не увидел, пока не дошел до Сезанна,
который мне раньше казался скучным. Тут я увидел
то же сияние цвета, и понял, что заметил что-то не
случайное...
А потом я надолго забыл об этой
картине, делал свои трудные дела, доказал себе,
что могу - и уехал... Прошло много лет - и я
вспомнил тот сумрачный день и картину в
полумраке, и эту спасительную веревочку, которая
остановила меня.
Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах[Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...]Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём[Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...]Алексей Смирнов. Два рассказа.[Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...]Любовь Берёзкина. Командировка на Землю[Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.]Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду[Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.]Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней.[Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...]Аркадий Паранский. Кубинский ром[...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...]Никита Николаенко. Дорога вдоль поля[Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...]Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц)[О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.]Дмитрий Аникин. Иона[Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...]
