Опись всего в моей жизни не заняла бы много томов.
Например: полные руки моей матери;
Силуэты в окнах чужих домов;
Тонкие запястья моей сестры;
Винные пятна на тканевой скатерти;
Тепло, которое может исходить только от кожи;
Мой первый рингтон.
Например: запах метро;
Плавный переход в алкогольное опьянение;
Телефонная книга с куклой "Барби"
на обложке;
Чистые простыни, верхняя боковая;
Запинаться в стихотворениях;
Стол,
за которым я делала домашнее задание в детстве.
Например:
Красивая речь на языке, которого не учил;
Когда не знаешь, нужно здороваться или нет;
Когда включают свет в планетарии;
3 пи на два;
Учебная пожарная тревога;
Очередь перед эскалатором;
Голод после длинного дня;
Неудавшийся поцелуй;
Церкви
в ночном освещении.
Через всё это протянута струна,
невидимая,
неслышимая.
Только иногда
кто-нибудь её задевает.
И рябь проходит по всему, что я помню, по всему, что я знаю.
У меня нет эмоций, мой голос не должен срываться.
Царь в моей голове - его Величество Ratio.
Он никогда не спит, не давая кричать и плакать,
Прекрасно зная, что мне во зло и что во благо.
Мне с ним повезло.
Я пыталась сбросить тиски его тесной власти,
С кем не бывает - не то перепутала цвет масти,
Не то ради безадресной мести. Неверным путём
пошла, но ничто короля не покроет, ибо он со мною сплетён
Общей кровью.
Царь репрессирует чувства карами разного рода.
Я ререфлексирую, перевожу перевод перевода.
Не выдерживаю, кричу зеркалу "Боже!
Свергнуть бы Ratio!"
Зимой слова превращаются в пар,
Мы потратили много слов, так много,
как паровые машины.
Никто не смел уходить,
И ты стоишь так близко и смотришь с тоской,
так близко, что я вот-вот произнесу твоё имя,
и тогда
будет столько пара, будет так теплее,
столько блеска в глазах,
что всё станет слишком понятно.
Мне доложили: наступает генерал Фрост, скользкий мост, переправа невозможна, ветер норд-ост с жару не ломит кость, часовой остановился на "шесть" и не оставляет пост.
Мне доложили: всё наше лето замёрзло дотла, наша броня - цветные пла- тья рвутся, сдаются врагу, враг применил пургу.
Мне доложили: пепел от поверженной зелени они называют снег. Пеплом покрыто всё: от застывших рек до шершавых рук.
Фронт вокруг!
Мне доложили: враг пытается взять измором, на ветках блестят сюрикэны и шпоры, уже захватили небо - было синим как вены, стало белым, как кожа.
Я приказываю: "Огонь!", я умоляю, прошу огня! Обнимет ладонь моя ледяная ладонь: это самое тёплое, что есть у меня.
В марте время - это паёк, выдают в брусках.
Оно медленно тикает прямо в твоих висках.
В мае время блестит и льётся, как масло.
Так нальём и ему немного красного.
Потому чёлкой голову очертя,
Солнцем налитый запретный плод кусай!
Если нравилось жить, ты отправишься в май,
А иначе, как мне говорят,
Отправляют в март.
Мы проводим время, как будто ток.
После нас хоть засуха, хоть потоп.
Всё равно потом
Останется только тень
Или сон.
Если не пыль.
Солнце делает спину
асфальтового слона горячей.
Пахнет резиной.
Через двадцать три шага - дачей.
Всюду стрекот, скорей бы вечер,
Крона неба темнеет, капли лениво падают с тугих веток.
Пересыхает в речи.
Вода.
Я останавливаюсь, чтобы понять со мной ли это.
Обернулась. Кажется, да.
Я
На донышке сетчатки,
На прямоугольнике полированном,
На старом комоде.
Я растворилась, упала,
Снаружи и в гроте,
Сама с собой играю в прятки,
Безбашенно и безобоснованно.
Я
В зеркале -
Искусственная до пошлости.
Отражение, за мной не поспевшее.
Сбежала от зрачков,
Как будто избавилась от кандалов,
От взгляда, как от ржавых оков,
От бравадной, занудной дошлости,
Отвернулась от глазеющей грешной.
Зеркало
Заливается солнцем и смехом,
Из зазеркалья взявшимися,
Смеется моим голосом украденным,
Моим лицом, моими мускулами,
Зубами стеклянными, мною подаренными,
Открывает стеклянные веки,
А я, недвижимая и устоявшаяся,
Отражаю зеркало.
Да, чёрт побери вас, говорите, что хотите! Скажите, да, скажите, что я чересчур красив для юноши моих лет, и что мне велики эти грязные солдатские ботинки, и что голос мой должен быть грубым и низким, как плохой анекдот. Да, вспомните еще, что я молокосос, юнец, и что я неправильно нюхаю табак, и что однажды я чихнул, когда поднесли горсть табака к моему лицу, а чихают только слабаки. Говорите, говорите, что у меня недостаточно широкие плечи, что я слишком недавно и неправильно бреюсь, и что мои кулаки худы, да, говорите, смейтесь, смейтесь! Только избавьте, пожалуйста, меня от этого ужасного имени - Анна и не наряжайте меня в платьица.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
