Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет, он бежит себе в волнах на раздутых парусах. Воздух и вода, вечный бег вдоль границы раздела фаз. Свобода подчинения небесной стихии. Свобода возможности сказать Слово. Свобода воплощения архетипа.
Бесплатный, неизбежный дар.
И было утро, и Близнецы, смеясь, подарили, каждый - свое: Кастор - Судьбу, Полидевк - Рифму.
- Ну а Венера - Музу в виде светской красавицы выше Поэта ростом, - добавил бы он.
Смейся, счастливый!
И он смеялся, исправляя реальность, проецируя мир-близнец - лучший, бессмертный. И земной кумир, царь-отцеубийца, даровал ему Лицей - прообраз этого мира, избавив заодно от эдипова комплекса.
И каждый дар - будущая утрата. Все ради того, чтобы вывести Поэта на эту грань, границу свободы, где нет констант, и лишь его тело - косная твердь, субстрат великих дум.
И паруса надулись, ветра полны; громада двинулась и рассекает волны. Плывет. Куда ж нам плыть?
2
Нет, Пушкин настолько имманентен русскому языку, что писать о нем что-либо на этом языке - уже тавтология. Употребить унитарный английский, новую латынь? Попробуем. Mainstream. Да, это действительно главный поток, мощное течение реки, которую не остановить, в которую не войти дважды, которая не существует вне вечного бега, реки, в которой будущие поэты еще долго будут лишь островами. Реки, которую Океан признает своей при встрече. Ибо стихия сущности и явления - одна.
Да, Поэту нельзя жить слишком долго, так долго, чтобы Эрос уже не мог для него обернуться Танатосом: просто нельзя быть поэтом без этой возможности. И закон был исполнен - N.N. (через поставное лицо) даровала ему спасительную смерть.
Спасительную, потому что в момент поединка победил он, Пушкин, - неугомонный виртуальный близнец самого себя, с легкой улыбкой удаляющийся в свою неуязвимость, недосягаемость русского духа, пока тело, смертельно израненное, сменившее лицо на ужасную оскаленную маску, все-таки делает последний выстрел (браво!).
Свобода Полидевка, отказывающегося от бессмертия.
Содержание, преодолевшее форму.
И через три дня, 30 января 1837 года, в "Литературном прибавлении" к "Русскому Инвалиду" можно было прочесть горестные восклицания Владимира Одоевского - довольно жалкий, в общем-то, некролог:
"Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!.. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно; всякое Русское сердце знает всю цену этой невозвратной потери, и всякое Русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Не ужьли в самом деле нет уже у нас Пушкина?.. К этой мысли нельзя привыкнуть!
29 января, 2 ч. 45 м. пополудни."
А ниже, под рубрикой "Смесь", были помещены различные несерьезные заметки, первая из которых гласила:
"- Один Немецкий журналист очень остроумно различает поцелуи. "Уважение", говорит он, "целует руку, дружба - щеку, отеческая благосклонность - лоб, любовь - уста, учтивость - руку, нежность - глаза, рабство - ногу, смирение - полу одежды, а неистовство любви - все."
Да, видно, и здесь не обошлось без вмешательства Провидения. Неистовство любви - ведь это и была настоящая эпитафия поэту, некролог-близнец. Неистовство любви! - вот в чем состоял его гений, а возлюбленной его и была вся наша словесность, lingua russa, вся, до мельчайших деталей. Отсюда его страсть и неповторимость, отсюда и фрагментарность, и всеохватность созданного им.
В следовавшей ниже заметке излагалось краткое содержание оперы "Postillon de longjumeau", которая очень нравится французской публике.
Андрей Бычков. Я же здесь[Все это было как-то неправильно и ужасно. И так никогда не было раньше. А теперь было. Как вдруг проступает утро и с этим ничего нельзя поделать. Потому...]Ольга Суханова. Софьина башня[Софьина башня мелькнула и тут же скрылась из вида, и она подумала, что народная примета работает: башня исполнила её желание, загаданное искренне, и не...]Изяслав Винтерман. Стихи из книги "Счастливый конец реки"[Сутки через трое коротких суток / переходим в пар и почти не помним: / сколько чувств, невысказанных по сути, – / сколько слов – от светлых до самых...]Надежда Жандр. Театр бессонниц[На том стоим, тем дышим, тем играем, / что в просторечье музыкой зовётся, / чьи струны – седина, смычок пугливый / лобзает душу, но ломает пальцы...]Никита Пирогов. Песни солнца[Расти, расти, любовь / Расти, расти, мир / Расти, расти, вырастай большой / Пусть уходит боль твоя, мать-земля...]Ольга Андреева. Свято место[Господи, благослови нас здесь благочестиво трудиться, чтобы между нами была любовь, вера, терпение, сострадание друг к другу, единодушие и единомыслие...]Игорь Муханов. Тениада[Существует лирическая философия, отличная от обычной философии тем, что песней, а не предупреждающим выстрелом из ружья заставляет замолчать всё отжившее...]Елена Севрюгина. Когда приходит речь[Поэзия Алексея Прохорова видится мне как процесс развивающийся, становящийся, ещё не до конца сформированный в плане формы и стиля. И едва ли это можно...]Елена Генерозова. Литургия в стихах - от игрушечного к метафизике[Авторский вечер филолога, академического преподавателя и поэта Елены Ванеян в рамках арт-проекта "Бегемот Внутри" 18 января 2024 года в московской библиотеке...]Наталия Кравченко. Жизни простая пьеса...[У жизни новая глава. / Простим погрешности. / Ко мне слетаются слова / на крошки нежности...]Лана Юрина. С изнанки сна[Подхватит ветер на излёте дня, / готовый унести в чужие страны. / Но если ты поможешь, я останусь – / держи меня...]