Робким медленным светом: по лицам,
по стенам, по сонным мухам;
слабым дрожаньем клёна, который снится,
ударами веток - звонко и крови - глухо;
не обременённой памятью, порожней страницей -
странницей, ни стерни не топтавшей, ни снега;
накидкой, что вечно впору, всегда годится -
чуть на вырост - на плечи - с разбега -
как ребёнок и пьяные кошки в марте,
котиками Вербной недели;
контрнаступленьем, намеченным на карте
по всем фронтам - решительно, в понедельник
начнём весну. Ко вторнику отогреем руки.
Ещё два дня: продрать осипшие глотки -
свои и птичьи - для трелей и прочих звуков,
равносильных жизни. В пятницу - на короткий
повод привяжем ночь к крышам,
под свесом которых гнёзда дрожат от писка.
В субботу... Метель? Возможно! Но я не вижу:
уж больно метёт - размашисто, по-российски:
в лоб, грудь, плечо, ещё - впереди Крещенье.
И до весны останется два мороза:
хваткий - по яблокам щёк в Прощёное воскресенье,
сирый - по веткам едва расцветшего абрикоса.
Предмет любви без дна и очертаний
опорожнил насиженное место,
без причитаний растворила ставни
оставленная Веста ли? невеста?
Ни весточки на голубиных лапках,
ни ласточки, ни гнёздышка из веток -
виток листка над порыжелой плахой
бескровных слов, и кровель бессловесных -
от свеса к свесу - вёсельные лапы
все сушатся, ссыхаются от ветра.
Лоскут ветрильный занавесил запад
и запоздалый всхлип. И до рассвета
сверчку молчать, встревоженному креном
бессонной спальни, тлеющей как уголь;
лекальной тени по калёным стенкам
груди скруглять осиротелый угол;
и угольку набрасывать догадки
на плоский лист, и усложняя форму -
как будто только формулу - по гладким
рельефам плыть ладонью; густо-чёрным
выбеливать летящие страницы,
и отстраняясь от сторон и света,
подбрасывать неистовую птицу -
предмет любви, проекцию завета
на плоскость осознания затеи:
рождения, движения и тлена -
не те ли дни, которые летели,
лишь пыль на крыльях и на стенах
(на тех ли, что и плача, и стеная,
по сторонам разбрасывают камни,
когда земная твердь и твердь людская,
закостенев: нале-напра-во!- Amen.
Как амнезия.)
Смуглыми руками
замешивает глиняное тесто -
из первородной пыли, из окалин
груди - седая Веста ли, невеста.
По крутым, как бемоли, ступеням унылого замка,
Пригибаясь под чёрными балками тесных проходов,
Я спешу к сероглазой хозяйке: Приветствую, Гальшка!
Нынче в мире такая весна и такая погода!
Хмурый муж твой оставил войну и предался охоте,
И свекровь просит новой куницы на старое платье
Погляди, расходился-то как твой округлый животик
Под дрожащим на юной груди бирюзовым распятьем.
Там, в гостиной, Мадонна в объятьях сжимает Ребёнка,
Онемев у подножия гроба распятого Бога.
Что паркеты тебе, что дорожная пыль и щебёнка -
Ты на мраморный отсвет сквозь стены находишь дорогу.
В этом доме, где только что звуки клавира не призрак -
Как немецкий порядок: отчётливы, въедливы, плоски -
Прячут нимбы святые под тусклые медные ризы,
И скрывают триоли под крышкой свои отголоски
Здесь, где капли из вёдер в колодец стекают не звонки,
Где остывшие раны не смеешь ладонью потрогать,
Для того ли Мадонна молчит, обнимая Ребёнка,
Чтобы первой услышать дыханье воскресшего Бога.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]