ДЖОНАТАН СВИФТ. ПИСЬМО ОТЦУ
Отец,
- многие сегодня называют себя твоими детьми, иначе говоря - моими братьями, но они не похожи на моих братьев и твоих детей, потому что над их переносьем помещена пара выпуклых водянистых глаз, в то время как я унаследовал от тебя налитое кровью око в середине лобной кости, что (а также ненасыщаемая плотоядность) непреложно доказывает наше кровное родство. Но, поверь, самые непреложные эти (как бубоны при чуме) признаки моего сыновства и твоего отцовства служат им доказательством прямо обратного - потому что сами они носят прорастающие от висков рога, завитками опирающиеся им о плечи - и настаивают на твоей рогатости, называя меня отвратительной игрой природы, порождением проклятья и раскаленных африканских пустынь. Я догадываюсь, кто они такие и, догадываясь, именно потому пишу тебе, хотя вряд ли ты прочтешь мое письмо, неграмотный и погруженный во тьму. И даже твои поводыри не смогут прочесть тебе его - потому что вряд ли ты жив. А если ты мертв, то, кроме меня, некому рассказать о тебе и обо мне правду.
Отец, хотя я настаиваю на нашем родстве, родственные чувства не были тебе свойственны. Как я знаю (неважно, откуда знаю), опьяненный муками и кровью родов, как гиена, ты пожирал плод чрева своей жены, иногда даже не дожидаясь его рождения, а выгрызая его из женщины вместе с утробой. Таким образом, жизнью я обязан, очевидно, тому, что рождался ногами вперед, а вкус моих ног тебе не понравился, так что, как выбрасывают объедки, ты выбросил меня в мир, не заботясь о моей судьбе, зато озаботившись о дальнейшем насыщении своей утробы.
Меня вырастили цыгане, меня показывали в зверинце с обезьянами, меня показывали за деньги, меня показывали на ярмарках. Юношей, сломав хрустнувший запор клетки, я надел на голову мешок, повязал на шею колокольчик и пополз по дороге вслед за прокаженными, присоединившись к ним. А так как тело мое не разлагалось заживо, к зрелости, самый долгоживущий, самый умудренный этими скитаниями среди них, я сделался их поводырем.
Нет нужды рассказывать, как мы заночевали в пещере, как ты умертвил моих товарищей, как перемешал в корыте окровавленное мясо и молоко, как в тебе пробудилось темное отцовское чувство и, улыбаясь и поманивая тяжелой рукой, ты пригласил меня к трапезе. Нет нужды рассказывать, как я ослепил тебя, выколов твой глаз острым обломком кости. Как бежал, подобно Одиссею, о котором ты и слыхом не слыхивал, а бараны смотрели на меня почти по человечески и вполне осмысленно блеяли в ответ на твои слова: "Когда бы вы могли говорить, друзья мои..."
Я думаю, ты сделал своих баранов своими поводырями, полюбил их, научил их говорить, дал им подобие человеческого облика. Обучившись, наравне с блеянием, мычанию, рычанию, ржанью, лаю, вою, кукареканью и иным согласным и гласным звукам, они смогли рассказать тебе подробности моего побега. Я думаю, поначалу они были благодарны тебе. Но ты спал с их теряющими шерсть женщинами. Ты пожирал свой ставший мыслящим скот.
И они убили тебя - то-то, шатконогие, тяжелорогие, благовествуют они о человеке со светящимися рогами, который говорил в пещере с Богом, никогда не выходящим на свет, рожал рогатеньких и вернулся к ним с заповедью никогда не есть убоины: ни барана, ни козла с козой, ни овцы - ни живой, ни сырой, ни вареной и ни жареной.
Забодали они тебя, затоптали - говорящие поводыри слепца, - утопили тебя в море? - Я не могу любить твоих убийц, как не могу есть убившее тебя мясо.
Иногда ты снишься мне. Язва твоего выжженного ока погружается в океан, в единственную на земле глубину, достаточно глубокую, чтобы сделаться тебе могилой.
© Ростислав Клубков, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Елена Мудрова (1967-2024). Люди остаются на местах [Было ли это – дерево ветка к ветке, / Утро, в саду звенящее – птица к птице? / Тело уставшее... Ставшее слишком редким / Желание хоть куда-нибудь...] Эмилия Песочина. Под сиреневым фонарём [Какая всё же ломкая штука наша жизнь! А мы всё равно живём и даже бываем счастливы... Может, ангелы-хранители отправляют на землю облака, и они превращаются...] Алексей Смирнов. Два рассказа. [Все еще серьезнее! Второго пришествия не хотите? А оно непременно произойдет! И тогда уже не я, не кто-нибудь, а известно, кто спросит вас – лично Господь...] Любовь Берёзкина. Командировка на Землю [Игорь Муханов - поэт, прозаик, собиратель волжского, бурятского и алтайского фольклора.] Александра Сандомирская. По осеннему легкому льду [Дует ветер, колеблется пламя свечи, / и дрожит, на пределе, света слабая нить. / Чуть еще – и порвется. Так много причин, / чтобы не говорить.] Людмила и Александр Белаш. Поговорим о ней. [Дрянь дело, настоящее cold case, – молвил сержант, поправив форменную шляпу. – Труп сбежал, хуже не выдумаешь. Смерть без покойника – как свадьба без...] Аркадий Паранский. Кубинский ром [...Когда городские дома закончились, мы переехали по навесному мосту сильно обмелевшую реку и выехали на трассу, ведущую к месту моего назначения – маленькому...] Никита Николаенко. Дорога вдоль поля [Сколько таких грунтовых дорог на Руси! Хоть вдоль поля, хоть поперек. Полно! Выбирай любую и шагай по ней в свое удовольствие...] Яков Каунатор. Сегодня вновь растрачено души... (Ольга Берггольц) [О жизни, времени и поэзии Ольги Берггольц.] Дмитрий Аникин. Иона [Не пойду я к людям, чего скажу им? / Тот же всё бред – жвачка греха и кары, / да не та эпоха, давно забыли, / кто тут Всевышний...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
