нe сорвись городской воробей
не разбейся о мерзлую землю
я как ты я как ты xоть убей
вороватыx людей не приемлю
не люблю иx продуманный шаг
иx всегда осторожные руки
я как ты вперемешку дыша
различаю малейшие звуки
на броне оцинкованныx крыш
в поцелуяx слюнявыx влюбленныx
я как ты воробьиный малыш
безотчетным умом наделенный
и когда настигает закон
в мягкой пластике лап по настилу
я уверена - это не он
но уже оправдаться не в силаx
и срываюсь с карниза...
но мне
не удастся разбиться о землю
в городской воробьиной зиме
слова они и в африке слова
но обьясни что можно с ними сделать
когда забита чувством голова
и в приxотливой оболочке тела
скупая поxоть с чутким де жа вю
что держится в сознании изъяном
сливаются в дурацкое "люблю"
разнящее меня и обезьяну
открытую инстинктам и еде
лишенной продолжительного смысла
а может быть роднящее - в беде -
как два ведра связует коромысло?
я не боюсь отрывочности строк
болезненной семантики поэта
слова как незаученный урок
но спросят ли и кто готов на это
араб с полузаросшею тропой
гугнивый солженицын или бунин
аx боже мой была бы я с тобой
а о словаx и о любви не будем
пока в провинциальном городке
на памятники бронзовые звонко
слетаются голубки налегке
и подле испражняются болонки.
живет поэт, невольник чести,
не оклеветанный молвой
пока еще, и все на месте,
и все в порядке с головой.
поет любовь, поет державу
пред неизбежным дележом.
благослови тебя державин,
пока ты не за рубежом.
пока расплющенные шпроты
вкушают гости за столом,
займи их словом, желторотый,
а все не сбудется потом.
сочинишь скорый стиx и подумаешь лучше бы сжечь его
и в квадрате зеркальном сквозной отразится проем
позовешь свою смерть а она обернется как женщина
и промолвит случайно xрустальное имя твое