Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность


Время падения с луны



ДВОЕ,  КАПИТАН  И  МОРЕ


        Раз в голову мне пришло рассказать о двоих, капитане и море так, чтобы дважды прозвучало "дерьмо" и два раза же это имело смысл. Я задумался было, а потом забыл; взялся за чтение, выкурил сигарету и уснул.

ак и жизнь пройдёт, как пройдут Азорские острова..." - помнится это маяковское не потому ли, что здесь слышится и щемящее и тщедушное, как "...а роза упала на лапу Азора", и - целая! - жизнь; и такое, для чего бывают крылья - острова. Они, крылья - не метафора. Потому что на островах очутиться можно либо на крыльях, либо на пароходе. Шансы на крылья я потерял, когда пращуры мои пошли в крокодилы, а не в птицы. Поэтому и зато я на пароходе.

Капитан, как подобает, на капитанском мостике. Он курит трубку, слушает транзистор на шее, и в снежном кителе. Только такого капитана можно увидеть во сне, когда не ломаешь голову и карандаши над образами, а улыбаешься.

Давно, мальчиком, капитан выпрастывал ноги из-под одеяла, шевелил пальцами и шептал "Как провожают пароходы". Большие пальцы были солисты, а прочие - хор: "вода, вода... кругом вода..." Может быть, он страдал энурезом. Хотя несмышлёныши не страдают от этого. А однажды на больших пальцах (фалангах) завелись "пауки" - пучки чёрных волос. И капитан отправился в мореходку, где его вразумляли, что корабли не плавают, а ходят.

- Где плавали? - донимали коперанга, начальника уч. части.

- Дерьмо плавает! А моряки - ходят.

"Под себя?" - резонно возражал капитан, но мысленно.

А после подумал, что "ходить по морю" - это тоже резонно, это как Христос по воде - но это надо заслужить. И служил, служил, служил. Пересёк сто семьдесят девять широт, включая экватор - столько повидал, столько раз перевернул калейдоскоп земли, которая круглая, что цветные камушки смешались и окатались; если за что и зацепиться памяти, то это - голые детские пальцы из-под одеяла. На самой её (памяти) глубине. И правда, якоря бросают на дно - даже те, кто научился ходить по морю...

А на корме двое. Она маленькая и смешная, как чайка, которой задувает против пера. Он - тоже маленький, но гордый, что она держится за его плечи, и потому - большой. У него такое лицо, будто бы его зовут Эдуард. А на самом деле он, скажем, Андрей Иванович и немолод, а она - не жена.

Их лица близко, как у всех маленьких людей рядом, и кажется, что они шепчут друг другу - а они кричат, потому что в корабельном чреве стучат машины, а за кормой рубят воду лопасти.

Наверное, сейчас она спрашивает:

- Скажи об этом, о страшной глубине под нами? О царстве Нептуна морского!

Значит, минуту назад он глянул на часы, на карту-схему рейса, что-то вычислил, шевеля губами (тогда он инженер) и сообщил ей, что пароход, по видимому, пересекает одну из донных впадин-желобов и что глубина здесь - страшно сказать, а уж представить! - более 7800 м. Женщина и дома никогда не задумается, натирая паркет, что под ней - десятки метров пустоты, армированной бетоном.

А теперь она спрашивает.

И я думаю:

"Скажет он ей, приподняв бровь:

- На дне желобов всегда мрак и безмолвный снегопад дерьма с верхних, обитаемых этажей океана!..

Или обнимет, прижмёт?"



Двое сойдут в порту назначения; он возьмёт такси, она - со шпильками в зубах разберёт причёску в купе. В океане слишком безлюдно, чтобы убежать друг от друга - в городе слишком людно, чтобы не затеряться.

Капитан отправится дальше - он стар и корабль спишут вместе с ним. На пенсии он не будет покупать валидол, но оснастит парусом рыбацкую лодку.



А я проснусь.



Следующий рассказ
Оглавление




© Анатолий Яковлев, 2003-2024.
© Сетевая Словесность, 2003-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность