Столько песен у людей
Спетых и неспетых,
Маршей, гимнов и псалмов
Тягостный мажор.
Если песни нет у вас -
Лучший в мире сервис
Вас от одиночества
Не убережет!
На стихи или без слов
В скромненьком миноре,
В четверть голоса, под нос
Подпоёте вы.
Если песни нет у вас -
вы не знали горя.
Если песни нет у вас -
вам не до любви!
Теплый сумрак на плечи - дар июльского дня.
Вечереет, и в вечность звезды манят меня.
Здесь, вдали от засветки заревых городов,
чуть качаются ветки задремавших садов.
На пригорке сквозь темень тратит силы зазря,
одинок и потерян, жёлтый глаз фонаря.
А с пригорка неслышно затекают в овраг
Дух жасмина, вкус вишни, фиолетовый мрак.
Хор цикад под горою правит тон тишины,
как оркестр по гобою натяженье струны.
Вечер сменится ночью. Чуть глаза подниму -
чёрный полог в молочно-золотистом дыму.
Выгну шею до боли, упаду в небеса -
ни беды, ни неволи, только звёзд голоса.
Отступая в бездонность, удержусь на краю.
Ощущаю бездомность и никчемность свою,
удивление, робость и восторг... Не дыша,
в заповедную пропасть улетает душа.
Вверх ли, вниз ли... Вцепляясь в леденящий объем,
я себе представляюсь, разве что, муравьём -
так предательски хрустка, пустотела, тонка
неустойчивость сгустка сахаров и белка...
Что весь мир мой?
Пылинка?
Промельк горстки веков?
Опрокинута кринка.
Пролилось молоко....
Ей двадцать лет.
Что в двадцать на уме?!
Резинкой перехвачена косичка.
Зелёная трясёт нас электричка.
Мы весело играем в буриме.
"Мы - спицы во вращеньи колеса..." -
Наташина строка слегка неловка.
Ищу ответ, но... скоро остановка,
и затихают наши голоса...
Мы наскоро целуемся - пора
проститься, нет, ненадолго, поверьте!
И - две песчинки в этой круговерти -
Расстанемся. Теперь до самой смерти.
А эта не закончится игра...
Мы - спицы во вращеньи колеса.
Извечное, бессонное круженье,
по льду голубоватому скольженье,
шаги - и сорванца, и мудреца...
Земля к звезде летит, так повелось.
Река течёт навстречу океану.
Осенней рябью - ветер по лиману,
а по ветру - волна твоих волос...
Шуршанье шин, негромкий скрип оси...
Мы мечемся по тропам и орбитам,
а наши споры, ссоры и обиды
рассудит время - тот ещё арбитр.
Остановиться только не проси!
Мы - спицы во вращеньи колеса -
не ведаем, куда покатит обод,
когда и кем затеян этот опыт,
кто держит руль, кто правит паруса.
Но вряд ли нашим пастырям видней,
куда же мы несёмся в самом деле!
Мы - зрители. И мы же - лицедеи.
И бесконечна вереница дней,
почти прозрачен круг внутри кольца,
но чем быстрее мчится колесница,
тем призрачнее, призрачнее лица...
Где тут герой, куда пропал возница?!
Мы - спицы во вращеньи колеса...
Когда остынут жаркие слова,
затихнут, смолкнут и лишатся тайны,
земное счастье предпочтут Натальи
уделу камергерского* вдовства.
Замки заменят. Сменят адреса
и заберут на свой виток спирали
те пустяки, что мы с собою брали -
и мамин зонт, и шахматы отца...
На круги возвращённые своя,
мы ощутим земное притяженье,
но ход времён не терпит торможенья,
и вечно продолжается движенье -
в нём сущность и загадка бытия!
_____________________________
* Придворный чин А.С. Пушкина - камер-юнкер. Оправданием автору может служить
тот факт, что в объяснениях барона Д. фон Геккерена, данных им при расследовании
той трагической дуэли, последний упорно называет поэта "камергер Пушкин".
За стеною гаммы: до-ре-ми.
За стеною драмы, драки, мир.
За окном декабрь: визг, смех, гол!
Но пока за кадром Новый Год.
Поутру молочной дымкой скрыт
город, под подошвой лёгкий скрип.
Там, где ночью шаркала метель,
в белом полушалке дремлет ель.
Ей не очень спится средь двора.
Крик. Галдёж. Синицы. Детвора.
Бытовая проза: рыжий кот
загнан на берёзу и орёт...
Вон, нетрезв немножко, входит в роль
дворник. На дорожку сыплет соль,
на мостке покатом колет лёд...
Но пока за кадром Новый год.
Под гору неловко мне идти,
хоть до остановки доползти...
Повезёт, толкаясь, влезть в нутро -
довезёт икарус до метро.
День короче вздоха: фа-ми-ре.
Зимняя эпоха на дворе.
Сумерки летучи, солнцу лень.
Всё ныряет в тучи. Как тюлень!
Вечер - синий щёголь - без помех
бродит, пряча щёки в темный мех.
Больше по привычке, чем всерьёз,
тонкой рукавичкой греет нос.
С белой крыши свесясь (виден? нет?),
юный тонкий месяц выйдет в свет...
Подмигнёт двурогий: глянь, народ,
вот он, на пороге - Новый год!
...
За стеной привычный Майкапар...
Из трубы фабричной белый пар...
Достаю из скарба дат и вех
давний тот декабрь, прошлый век...
Под ногами то лёд,
то промёрзшая снежная крошка,
растерявший пожитки,
к окраинам жмётся февраль.
А над городом солнце -
ленивая рыжая кошка.
Это март. Возвращение.
Круг, а точнее - спираль.
Чуть светлей на душе,
потому что светлей за окошком.
Исключите сквозняк -
городская вокруг пастораль,
здесь по крышам гуляет
ленивая рыжая кошка,
и, позёмкой пыля,
за поля
убегает февраль...
Горвокзал. Понедельник. Осень.
Синеватый плюмаж дымка
Над вагоном. Внизу семь-восемь
Провожающих до звонка.
Бродят голуби равнодушно
Под ногами, но только тронь.
И творит поцелуй воздушный
Чья-то узенькая ладонь...
Горстка слов сквозь стекло вагона
Не разгадана по губам,
А рассыпана по перрону
И раскрошена голубям...
Поезд, длинный железный зверь,
Забирающий на поруки,
Обещает начать с разлуки,
Не считая иных потерь.
Обещает - в закат, в огни,
В полудрёму купейной лени...
Три минуты до отправления
Долго тянутся, извини.
Сердце бьётся, да всё не в лад,
Будто бы не в своей тарелке...
Время чёрной минутной стрелкой
Мнёт резиновый циферблат.
Но застонет холодный рельс
И назад поплывёт платформа.
Проводница в помятой форме
С желтым жезлом наперевес
По привычке, захлопнув дверь,
Захлопочет - хотите ль чаю?
Стук колёс. Я сижу. Скучаю.
Поезд мчится.
Зелёный зверь.
Сна больше нет. Расстались мы с ним.
Лежу, бессонницу кляня.
Неповоротливые мысли
Волною катят на меня.
Прихлынут к горлу и отступят.
Прильнут опять, отпрянут прочь.
Так бесконечно в тёмной ступе
Толчет тоску пустую ночь.
Ни времени и ни пространства.
Но, различимые едва,
С непостижимым постоянством
Слышны мне странные слова.
Тихи, невнятны, нервны, ломки.
Их, если сложишь, всё одно:
Обрывки, отблески. Обломки
Чего-то бывшего давно...
Во тьме тягучей, непролазной
На удивление легка
И ритму мыслей сообразна
Забьётся жилкою строка...
Лежу. Пока на этом свете,
Но чудится: в иных местах,
Где ветер чуть колышет сети,
Развешенные на шестах;
Где лёгкий плеск и тихий шелест
Меняет на упругий гул
Прибой - предутренний пришелец,
Танцующий на берегу;
Где, то ли с бранью, то ли с пеньем,
Прохладна, солона, горька,
Волна рассыплется с шипеньем...
А в пене - влажная строка.
Строка - бессонница. Обуза,
Ломота лёгкая в виске.
Голубоватая медуза
На остывающем песке...
"Полёт разборов", серия 70 / Часть 1. Софья Дубровская[Литературно-критический проект "Полёт разборов". Стихи Софьи Дубровской рецензируют Ирина Машинская, Юлия Подлубнова, Валерий Шубинский, Данила Давыдов...]Савелий Немцев: Поэтическое королевство Сиам: от манифеста до "Четвёртой стражи"[К выходу второго сборника краснодарских (и не только) поэтов, именующих себя рубежниками, "Четвёртая стража" (Ridero, 2021).]Елена Севрюгина: Лететь за потерянной стаей наверх (о некоторых стихотворениях Кристины Крюковой)[Многие ли современные поэты стремятся не идти в ногу со временем, чтобы быть этим временем востребованным, а сохранить оригинальность звучания собственного...]Юрий Макашёв: Доминанта[вот тебе матерь - источник добра, / пыльная улица детства, / вот тебе дом, братовья и сестра, / гладь дождевая - смотреться...]Юрий Тубольцев: Все повторяется[Вася с подружкой ещё никогда не целовался. Вася ждал начала близости. Не знал, как к ней подступиться. Они сфотографировались на фоне расписанных художником...]Юрий Гладкевич (Юрий Беридзе): К идущим мимо[...но отчего же так дышится мне, / словно я с осенью сроден вполне, / словно настолько похожи мы с нею, / что я невольно и сам осенею...]Кристина Крюкова: Прогулки с Вертумном[Мой опыт - тиран мой - хранилище, ларчик, капкан, / В нём собрано всё, чем Создатель питал меня прежде. / И я поневоле теперь продавец-шарлатан, / ...]Роман Иноземцев: Асимптоты[Что ты там делаешь в вашей сплошной грязи? / Властным безумием втопчут - и кто заметит? / Умные люди уходят из-под грозы, / Я поднимаю Россию, и...]
