Заразившись однажды болью,
Не найдёшь от неё медицинского средства.
Высылаю тебе бандеролью
Каждый день по кусочку сердца.
Меня знают уже на почте,
А потом я иду за пивом,
После пива я... впрочем,
Что потом бывает, забыл я.
Утром давит меня похмелье,
Как монетку на рельсах плющит.
Только знаешь, по крайней мере,
Это лучше чем ты, много лучше.
Наступает весна, набухают
На деревьях похотью почки.
Ты за тридъяведь царств. Я бухаю.
Меня знают в пивной и на почте.
Плывут в толпе друг к другу лица,
На Невском толчея, бардак,
И лето кажется продлится
До ядерной зимы. Бодра
Июньская природа -
Дуб держит небо, как атлант,
И при стечении народа
Меняет на гроши талант
Какой-то гитарист печально,
У бочки с пивом - алкаши,
И крики чаек на причале
Вонзятся в воздух, как ножи.
Наносишь ручкой, что стилетом
Слова на вырванный листок.
И длится лето, длится лето,
Как рейс Москва - Владивосток.
Осень шарит озябшей рукой по улице,
Замирает секундная стрелка от холода...
В чёрном небе звезда поскользнулась,
Что б упасть на окраине города.
То ли мыслями был далеко, растерялся,
Состраданием к миру ужаленный,
Только я по привычке дурацкой
Не успел загадать желание.
Может кто-то в февральское крошево,
Под застывшими насмерть осинами
Загадает, успеет - хорошее,
Когда я упаду с неба зимнего.
даша наши души устарели
и не подлежат они ремонту
даша вместо приза в лотерее
получаешь в подворотне в морду
даша даша ноги из капрона
мы с тобою выбыли из ралли
развели нас даша лохотроном
и сердца на органы забрали
вмажем и покурим снова вмажем
помнишь даша как я ждал в парадном
даша даша я и сам бумажный
скомканный эпохой лист тетрадный
даша даша мелкие глоточки
водку пьёт и не закусит даже
вся вселенная свернувшаяся в точку
между ног пульсирует у даши
Ебанутая Жанна живёт этажом выше,
У неё голубок на подоле вышит,
Голубок, как известно, пиздатая птица -
Се есть дух святой, он с небес спустился.
Ебанутая Жанна живёт этажом выше,
Я и сам гоню, когда её вижу,
Целый день потом не в себе, плачу,
Собираю в горсть слёзы, под подушкой прячу.
Ебанутая Жанна мужчин никогда не знала,
Был один, да сгинул - в казино проигрался, знамо...
Ещё был солдат, писал длинные письма,
Но приехать не смог, знамо спился.
Ебанутая Жанна почти святая,
У неё вокруг головы мотыльки витают,
Она слышит два голоса - добрый и злой,
И пока не знает, что станет золой.
Ебанутую Жанну сожгли на костре монахи,
Я хотел подойти спросить - на хуй?
Дым глаза мне щепал, дым ядовитый...
Голубок не сгорел. Улетел. Я видел.
у павших и проливших кровь
в глазницах расцветают маки
а при писании стихов
бывает больно и бумаге
клеймом отмечено плечо
и рюмки глаз налит печалью
закрыто на переучёт
где нас дождаться обещали
прожечь сигарой облака
пить кофе материться в блогах
мы не в претензии к богам
мы сами в чём-то были боги
и мы умеем морщить лоб
в ответ на ложь телеэкрана
и девочкам лизать взахлёб
как пёс дворовый лижет рану
в находке в этот час уже светает
и полная таких смешных забот
там девочка с косичками святая
перед походом в школу чай свой пьёт
она правописанье знает чётко
и не заходит перед сном на майл.ру в чат
она закончит четверть без четвёрок
(вот так бы ей всю жизнь всегда кончать)
она ещё мечтать не разучилась
загадывать желанья на луну
она легко запоминает числа
таблицы брадиса и прочую хуйню
она ещё полна ко всем доверья
она читает книжку "идиот"
ей стоя аплодируют деревья
когда она по улице идёт
она не знает что весь мир за то ей должен
что ей он так прекрасен вширь и вглубь
как и не знает что один художник
подсадит её скоро на иглу
но а пока она стоит на переходе
с улыбкою киношных героинь
и мир черёз неё насквозь проходит
как чистый колумбийский героин
такие сны мог видеть бы господь
хотя судьба не выгнута подковой
но говорит отчайно гороскоп
что жизнь начнётся после чашки кофе
мы подрасстрельные мы все зека
пустившие на этих нарах корни
и как на нескончаемый закат
соседи до утра смотрели порно
останется и твой здесь скромный след -
лишь на стекле ладонью припечатан
тобой пробитый в транспорте билет
как целка старшеклассницы печальной
конвейер и тебя проштамповал
в витрине простоишь ты в эту осень
со скидкой и на ценнике слова
внизу цены - укладчица сто восемь
за окнами темно грешно и сыро
разбавлен алкоголем местный сплин
и входит неебическая сила
через макушку в сердца пластилин
а в питере белым бело от снега
и в рамках разлинованных листа
стреляет в сашу пушкина онегин
и выбивает сто очков из ста
в крови подушки пол и вся перина
как тяжело в последний раз закрыть глаза
и не было поблизости арины
чтоб сказку перед смертью рассказать
и как очки от боли запотели
его глаза не видно больше букв
и саша покидает своё тело
как сплетни покидают петербург
он словно в материнскую утробу
положен в гроб. дантес слезу ронял...
ну вот и всё. закрыта крышка гроба
как отзвучавший свой этюд рояль
москва слезам не верит но гламуру
возможно что и верит в эти дни
там и при свете рядовые мура
привыкли не отбрасывать тени
москва читает глянцевую прозу
и слов плакатных бывший ростовщик
на триумфальной площади из бронзы
там маяковский во весь рост молчит
там от давления небес хрустят суставы
там сверху сыплется не снег скорей зола
там понаехали и жить совсем остались
там добрый царь и злые мусора
там девушки привыкшие к аналу
по майклу джексону взаправдишно скорбят
там диктор первого российского канала
читая новости сканирует тебя
там сталинист на кухне нищ и важен
мусолит думу о величии былом
там пахнет космосом из всех замочных скважин
как только что постиранным бельём
ноябрь снега нет и дождь не льёт
и в горле тоже не хватает влаги
соседка постирав своё бельё
его развешала как государственные флаги
её висков коснулась седина
она ни с кем и никому не верит
она давно уже разведена
она одна как пуля в револьвере
не отпечатается на моей подушке
её лица неправильный овал
и никогда ей не узнать - так будет лучше
что я её сейчас зарифмовал
и если в этом лучше разобраться
ей не узнать ни нынче ни потом
что мы давно уже лежим в могиле братской
раздавленные небом как катком
ковбой стреляет метко в солнце
и сразу наступает ночь
он знает что лишь тот спасётся
кто свято верит в виски скотч
пойдём в салун там танцовщицы
взметают ноги в небеса
пойдём туда там жизнь вершится
и капли пота так блестят
на этих дамах - как брильянты
хрустит в бокалах виски лёд
официантка на пуантах
с почтением к нам подойдёт
стучит тапёр там одержимо
по клавишам под тот мотив
там билл стреляет нежно в джима
с ним мисс адель не поделив
и кажется что вечер венчан
с безумьем при мельканьи карт
и кажется что это вечно
как если бы нажать стоп кадр
солнце сгорает каштаном в твоих небесах
и удлиняется тень от графина с водою
некого помнить и некого больше спасать
мантрой из бродского терпкой и полусвятою
город разрушен пылают дворец и дома
скальпы снимают со статуй хмельные ацтеки
вот догорает тюрьма и пылают тома
ницше камю и платона в библиотеке
пали ростов нижний новгород и самарканд
в то что москва устоит тоже верится слабо
и словно хит мтв на волне маяка
ветер разносит по улицам плач ярославны
ротный наш выпил чуть больше иль просто устал
герпес с отчаяньем губы его обметали
и юнкера перед боем за церковь христа
делают дырки в пальто для посмертных медалей
шумел коктейль небраска в голове
не знаю для чего опять напился
а ты пошла от столика в кафе
в ночную улицу как пароход от пирса
уходит в море и зелёный светофор
был маяком тебе в подлунном мире
и наш не очень трезвый разговор
завис над столиком как будто накурили
ты будешь счастлива конечно же бог мой
или несчастлива что в общем быть не может
ведь за тебя молитвы богомол
возносит к небу. быть бы мне моложе
или хотя б немного потрезвей
примерно годолитров на пятнадцать
я б за тебя как истинный тезей
порвал бы всех ментов и папарацци
небрит и пьян твоей любовью сыт
словлю такси и с внешностью аскета
в нём мне предложит девочку таксист
примерно так как предлагают сигарету
и захлебнётся новым шлягером весь мир
когда он включит счётчик свой и плеер
не надо брат я только что курил
ему ответить невпопад успею
умирай моя боль умирай
умирай одиноко жестоко
и бумагу собою марай
как помадой марались щёки
начинай моя боль начинай
снимать с сердца осенюю стружку
и гаси о запастье чинарь
чтоб болело сильней но снаружи
научи моя боль научи
как подняться сегодня со стула
замолчи моя боль замолчи
как горнист налетевший на пулю
берегись моя боль берегись
чтобы больше она не приснилась
перегнись моя боль перегнись
на мосту мийо через перила
торопи моя боль торопи
дни недели и годы расплаты
дотерпи моя боль дотерпи
до ночного ларька автострады
зацени как я могу и верить и просить
и бояться мусоров собак блядей
не сказать тебе вне рифмы слов простых
не найти национальную идею
третий день шлифует крыши дождь
встретились и не про то поговорили
ты по взлётной полосе уйдёшь
зонт расправив словно боинг крылья
мэри поппинс не играет в казино
и любви не ищёт в русском чате
и метафорой распят казнён
текст и вместе с текстом мой читатель
облака решили плыть на west
а над ними ангелам-клиентам
бродский продаёт стихи на вес
как б/у одежду в секонд хенде
а кутузов спичку раздобыл
и зажёг в шестой своей палате
и москва горит без всяких бы
как роман о понтии пилате
как будто за что и оно так всегда
на вены не хватит ножей
и пьяный зрачок выжигает звезда
признайся не больно уже
наколка на пальце сюжет воровской
и нам не упёрлося в хуй
и поезд курьерский идёт на восток
прошив как иголкой - тайгу
ах память уйди не еби мне мозги -
она не в тебя влюблена
на сто километров осенней тайги
ушло две бутылки вина
как-будто тебе пробили ладонь
гвоздями вселенских обид
и ленин над этим такой молодой
и эминем всех победит
дежурные по смыслу смс
а где-то чья-то мама моет раму
день тянется - тоски и эйфории смесь
и мне тебя невыносимо мало
мне мало когда трубку ты берёшь
и мы молчим с тобой про всё на свете
как будто на молчание есть спрос
рекламой узаконенный в газете
нам чуть мешает дальний звук сирен
увидеть сердце бога на подносе
из трубки у меня растёт сирень
когда в неё ты что-то произносишь
тоска тоску тоской не утолишь
где мне тебя невыносимо мало
покажет на асфальте контур лишь
что мама здесь когда-то мыла раму
без телескопа нам не жить
скажи что так скажи скажи
пусть не наточены ножи
мои ножи твои пажи
звонят тебе уже с утра
и ты мечтаешь вслух удрать
в мою широкую кровать
и солнце новое сковать
моя взбесившаяся скво
и по твоим щекам пусть воск
и я проткну тебя насквозь
как иисуса ржавый гвоздь
ножи пажи здесь я там ты
всё метод тыка. темноты
не хватит нам и немоты
и переходим на латынь
и я скажу тебе ножи
ты скажешь наконец ожил
и на моём сто тысяч жил
и мы пойдём за гаражи
и будет свет не будет лжи
смотри смотри же в телескоп
я залижу и боль и скорбь
расскажет радио просковьи
как мы стреляем из окопов
такая девочка в себе куда бы деться
ты в красном платье навсегда и дышишь ровно
а я сгоняю в магазин по молодецки
за рифмой к слову вазелин и бехеровкой
я так люблю смотреть когда ты смотришь
как снова падаю в тебя чтобы разбиться
и вещью стать в границах натюрморта
с блестящей грацией самоубийцы
лежать терпеть стонать кусать приказ вам ясен
и как всегда в фужере будут пусть окурки
алкающий тебя я так опасен
как бритва в руках трезвого хирурга
не успеваем в этот день никак одеться
вопрос с одеждой в этот день так не решаем
а на окраине жиды пьют кровь младенцев
и ждут когда советский танк войдёт в варшаву
синоптики не знают ничего
поэтому я без зонта под ливнем
с заросшею колючками щекой
и спичками что под дождём погибли
я прикурю от первого столба,
в автобусе который едет в Кремль
в нём девочка откинет прядь со лба
и сделает с меня рекламу Camel
её сфотографирует сосед
по поручню, и этим днём промозглым
не в теме эта девочка совсем
что мне другая Девочка за Космос
что под неё заточен гороскоп
что я спастись нисколько не пытался
что руки под неё сваял Господь
что я в неё упал и не поднялся
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
