Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


     
П
О
И
С
К

Словесность


Тартуское культурное подполье 1980-х годов
Евгений Горный

        *

        Из цикла "НАБОР СЛОВ"
        2
        7
        14
        * Живой сосуд, наполненный любовью...
         
        ЗА ГРАНИЦЕЙ
        1
        2
        3
        * Рассматривая фотографии
        перед отъездом в Аргентину
        * HOLOCAUST


          Из цикла "НАБОР СЛОВ"

          2

          настала осень
          и все стали умирать
          падали
          листья
          жёлтые красные синие чёрные
          тихо
          кружились
          им так не хотелось падать
          на рыхлые трупы мёртвых
          и потому
          они тихо кружились
          тихо кружились
          над трупами



          7

          у неё больные глаза
          у него больное воображение
          они вместе считают капли
          крестообразной крови

          молчащая тишина немоты
          облекает талое тело
          ни голое ни обнажённое
          просто чисто телесное

          у неё больные глаза
          у него больное воображение
          ни голое ни обнажённое
          распятое на кресте



          14

          перемещаясь по лестнице вне пространства
          сквозь огонь пустоты ледяные поля
          через автоматные очереди вне и внутри меня
          круша совершенство тетраэдра и цилиндра
          в этом бессонном дышащем море
          где всякая жизнь лишь форма нуля
          потоки букв и ничьих эмоций
          пронзают меня насквозь

          1984

          _^_




          *

          Живой сосуд, наполненный любовью,
          Уже не пуст, хотя вина в нем нет.
          Любовь есть тьма, наполненная кровью.
          Вино любви немного пахнет болью,
          Немного солнцем. Но больной рассвет
          Не освещает внутренние стенки.
          И молоко любви всегда без пенки.

          1985

          _^_




          ЗА  ГРАНИЦЕЙ

          1

          Сегодня снова деревья навзрыд
          в смертных камерах ссохшихся улиц
          до крови обнажены

          На ратуше время на год назад
          на ломких ветках лопнуло время
          в капельки нелюбви

          То что не ведаешь где болит
          кости сросшейся с плоскостью мозга
          воздухом не залить

          Поскольку дороги ведут на свет
          главная площадь звучит о смерти
          судебные города

          Возможно ни сверху ни спереди нет
          жидкость текущую в венах слова
          сегодня и никогда

          Слеза рассеченная волос насквозь
          в серых стеклах тонущей влаги
          дрожью психозом ты

          Но только когда исчезает мир
          в холодном пламени дышит сердце
          неважно где не найти



          2
                Because I do not hope
                    T.S. Eliot

          Я знаю, что вернуться невозможно.
          Поскольку, выйдя из дому, вдруг видишь
          как бьются шарики в потеках краски,
          прозрачностью бесцельной и безводной
          клубятся снизу, затмевая свет.

          Возможно, исцеление возможно,
          но ты же знаешь, я не верю в чудо.
          Держи покрепче посох свой и следуй
          с достоинством, безумия достойным,
          туда, куда слепой ведет слепца.

          Смотри всегда туда, где ярки краски,
          где кровь пульсирует в пределах марша,
          где голос наг, и нежное касанье
          на части рвет любую вещь, где память
          подобна свету, где клубится тьма.



          3

          Ноги идут куда не глядят глаза -
          за море соленое горькое, за
          грань горизонта людских отар,
          за грань пониманья, сквозь банный пар,
          где выстрел вслепую находит цель,
          не важно, кровь запеклась или ель
          тычется в небо, иголок тьма,
          значит уже не сойти с ума
          то есть с пути на котором след
          полон воды, за немного лет,
          только к рампе еще шагни,
          ты видишь, какие большие огни
          смотрят в лицо, и еще больней
          песен гибнущих лебедей
          закрывший лицо газетой старик
          в один бесконечный миг.

          1986

          _^_




          Рассматривая фотографии
          перед отъездом в Аргентину


          Дым поднимается к потолку,
          двоясь, причудливо извиваясь.

          Убивая, врывается ветер, дым.
          Женщина, медленно раздеваясь,

          отражается в зеркале на стене.
          Вещь в окружении рамки

          неузнаваема, как во сне
          шаг в сторону рампы.

          Женщина спит. Реклама кафе
          пульсирует алой кровью.

          Бармен в галстуке, как в петле,
          смерть мешает с любовью.

          Лето. Трещины на стекле.
          Вещь множится, разбиваясь.

          На руках у отца, в саду.
          Взгляд, навсегда улыбаясь,

          в объектив. Плывут облака.
          Шумят деревья. Конфета тает.

          Черно-белая зелень уже желта.
          Штора колышется, опадает.

          3.6.88

          _^_




          HOLOCAUST

          1

          Во мраке вдруг возник огонь.

          Во мраке ночи вдруг возник огонь -
          рвущееся сумасшедшее пламя,
          живущее на ветру, как бездомный.

          Циферблат показывал полночь.

          Шатался ум безумный, полыхал,
          как над индустриальным
          городским смогом заря,

          как тело с воспалением легких.

          Метались тени, взметались искры.
          Сквозили тела неизвестных
          Скозь паутину древесных душ.

          Голую показывал полночь.

          Слепо спешили они, хрипя,
          задыхаясь, не опоздать на поезд,
          петляя. Вспыхнули тополя.

          Аллея вела к вокзалу.



          2

          Люди смертны, ибо они несчастны.

          В ночи подошел человек и просит огня.
          Я вскричал: на колени, несчастный!
          Как ты смеешь смеяться, когда мир пылает?

          Плачь, несчастный, целуя землю.

          Он ударил меня. Я упал на землю.
          Он пинал меня, желая унизить.
          Разбежался и прыгнул на мое лицо.

          Матери наши, деревья, живьем горят.

          Я хотел сказать ему: "брат!"
          Я выплюнул зубы, встав на карачки, и улыбнулся.
          И в страхе он бежал от меня.

          Та, Кто Может Спасти Нас, дала мне слово.

          Ноги свои волоча, я полз, оставляя след.
          Но не было никого, чтобы слышать.
          Буквы, алея в небе, возвещали: "вокзал".

          Как вы несчастны, смертные, как несчастны!



          3

          Кто выпил мои глаза, кто с'ел мое сердце?

          В домы вторгаются мертвые,
          взламывая головами паркет.
          Сожженные заживо, лезут в спальни.

          Та, Кто Может Спасти Нас, прости нам!

          Замирая от наслаждения, урча,
          лижет пламя тела сплетенных
          в об'ятьи страсти любовников.

          Все, что живет и дышит, станет жаром и дымом.

          Обожженные, голые, крича,
          выбрасываются, стеклом изрезанные,
          из окон и разбиваются о мостовую.

          Треща и чернея, сжимается в позу боксера мозг.

          Город и поле - сплошной пожар.
          Огонь пожрал пространство и время.
          Нет ни времени, ни пространства.

          Убийцы убившего смерть мертвы.


          ноябрь 1989

          _^_



          © Евгений Горный, 1984-2024.
          © Сетевая Словесность, 2001-2024.






НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность