Мы научились боль перемогать
и научились обходить молчанье
по краю, как болото с рыжим мхом,
где в самом центре озеро зияет.
И научились иногда прощать,
не оборачиваться на прощанье,
и хоронить любимое живьем,
тихонько по-французски напевая.
Мы научились. Только море - нет
- и наши лодки волнами смущает,
и не дает расправить паруса.
А небо полюбило серый цвет,
непролитые слезы возвращает
и стонет лес на наши голоса.
(2)
- Ты помнишь, вымерли на литорали
медузы красные и пескожилы?
В деревне избы серые упали,
а не упали - так перекосило
как пьяных мужиков. А те - сгорели.
И лес сгорел от одного окурка.
Последних овец волки переели.
И две последних бабки - Ленка с Нюркой
на разных берегах зимой остались.
Мост через речку тоже развалился.
И за зиму они не обменялись
ни словом;
лишь в окошках свет слезился,
для Ленки - Нюркин, а для Нюрки - Ленкин...
Но льдом на стеклах намерзали числа,
скрывая жизнь, скрывая свет в чужом окошке...
- Да, помню: вновь размножились за мысом
и пескожилы, и медузы тоже.
Весной в деревню мужики вернулись,
и розовые новые ограды
поставили из жердей из еловых.
И вновь овечье заструилось стадо,
а следом - лошади, а следом - и коровы.
И бабка Ленка дважды в день с пригорка
овец скликает прежним звонким матом...
- Но почему-то делается горько,
как будто все поумирали рядом.
- Сгоревший лес оброс зеленым пухом...
- На кладбище - все свежие могилы...
- Пейзаж и звук, коснувшись глаз и слуха,
их сделал чище и острей чем были...
- Теперь болота превратят в покосы.
Детей родят собаки, овцы, люди.
Мы этого просили - лили слезы.
Мы этого хотели - это будет.
Смерть отменяется - и розовой оградой
жизнь поднимается - и жизнь, и иже с нею.
А мы привыкли рая ждать и ада,
но завтрашнего утра - не умеем.
Я пришла в сумасшедший дом
чтобы было с кем говорить.
Мне сказали: смотри на огонь,
он поможет тебе ожить.
Он поднимет твои волоса,
он разбудит память и страсть.
А как научишься воскресать
- ты должна на море попасть
- где остался от всех речей,
диалектов, судеб, племен
только профиль волны ничей,
только гладкий песчаный склон.
Где так просто оставить след
и так просто его стереть.
- Ты должна на море смотреть
- оно поможет тебе умереть.
Благо-получье с-состояньем
- мне это никогда не снится.
Я и простому выживанью
не понимаю научиться.
Пытаюсь завязать ботинки,
на право-лево рассчитаться
- но все блестящие картинки
поверх насущного ложатся,
рябят, дрожат, переливаясь,
все путают и преломляют.
И вот - я в стену лбом втыкаюсь,
рот открываю мимо чая.
Так в воду брошенной монетке
на дне фонтана, ручейка
- ей не мечтать о прочной сетке,
обивке мягкой кошелька.
Зато! - зато не будет счета.
В свинью не бросят, на съеденье
не отдадут. Одна забота:
блести улыбкой идиота,
лежи залогом возвращенья.
В каждом озере - по Луне.
Вдоль дорог стрекочет трава.
Выделяется на холме
камня белого голова.
- Ты на солнце, сын, не гляди,
а особенно на закат.
Когда черные как вожди
в красном небе сосны стоят;
- не смотри на Луну потом
между синих ночных берез.
На лице ее на сыром
не ищи котлованы слез;
- пробегай по скользкой траве,
прикасаясь ладонью слегка
к ветке, камню стволу, голове,
ко всему, что встретит рука;
- поднимая ступни высоко.
Замечая углами глаз
блеск в кустах, крыло над рекой,
- отворачивайся тотчас.
Тебя, а не его
(будь этот "он" хоть кот,
хоть человек, хоть океан, хоть кофе).
И не себя в любви - она идет
мне не сильнее, чем кресты - Голгофе,
липучка - мыши,
ураган - зонту..
Тебя, тебя, не пустоту под боком
которую спросонья по утрам
тянусь обнять.
Не счастье, не мечту
не боль, не страх
не этот жалкий хлам -
стишки и музыку - схватить бы их всем скопом
и рассовать по мусорных мешкам.
Тебя - не жизнь, не смерть.
Они вдвоем
не покрывают щиколоток даже.
Тебя, а не любовь.
Ее зовем
как желтенький наемный экипаж,
чтобы довез наверх до алтаря
или спустил до вирусов.
Не это.
Не чудище. Не жертву. Не царя.
Не истину, не время, не котлеты.
Не благо. Не просроченных детей
которые в тюрьме воображенья
состарились и умерли давно.
А просто так - тебя.
Тебя живьем.
Когда ты, жмурясь под дождем весенним,
зеваешь в междуоблачный проем
и думаешь о булочке с вареньем.
Душа, душа моя, что спишь? - проснись!
Конец грядет: восстань
и имаши смутись.
Река течет огнем и книги разогнулись.
Спустились с неба черные хлысты.
Земля рычит, леса бегут - а ты
Как пьяница на ложе растянулась
2
Со святыми упокой, Христе,
душу раба твоего,
идеже несть болезнь, ни печаль,
ни воздыхание, но жизнь бесконечная. Огромные и легкие святые
как дирижабли
висят над пляжем.
Под ними наши вечно дорогие
в прибое пляшут, руками машут.
Несть смерти, ни болезней, ни печали...
И даже вздохов не остается.
В аду видны мельчайшие детали,
А это - словно
смотреть на солнце.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
