Распродажа в книжном магазине. На огромных столах Диккенс вперемешку с Карнеги и вездесущим Гарри Поттером. Бродим вдоль столов, роемся в развалах, вытаскиваем, листаем и кладем обратно. Рядом шуршат страницами молодой человек с девушкой. Вдруг молодой человек со счастливой улыбкой выхватывает из кучи и протягивает своей спутнице какую-то упитанную, страниц эдак на четыреста-пятьсот, книжку. "Смотри, Лиз!". Заодно и я смотрю, раз уж рядом оказался. На книжке написано "Как управлять собственным членом" и нарисовано жизнерадостное самизнаетечто при галстуке и в шляпе. Девушка некоторое время смотрит на обложку, потом поправляет на курносом носике очки и тихим, усталым голосом произносит: "Риччи, ну зачем тебе эта книга? Она же написана для женщин".
* * *
Музыкальное кафе "Панникин" в Дель Маре. Для тех, кто пришел со своей кружкой - любой из двух десятков подаваемых сортов кофе на десять процентов дешевле. Здесь играют джаз. Гитара, контрабас, саксофон и ударные превращают неподвижное сидение за столиком, с чашкой кофе, в непростое занятие - ноги из-под столика все время убегают, пританцовывая. Молоденькая, индейского вида официанточка снует между посетителями, принося, унося, прибирая и, кроме того, постоянно подтягивая свои, чудом держащиеся на бедрах, штаны. Из-под штанов, точнее из пункта "пониже спины" под штанами, навстречу маечке-нагрудничку, ползут по смуглой коже синенькие, затейливые змейки-татушки. Стоит девчушке замешкаться и не подтянуть вовремя штаны, в окружении змеек показывается верхняя часть большого, не меньше, чем на половину...холста, скрипичного ключа. Вот, что значит настоящее музыкальное кафе.
* * *
Смотрел какой-то ужасный американский боевик про любовь. Он и Она гибнут. О чем думали сценарист и режиссер? Ну, я понимаю, давным-давно, когда еще не придумали Брюса Уиллиса или там Шварцнеггера, многие фильмы плохо заканчивались. Герои и героини гибли во множестве. Их некому было спасти. Но сейчас-то, сейчас?! Это же дикость просто. Еще Голливуд называется.
* * *
Сегодня в супермаркете не обнаружил своих любимых хрустящих сухариков с чесноком и сыром. Долго пялился на витрину. Обошел ее со всех сторон. Нет их. Ладно. Отошел к полкам с конфетами, потом вернулся. Они не появились. Почему? Уже десять минут прошло. Они же всегда были в этом месте. Всегда! По два с половиной доллара за упаковку. Хрустели и пахли чесноком с сыром. Оставляли масляные следы на пальцах. Просто полный рот слюны. И витрина, на которой они должны быть, есть. А их нет! Вместо них другие - итальянские с помидорами, с укропом, с луком, с черт знает чем, но не с сыром и чесноком. Как такое могло случиться? Как?! Не насушила их пекарня? Ерунда. Как она могла их не насушить, когда она всегда их насушивает? У них работают мексиканцы, которые отца родного высушат - лишь бы их не отсылали обратно в Мексику. У пекарни договор с магазином о поставках сухарей с чесноком и сыром, подписанный двадцатью юристами и их поверенными с обеих сторон, на бумаге с водяными знаками и печатями. Не привезли вовремя в магазин? Ну, это уж полная чушь. Этого даже и представить себе невозможно. Сломаться грузовик не может. Шофер заехать в пивную, к теще, по своим делам... нет, это все совершенно из другой жизни. Я здесь, в этом чертовом магазине, уже двадцать минут. Я пришел за сухарями с чесноком и сыром. Я исправно плачу федеральные налоги и налоги в казну штата Калифорния. Где мои любимые сухари, я вас спрашиваю?!..
Вот так, исподволь, совершенно нормальные, в прошлом, люди АМЕРИКАНИЗИРУЮТСЯ.
* * *
Если приехать на площадь La Jolla Village, подняться на второй этаж торгового центра, зайти в магазин "Tower Records", пройти мимо бесконечных полок с попсой, роком, кантри, джазом, саунд-треками к кинофильмам и черт знает с чем, то в дальнем углу, среди музыки разных народов, можно найти табличку с надписью "MAWHNA BPEMHN". От нее тепло.
* * *
ночной хайвэй
желтая река - навстречу
красная - вдаль
* * *
Они - патриоты. И это тоже аксиома. По количеству флагов на один автомобиль, дом, штаны, овощ или фрукт, душу населения ... эх, да что там перечислять, - и за это мы их тоже почему-то недолюбливаем. Покупаешь, к примеру, помидоры. Круглые, красные, с зелеными веточками - как на картинках. На каждый помидор наклеен крошечный бумажный овальчик не больше ногтя на мизинце. На овальчике, само собой, гордо реет. Хорошо, хоть они кисловатые на вкус. Это помогает легче переносить нелегкое, ох, и нелегкое чувство... Ну, да Бог с ней, с нелюбовью - все равно ее рационально не объяснить. Но иногда случается и на нашей улице праздник. Прохожу как-то мимо небольшой фирмы по ремонту квартир. Над входом, как водится, висит звездно-полосатое полотнище, размером с многоспальную кровать, а под полотнищем название фирмы, а уж под названием написано... до боли знакомое измученному ремонтами российскому квартировладельцу словосочетание "Европейское качество". Ошиблись? Недосмотрели? А может (ну, может?!) комплексуют как мы? Да разве ж они признаются? Мы бы точно не признались.
* * *
Посетил зоопарк. Тигров с носорогами - как собак нерезаных. Возле вольера с носорогом предупредительная надпись - "Зона обмачивания - 20 футов" и нарисован писающий носорог. Понятное дело, в "зоне" толпилось некоторое количество любознательных детишек с родителями, ожидающих начала процесса "обмачивания". Носорог долго собирался, задумчиво жевал губами, переступал с ноги на ногу и... собрался. Наблюдателей как волной смыло. Оказывается, надписи иногда не врут. Ну, а в павильонах, где львы с обезьянами - целый лес тропический с лианами, пальмами и водоемами. Иду я по дорожке, клеток-то, по современной моде, и не видать вовсе, а откуда-то сверху как чирикнет кто-нибудь басом, а слева захрюкает недовольно, а справа залопочет жалобно, а снизу зашуршит таинственно. А надо всем этим могучий львиный рык, непрекращающийся ни на минуту. И чем дальше продвигаюсь вглубь зоопарковых джунглей, тем рык громче и звук собственных шагов тише. Однако иду вместе со всеми и попкорн от страха жую все быстрей. А в конце пути, у края дорожки, стенд стоит красочный, на котором про львов все написано и три кнопочки внизу. Первую кнопочку нажмешь, заработает встроенный магнитофон - услышишь, как шипит львица, вторую - как львята мяукают, третью - как сам грозным рыком права на подведомственную территорию заявляет. Сломана была третья кнопочка, от того и заявление это передавалось постоянно, как выпуски экстренных новостей. А сам лев дрых неподалеку в каменном гроте. По всему видно, немолодой лев. И уж глухой - это как пить дать. На радостях осмотрел уж все павильоны кошачьих. И среди вольеров, где сидели представители мелких кошачьих, нашел того, кого и не ожидал встретить. Соотечественника. "Кот сибирский" было написано на табличке возле маленького вольерчика. Сам соотечественник где-то прятался в кустах и видно его не было. На наше, русское "кис-кис", он и не думал откликаться. Использование американского "китти-китти" тоже не помогло. Даже на имя свое исконное, видовое - "Васька", подлец не отозвался. Мелькнула только на миг в зарослях откормленная полосатая морда и больше ничего. Конечно, может у него уже не обычная рабочая виза как у меня, а гринкарта, и администрация зоопарка ходатайствует о предоставлении гражданства.... Ну, тогда понятно. Что ж ему со мной-то.... А только все равно, обидно.
* * *
Ел блюдо под названием "Цыплячьи нежности" и запивал пивом "Миссисипская грязь". Там крокодил страшный нарисован на этикетке. И что? И ничего. Просто перевод с нашего: "Цыпленок жареный" и пиво "Клинское" - на американский. Умеют переводить, ничего не скажешь. А вот пиво с тематическим названием "Delirium Tremens" с розовыми слониками, улыбчивыми дракончиками и симпатичными зелененькими крокодильчиками (все на вид здорово поддатые) на этикетке просто замечательное. Оно, правда, бельгийское и к основной теме повествования никакого отношения не имеет, но... так уж устроена эта страна, что к ней все или имеет отношение, или должно иметь.
* * *
У всех нормальных людей уже тридцать первое и снег под ногами скрипит вовсю, а у меня все еще тридцатое, дождичек меленький, желтые цветочки под балконом цветут и декабрь им и не указ вовсе. Елки здесь красивые и пушистые, но не пахнут, хоть и настоящие. То есть пахнут, конечно, но слабо и не по-нашему как-то. Зато уж лампочек на их украшение не жалеют. Те лампочки, которые остаются от елок, идут на украшение пальм. А уж когда и пальмы все украсят, то дома иллюминируют просто-таки напропалую и, само собой, на зависть соседям. Соседи в долгу тоже не остаются и такие гирлянды на свои заборы наворачивают, что пробки вылетают до Канады включительно и мировые цены на нефть подымаются запредельно на радость нашим топливным экспортерам, которые и так живут ни о чем не печалясь. Те же, кто победнее, таких разноцветных световакханалий себе позволить не могут и от черной зависти жалуются властям, что при таком избыточном ночном освещении спать не могут и на поправки к Конституции ссылаются. Ну, а при слове Конституция тотчас приезжают власти на машинах с мигалками, наручниками и пистолетами. Откуда ни возьмись прибегают своры адвокатов с зарплатами по двести долларов в час и давай представлять в суде противные стороны до их полного финансового изнеможения. А тут и счета за электричество приносят, потому как они сами, по обычной почте, и прийти-то не могут по причине своей огромности. И дня не проходит, как все, кроме адвокатов, начинают убытки подсчитывать и слезами такому горю даже и помочь не пытаются. Рассказывают, что неподалеку от мексиканской границы, в городке Эль Кахон, жил одинокий старичок по фамилии Гарланд* , которого единственное развлечение состояло в украшении своего жилища новогодними гирляндами и которого завистливые соседи судебными тяжбами довели до полного разорения. Так этот старичок от отчаянья удавился прямо на гирлянде, а перед этим удавил свой старенький фордик. Соседские дети вроде как и слышали, что фордик бибикал-бибикал жалобно, а потом взвизгнул тормозами и затих, но забегались-заигрались, родителям не сказали и только через два дня их обоих (и старика, и фордик), уже давно остывших, полиция и нашла.
* * *
К православному Рождеству клен во дворе облетел почти весь. Ну, что ж, лучше поздно, чем никогда. На голой нижней ветке обнаружилось гнездо колибри размером с чайную чашку. Или нет, еще меньше. С рюмку водки. В рюмке сидит колибриха - только клюв и хвостик видно. Насиживает, поди, свою утиную дробь. Бестолковая. Январь еще неизвестно сколько продлится, а она насиживать задумала. А может и не задумала, кто ее разберет. Так, залетела по глупости. Одно слово - птичьи мозги.
* * *
Мой сослуживец говорит : "Наполовину я русский, наполовину - хохол. А еще на четверть - еврей". Такая вот занимательная арифметика. Или нелинейная алгебра?
* * *
Ходил в гости. В гостях оказалось холодно. Что ни говори, а декабрь есть декабрь - если вечером забыл сменить шорты, в которых ходил днем, на брюки, то мерзнешь. Решили по такому случаю затопить камин. Хозяин достал бревно, которое купил в магазине. Бревно было упаковано в красивую, цвета "наваринского дыма с пламенем" бумагу. Я вообще сначала подумал, что это буханка хлеба. На обертке были нарисованы разные картинки. Эти картинки и подписи к ним представляли собой подробную инструкцию по поджиганию бревна. Желтые стрелочки указывали места поджигания обертки бревна специальными каминными спичками той же фирмы. Только этими спичками гарантировалось безопасное и качественное поджигание. Еще нам сообщалось, что бревно будет гореть четыре часа синим и оранжевым пламенем (цвета горения были указаны для этого типа бревен). В конце инструкции, которую, теряя остатки терпения, мы все же дочитали, было написано, что наше бревно и не бревно вовсе, а прессованная древесная пыль (получающаяся при производстве карандашей), пропитанная воском. Зато во время горения оно дает на восемьдесят два процента меньше угарного газа, чем обычное дерево, а в конце горения на шестьдесят пять процентов. И все это за те же самые деньги. "Surprise!", как любят здесь выражаться. Наконец мы его подожгли. Никаких сюрпризов. Как обещали - так оно и горело. И пламя было именно тех цветов, что были указаны в инструкции. Впрочем, что-то было не так. Долго не могли сообразить что, пока нас не осенило - бревно не потрескивало при горении. "Быть такого не может", подумали мы, чтобы не продавались бревна с треском в самой капиталистической из всех капиталистических стран мира. Принесли из кладовки новое бревно. Нашли на упаковке адрес интернет-сайта компании-производителя бревен, включили компьютер и через считанные секунды узнали, что бревна с натуральным потрескиванием ("natural crackling sound") продаются - просто они стоят немного дороже. Еще мы узнали, что есть специальные бревна для использования на открытом воздухе, для барбекью, для каминов, для кухонь, для битья по голове... бревен все же не производилось. Все бревна имели специальные, зарегистрированные торговые марки. Мы просмотрели небольшой рекламный клип о работе исследовательской лаборатории по созданию новых типов бревен. Восхитились каминным залом в средневековом стиле, с множеством каминов, снабженных часами для определения продолжительности горения бревен. Над каждым камином висело по несколько пар часов. После недолгого, не очень трезвого (мы согревались комплексно - не только при помощи камина) спора мы решили, что эти часы показывают время горения в разных часовых поясах, поскольку компания имеет филиалы в разных странах, на разных континентах. Когда наше бревно стало догорать - я понял, что обещанные в инструкции четыре часа истекают и откланялся. По своим часам даже и проверять не стал.
* * *
Наша фирма, "Chemical Diversity Labs, Inc.", участвует в выставке "Лабораторная автоматизация 2002". Это в Палм Спрингсе, маленьком курортном городке, в южной Калифорнии. Химики мы. Нас мало на выставке. Все больше биологи. Их вообще расплодилось в последнее время, как кроликов в Австралии. Ходят с важным видом, лопочут о чем-то своем, непонятном, биологическом. Реакторы наши химические за блестящие гайки и штуцера трогают. Потрогают-потрогают и отходят. Даже вопросов не задают. И то сказать - какой вопрос биолог химику задать может? Только одно и общее между нами, - что на работе в белых халатах ходим. Так и ветеринары в белых халатах ходят, и нянечки в детских садиках..., ну, да не о том речь. А подходит к нашему стенду дядечка. Сам лысый, борода всклокоченная, зубы редкие и галстук-бабочка. Биолог, одним словом. Пальцем на один из реакторов, что поменьше, тычет и спрашивает:
- Эта штучка для чего будет?
- Штучка, отвечаю, будет для жидкофазного химического синтеза, в аналитических лабораторных масштабах.
И прибавляю с вызовом:
- Вам-то зачем? Вы ведь наверняка биолог, а не химик. Вон и на карточке опознавательной все буквы в названии Вашей конторы биологические.
- Да, так и есть, говорит, биолог. Уж извините. Просто нравится мне этот реактор. Аккуратный такой, блестящий. Даже приятно в руке подержать. А главное - выглядит он гораздо лучше, чем то дерьмо, которым моя жена украшает каминную полку.
И пошел себе дальше... Скоро уж двадцать лет, как изобретаю я всякие реакторы, а так как этот биолог, ни один химик мою работу не похвалил.
* * *
Уезжаем из Палм Спрингса. Вдали, над вершиной горы Сан-Хоакин, яростно клубится на ветру снежная пыль. Ветряки на склонах окрестных гор, в едином трудовом порыве, безостановочно машут огромными белыми крыльями, добывая электричество для тех, у кого крыльев нет, а только коротенькие ручки, которыми размахивать, конечно, можно, но все как-то без пользы для освещения. Даже здесь, внизу, под пальмами, порывы ветра так сильны, что наш тяжелогруженый и совсем немаленький джип просто норовит сдуть с дороги. Едем медленно. Беспокоимся о том, надежно ли закреплены наши чемоданы на крыше джипа. А навстречу, с обочины, на нас надвигается огромный щит с надписью: "Это не ветер. Это прощальный воздушный поцелуй, который посылает тебе Палм Спрингс". Таки умеет целоваться этот Палм Спрингс. Метров через сто-двести, городок обратился к нам с прощальными, разноцветными словами: "Мы по тебе уже скучаем". До чего же изобретателен бывает порой американский капиталист! И слова-то подберет трогательные, и напишет их красиво, и разместит их в нужном месте. И все для того, чтобы мы вернулись в эту курортную Заманиловку-под-Пальмами, чтобы нас черти понесли в то казино, где прошлой ночью сдуру просаживали остатки своих командировочных. Не дождешься! Денег у нас только на бензин до Сан-Диего. А жаль...
* * *
В Сан-Диего железнодорожный вокзал находится в самом центре города, на набережной. Это последняя американская станция. Дальше - Мексика. Вокзал построен в колониальном испанском стиле, вокруг него растут пальмы, олеандры и большие оранжевые цветы под названием "райские птицы". Иногда мне кажется - замени городские власти вывеску "Сан-Диего" на стене на такую же со словом "Рай", приезжающие и не удивятся. На таком вокзале красиво встречать любимую девушку с букетом каких-нибудь субтропических орхидей. Вручить ей букет, посадить в специальную позолоченную карету для туристов, запряженную белой лошадью, а самому вернуться в вагон, сесть в кресло, закрыть глаза и открыть их тогда, когда диктор объявит... объявит: "Станция Москва-Каланчевская. Поезд дальше не идет. Просьба освободить вагоны". И немедленно освободить, чтобы не возвращаться потом из депо под свистки электричек и мат обходчиков по обледенелым шпалам на станцию.
* * *
И еще
Когда меня спрашивают: "Как оно там?", я отвечаю: "Оно - там. А мы - мы здесь, сколько бы там не находились". Так оно получается.
Поехал к матери повидаться (как ни крути, а полгода отсутствовал) в свой родной город Серпухов. Из города Пущино, в котором проживаю, и поехал. На автобусе. Всей езды - минут сорок-пятьдесят. По холмам, через два леса и четыре поля, через деревню "Липицы", по мосту через Оку, а там уж и Серпухов, считай. Автобус попался хоть и рыдван рыдваном (из тех, что у нас зовут "скотовозами"), зато с богато украшенным салоном. Вымпелы там разные с эмблемами - "Вольво", "Мерседес", "Форд", значки с еще советскими гербами городов и республик, само собой, девки голосистые в бикини (от которых, по нашей-то погоде, мороз по...ну, в общем, по коже) и два назидательных изречения, приклеенных липкой лентой: "Одна голова хорошо, а две - уже некрасиво" и "Жена познается в отсутствие мужа". Ну, что ж, едем, смотрим, читаем. А, вот еще забыл - кондукторша с таким количеством золотых зубов, что кажется, их у нее не только полон рот, но и в носу с ушами тоже есть толика. Возле Оки, значит, подсаживаются к нам рыбаки. Человека два или три с ящиками своими рыбацкими, походными, в которых они водку таскают, в валенках с галошами, с коловоротами величиной с небольшую буровую установку, с носами сливового цвета. Сели, пенсионные книжки показали, билеты за полцены взяли и поехали. То есть, поехали, конечно, но не сразу, а только после того, как заднюю дверь общими усилиями закрыли. Не хотела она закрываться, только жужжало в ней что-то жалобно, а складочки железные расправляться не хотели. Водитель наш, как находящийся за рулем и по причине натуральной давки в салоне, выйти и помочь ей закрыться не мог, а только крикнул в салон: "Мужики! Ёбните по ней кто-нибудь ногой, кто ближе стоит". Близстоящие к двери мужики (ими оказалась женщина средних лет в пуховом платке, повязанном поверх шапочки с надписью "Адидас"), конечно, откликнулись, дверь закрылась, и мы покатили. На въезде в Серпухов почти все рыбаки повылезали, а один остался. Тут-то кондукторша к нему и пристала. "Слышь, говорит, рыбак, ты заплатил только три рубля до Серпухова, а по городу надо еще полтора рубля (память быстро подсказала, что еще несколько дней назад эта сумма равнялась пяти центам) доплатить или вылезай отсюдова на". Рыбак в своем ответном слове высказался в том смысле, что все уплатил сполна и на одном заводе сорок лет отпахал как проклятый, и пенсия с гулькин хер, и за бардак в стране он не отвечает, а что до требования кондукторши доплатить, то требование это он имел в виду, а если случится такая надобность, то и кондукторшу, и водителя автобуса, да и сам автобус иметь в виду обещал непременно. А в конце еще и усугубил, спросив: "Что зубы-то свои, золотые на меня повылупила? Нахалка". Нахалка, за словом в свою кондукторскую сумку лезть не стала, а ответила сразу же. Изо всех золотых зубов. Шофер аж дымом сигареты поперхнулся, но руль удержал. За таким, значит, занимательным разговором, подъехали мы к остановке под названием "Одиннадцатый дивизион ГИБДД". Тут кондукторша, худых слов, кроме одного, коротенького и второго, чуть подлиннее, не говоря, автобус остановила, наказала водителю ждать, а сама пошла в дивизион за постовым. Сидим, молча ждем. И рыбак сидит, злой и красный как рак, но из автобуса не выходит. Пришел постовой молоденький. Без крика, вежливо, так и обращается: "Мужик, раз не платишь - выходи по-хорошему, а то заманал уже всех". Тут мужик взял ... да и вышел молча. И мы дальше поехали, хотя многие и были разочарованы таким, можно сказать, невыразительным финалом. Отъехали мы, однако, совсем немного, как вдруг встрепенулся алкаш, дремавший, казалось, всю дорогу, на одном из задних сидений. Алкаш приподнялся, сколько мог, и, с немалым трудом разлепив запекшиеся губы, громко и отчетливо сказал, обращаясь к пассажирам (нет сомнения в том, что обращался он к гораздо более широкой аудитории, просто вынужденно был ограничен автобусным салоном): "Бляди!" После чего, выдержав огромную, прямо-таки мхатовскую паузу, во время которой в изумлении притихло всё, включая, кажется, даже двигатель автобуса, опять повторил свое обращение к народу и пояснил: "Не дают русскому человеку на автобусе спокойно проехать!". И дискуссия немедленно обрела второе, с сильнейшим перегаром, дыхание... Выступающими был серьезно затронут целый ряд животрепещущих тем, включая межнациональные отношения, культуру поведения вообще и в отдельно взятом автобусе, нынешний отопительный сезон и непроходящее алкогольное опьянение значительной части населения. Когда мы подъехали к конечной остановке, виновник торжества встал, первым протолкался к выходу и сказал на прощанье: "А все равно у меня сегодня хорошее настроение. И вам (он грозно потряс в воздухе заскорузлым, скрюченным пальцем) ни хуя его не испортить!" И действительно - ни... не смогли испортить. Театр закрылся (вернее открылся) и зрители потянулись к выходу.
Слушая мой рассказ о поездке в автобусе, мама смеялась-смеялась, а потом перестала и спросила: "За этим ты вернулся из Сан-Диего, идиот?". И мы пошли пить чай с плюшками.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
