умытые змеи в колпаках,
как любит их рымбу
с кровью
купцы, выражающие солнце в письмах тумана
с цепями в мешках, кровавые сапоги скинув
на животах, как на парусах, предательски похожих на крылья,
шевелящейся грудой хорд
в груди у созвездий, рыдающих снег
гневен раскрытый сапог
животов громыхающих кожаный холст
и на нём змея во весь рот
2
обезьянистая безупречность
крепкодревние фокусы
или усы мощёных губ гудят
Рим - баян рыжий, а Гамбург гороха
вечерами деревни посинели дороги в снегу
мудрость гусли взяла и с бессонницы в руки наложит
не могу я журчать надоело могу
дико в синюю смесь, дико в кашель, как в кашу бессмертья
нет не прочная вечность, с неделю не прочная вечность
безупречное тело мудреет на крепких глазах
пусть его и схватил отрицательный времени шаг
я заскочил в этот мир, чтоб красиво и тихо погреться
чтоб прекрасную, чистую поцеловать, лгущую рожь
брезжит окно, потому что звезда, его тёплое, грузное сердце
рыжее золото,
ну почему же сиреневый нупочемуже
ну почемуж, почемуже трамвай или смерть
медного пола,
выход ангела словен
и вино только формы шатается локтя кувшин
только радость копытцем притихшая
только жертва под куполом львиным
только глаза в платье тела, глаза в лёгкой одежде
только глаза созданные в кустах, или высыпанные на ржавчину простыней
только глаза, ручные и послушные
только глаза, утверждающие, как чёрная картина
форма ангела
рычаг формы турника
турник формы как бы реки
как бы вихрь костьми, или как бы вихрь в грифе гитарном
как бы так
как бы я так беру на себя право радости
право радости, что скоро день
когда копыто тихо и радостно, всем хребтом, перекладина радости
стандартные конницы в смятении
постсоветский космос в кривых сапфирах
крылатая луна, крепкая и зеркальная
лобное молоко в кубке сковороды
вулканическая корона
петь хочу:
,, гуд-бай,,
я хочу перевернуть зенит смятенья
чтобы зенит ножом молчал, а губы
возьму камней и конницу убью
чтоб, наконец, и звон и треск трезвели
чтоб, наконец, при первой мысли о женщине или молоке
красные губы плодами завязывались и смотрели
в вулканический череп луны, рухнувшей вдалеке
и взорвалось бы, где оленеводы
и красная где Бесарабия и где Москвы гранит
конница львов обратна зениту свободы
конница ножей цокает, разодрана в лобики плит
фонарь в Киеве -
на филинах висит
кошмарных, маленьких
с когтями, с лапами
бедные дома, мягкотелые машины, это всё -
киев
кошмар,
говорливая плоть молдаван
в окна бьёт сапогами
молодеют парки в лиходеях московских
белый ветер в халате
белый ветер в салате
нет, белый ветер в потном шипит парке
нет, зевая, деньги, как кошмар
нет, зевая, это лапами туман
нет, это никогда я целый город,
как киев
нет, никогда я сердце трогает слуга народа
слуга проспекта поцелует, весь в поту
окно, как люльку
Сергей Слепухин: Портрет художника["Красный", "белый", "зеленый" - кто может объяснить, что означают эти слова? Почему именно это слово, а не какое-нибудь другое сообщает о свойствах конкретного...]Виктория Кольцевая: И сквозная жизнь (О книге Александры Герасимовой "Метрика")[Из аннотации, информирующей, что в "Метрику" вошли стихи, написанные за последние три года, можно предположить: автор соответствует себе нынешнему. И...]Андрей Крюков: В краю суровых зим[Но зато у нас последние изгои / Не изглоданы кострами инквизиций, / Нам гоняться ли за призраками Гойи? / Обойдёмся мы без вашей заграницы...]Андрей Баранов: Последняя строка[Бывают в жизни события, которые радикально меняют привычный уклад, и после них жизнь уже не может течь так, как она текла раньше. Часто такие события...]Максим Жуков, Светлана Чернышова: Кстати, о качестве (О книге стихов Александра Вулыха "Люди в переплёте")[Вулыха знают. Вулыха уважают. Вулыха любят. Вулыха ненавидят. / Он один из самых известных московских поэтов современности. И один из главных.]Вера Зубарева: Реквием по снегу[Ты на краю... И смотрят ввысь / В ожидании будущего дети в матросках. / Но будущего нет. И мелькает мысль: / "Нет - и не надо". А потом - воздух...]