Двадцатый век был славен и велик
еще и тем, что изменил язык.
Смысл жизни заключили в слове Мы.
Но что такое Мы? Мычанье? Мык?
Местоименье для глухонемых?
Иль в дни филологической зимы
морфема для трясущихся заик?
2.
Мы - Николай Второй? Нет, мы - народ!
Мы - Красные ткачи. Мы - Красный флот.
Мы - те, кто был ничем, но станет всем.
Мы - новой жизни солнечный восход.
Так говорили все за годом год,
и это слово, как громоотвод,
стало ключом к решенью всех проблем.
3.
И если где-то сбой, неурожай,
срыв плана, то получит нагоняй
не партноменклатурный блюдолиз,
а целая республика и край,
которой правил этот негодяй,
по духу - сноб, по сути своей - бай,
а на словах - борец за коммунизм.
4.
Но были и другие. Жизнь в стране
в их пониманье шла, как на войне.
И на "фронтах за уголь, нефть и газ",
в "боях за урожай на целине"
они неслись на "зилах" по стерне,
готовые сгореть в этой войне,
но выполнить, как клятву, госзаказ.
5.
За коммунизм, его благую весть,
любое испытание за честь
они сочли бы - только извести.
Они могли неделями не есть,
любою ношу на загорбке несть,
о, только б людям - жить, а саду - цвесть,
и городам по всей стране - расти!
7.
А в слове Я для бедных вань и лиз
был скрыт, как язва, сам капитализм.
И дядя Сэм с печатного листа
смотрел, как постсоветский модернист -
в сплошных заплатках вытянутый глист,
цилиндр, в куриной лапке хлыст,
с ракетою на кончике хлыста.
8.
Не придираясь в общем-то к словам,
в те времена судили по делам.
И если ты свою стезю нашел,
то вправе был пройти ее и сам.
Но если б ты сказал "Я строю БАМ",
то мог бы получить и по мордам,
поскольку его строил комсомол.
9.
А время шло, внепланово чертя
кривую, как в песочнице дитя.
И стадный дух, сермяжной пустотой
подолгу в нашем обществе гостя,
окрашивая в серый алый стяг,
уже, как черный ангел, не шутя,
грозил всему народу немотой.
10.
Но из теснины, залечив изъян,
из стада говорящих обезьян,
оставив нам тоску, золу и грязь,
отбросив вековые "инь" и "янь",
в божественно-небесные края
рвалось из космодрома слово Я,
улыбкою Гагарина светясь.
11.
Что это было? Чей то был наказ?
Безумство храбрых? Или божий глас?
Но мы тогда нашли другую цель,
поскольку осознали в этот час,
что первый космонавт - один из нас,
не "выдвиженец" из рабочих масс,
а человек и бог в одном лице.
12.
В те дни в полифонии голосов,
средь ветхих штампов и затертых слов,
все чаще раздавалось "Я могу".
Могу, как Юрий Власов, как Стрельцов,
подняться до великих мастеров.
Я напишу вам тысячу стихов,
где "ни единой буквой не солгу".
13.
И вот, объяв пространство полнотой,
звучит с хрипотцой голос над страной
о лайнере, о море, о прибое,
о ледяных вершинах над землей,
о жизни, перечеркнутой войной,
о том, как сыновья уходят в бой,
о друге, не вернувшемся из боя.
14.
В кругу кафешантанных, прелых роз
Высоцкому внимал официоз.
И сборничек стихов с названьем "Нерв"
в среде трепливых лилий и мимоз
обдумывал продажный литобоз:
"Печатать или нет? Вот в чем вопрос".
Ну, вобщем, на классический манер.
15.
Но все шло к переменам. В те года,
какая б ни текла с небес вода
в театр на Таганке, в "Новый мир",
как ни тянула в прошлое среда,
но дальше отходила кромка льда.
И загоралась новая звезда
под грохот фейерверков из мортир.
16.
В ливрейных реверансах королю
мычало Мы, сведенное к нулю.
Но разрывалось слово, словно гром:
"О, если б знала ты, как Я люблю,
как Я ночей не сплю, как Я терплю,
как Я небесных ангелов молю,
чтоб эту жизнь прожить с тобой вдвоем!
17.
Пусть станет явным тайный пламень свеч -
я от любви готов в могилу слечь.
И как это, мой друг, ты ни зови,
но сердце - не мотор, не доменная печь.
Его огонь вовек не устеречь,
коль в замкнутом пространстве между плеч
горит оно без ласки и любви".
18.
Так пели за фабричною стеной -
вне подвигов и славы трудовой.
И в самостийном чтенье между строк
угадывался мир любви иной.
И в парке, на скамейке под ольхой,
вздыхала, плача, девочка в платок,
ладошку с карамелькой и слезой
сжимая в заскорузлый кулачок.
19.
И над фанфарным звоном, как стена,
незримо нависала тишина.
И как ни надрывались трубачи,
все ноты выдувавшие сполна,
как ни рвалась скрипичная струна,
та музыка была отключена
от сердца, загрустившего в ночи.
20.
И сердце, загрустившее в ночи,
шептало сердцу друга: "Помолчи".
Таила ночь полтысячи проказ
на острие пылающей свечи.
И клены, вязы и карагачи
транслировали звездные лучи
в проемы улыбающихся глаз.
21.
Как в первозданном лоне бытия,
в тот час на свете были Ты и Я.
И все. И пусть смеется и острит
над этим доморощенный паяц,
но даже в слове (боже правый!) "партия"
все было стерто, кроме буквы Я,
С нее и начинался алфавит.
Айдар Сахибзадинов. Жена[Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...]Владимир Алейников. Пуговица[Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...]Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..."["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...]Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа[я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...]Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки[где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...]Джон Бердетт. Поехавший на Восток.[Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...]Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём[В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...]Владимир Спектор. Четыре рецензии[О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.]Анастасия Фомичёва. Будем знакомы![Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...]Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога...[Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...]Анна Аликевич. Тайный сад[Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
