Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


Наши проекты

Цитотрон

   
П
О
И
С
К

Словесность



*


* СПЕКТАКЛЬ
* Над рощей небо птицами наперчено...
* Ну, вот и все. Похоронили...
* ВЕСНА
 
* В те дни в ходу был рыжий Еврипид...
* ПРОГУЛКА ПО ПАРКУ
* Что может быть здесь веселее?..



    СПЕКТАКЛЬ

    1.

    Я за кулисами подслушивала в Праге,
    я знаю декорации Парижа,
    я видела просцениум Ассизи,
    но сам спектакль - ни разу, никогда,
    пусть, туристической исполнившись отваги,
    себе шептала в городах: - Бери же!
    но капельдинеры навязчиво косились,
    и действо испарялось, как вода.
    Не подглядеть - хотя бы и пролога,
    покуда сам не озадачен ролью.
    У городов нет зрительного зала,
    ряды балконов не введут в обман,
    ведь пьесы пишут раньше, чем с порога,
    их с потолка берут, их варят с солью,
    с приправою домашнего скандала,
    от гостя пряча в потайной карман.

    В моем же городе в метро и вдоль канала -
    повсюду указательные знаки,
    сплошные режиссерские отметки,
    и в пьесе план отсутствует второй.
    Отображение твое волна качала,
    и на Васильевском - твоей Итаке -
    барахтался в координатной сетке
    твой недогероический герой.
    Тебе буксир с Невы сигналил басом,
    тебе Ростральные колонны розовели,
    тебе чинился Лейтенанта Шмидта,
    тобой используемый в общем редко, мост.
    Тебе кружили яхты левым галсом,
    тебе сверкали влажные тоннели,
    тебе Мечети голубела митра,
    и Петропавловка вставала в полный рост.

    А бедный гость - скупой венецианец,
    любезный парижанин - кто угодно,
    пытается под сводом белой ночи
    на сцене сделать маленький шажок,
    не вписываясь в твой чудесный танец,
    проскакивая, как затакт, сам город,
    и сфинксы щурят каменные очи,
    сворачивая действо, как флажок.

    2.

    Любовь не ходит по проспектам Петербурга -
    по дачкам кукольным крадется, вдоль залива;
    в песке, с жестянками от выходных, окурки
    ее безумств сгорают торопливо.
    Безумства строго рамками объяты:
    три месяца, два года - счет конечен,
    а дальше, несмотря на рамки даты,
    одно и тоже: spleen, по-русски - печень.
    Вредны для печени спектакли здешних ларов:
    топить в вине любовные обмылки
    нас классики учили в кулуарах,
    остерегая от деяний пылких,
    и ты, антракт в угаре пропуская,
    очнешься у бескрайнего буфета.
    Что делать с жизнью, если жизнь такая,
    что белой ночью не хватает света.
    Как, Лиза, ты стояла над Канавкой,
    ночь начиналась, а его все нету,
    и сердце обращалось внутрь булавкой,
    под мостиком предполагая Лету.
    Через весну ты забывала тело,
    но действо продолжалось шатко-валко:
    спектакль все шел, хоть ты и не хотела,
    кончалась вечность, словно зажигалка.
    Новейшей вечностью командуя сурово,
    ты уезжала в Плодив ли, в Сиену,
    ища себе то призрачного крова,
    то свежих декораций на замену.

    3.

    Ты за кулисами подслушивала в Праге,
    неясный шепот посчитав за правду,
    предполагая, что безмерно рада,
    но радость отдавала вкусом браги.
    И падала чугунная решетка,
    и без врагов своих так было жутко,
    что хуже этой невеселой шутки
    лишь массовая пьяная чечетка,
    и города меняя, как перчатки,
    вовек не смыть следов водички невской,
    добьешься лишь того, что выпить не с кем
    и в слове "друг" находишь опечатки.
    Я здесь. Не еду в Рим, Чикаго, Дели.
    Я признаю бессмысленность потуги
    хранить любовь, укрыться от подруги.
    Я здесь. Спектакль идет на самом деле.

    _^_




    * * *

    Над рощей небо птицами наперчено,
    восточный ветер дергает кусты,
    и тополя, страдая, видно, печенью,
    желтеют, но по-прежнему густы.

    До осени - неделя и, как водится,
    об эту пору чересчур щедра,
    как сердце, за грудиною колотится
    и гонит сны колючая хандра.

    А лето убегающее видится
    чужим окном за струями дождя,
    как станции от Вишеры до Винницы,
    что проезжала я, не выходя.

    _^_




    * * *

    Ну, вот и все. Похоронили.
    Перестояли. Откурили.
    И ненароком - простофили? -
    С вином забыли о могиле.
    Как дождь, не проливаясь, сеял,
    причетник, запинаясь, пел,
    кончался лес - и желт и зелен,
    тропарь же долог был.
            Пробел.
    Из магазина, затоварясь,
    уселись в кухне вшестером.
    А он - давно уж не товарищ,
    Ну, если честно, напролом.
    Ну, вот и все. Никто не плакал.
    Лишь, разве, как кидали глину,
    внутри зажался некий клапан,
    сечения наполовину.
    Но за столом, припомнив байки,
    нет, не о нем, всяк о себе -
    метали скороспешно спайки
    и изощрялись в похвальбе.
    Я не права, но ненароком
    не сладить с отведенным сроком,
    а все равно нам выйдет боком
    забывчивость, как блеск сорокам.
    Блестит капкана зуб веселый,
    и тем, кто нынче новоселы,
    вести нас по садам и селам,
    не то, по храмам и костелам.
    Они простят - не как живые.
    На пальцах капельками воск.
    Зачем же псы сторожевые,
    обиды скрадывают мозг?

    _^_




    ВЕСНА

    1.
    Нет ничего: ни тления, ни тьмы -
    круговорот рассветов и рождений.
    И в декабре, под торжество зимы,
    пусть входят в раж застенчивые тени,
    сомкнув дрожащие размытые бока,
    согреют землю голую, рябую.
    Зима в беспамятстве упорно глубока,
    но Фаэтон уже готовит сбрую
    квадриге новой. Лошади храпят,
    косясь на солнце, вывернули уши.
    Земля не спит, и на земле не спят
    ее дозорные, ни в море, ни на суше.
    Рождается весна из февраля,
    истлевшая трава родит другую,
    и повернется медленно земля,
    цветами прикрывая грудь тугую.

    2.
    Весною тянется тоски невольной нить:
    в деревню, к тетке, на цветастую подушку...
    Уехать бы, улечься, изменить
    хотя б пейзаж. Пусть парки на просушку
    закрыты в городе. В деревне парков нет.
    Там неорганизованно сбегают
    в лощину вязы, липы, бересклет.
    За домом грядка влажная, нагая
    твердит о приближеньи посевной,
    и вкус у воздуха существенно иной.

    В глуши спасительной, без лака и белил,
    мхом покрывается избы дощатой тело.
    В лесу апрель постель перестелил,
    и простыня земли зазеленела.
    Бьет в занавески ситцевые луч,
    сигают зайчики в пробоины проворно,
    звенит в лощине, как будильник, ключ,
    и просыпаются в земле нагретой зерна.

    _^_




    * * *

    В те дни в ходу был рыжий Еврипид -
    чтоб не захлопнулось окно, его совали
    под створку, и "Электру", и "Ореста"
    в одной обложке. Гости поддавали,
    июльский день с шампанским был распит.
    Хоть зной стоял, но жизнь бежала presto,
    и рукопись не подавалась с места,
    и слух забыл, как перышко скрипит.

    В те дни мы собирались неохотно,
    в компаньи разношерстной, и с натугой
    садились на чужой велосипед,
    но помнили еще мы друг о друге,
    не забывали вовремя сопеть,
    когда один пускал стишков пехоту,
    другая колотилась в вечном круге
    своих историй, свеженьких на треть.

    Но лето норовило ускользнуть,
    и август затопил дождями дачу.
    Велосипед дремал себе в сарае,
    и не надеясь больше на удачу,
    которая другим свой туш играет,
    не ожидая, что приедет кто-нибудь,
    за рукопись взялась я, чуть не плача,
    но муза рявкнула: - О том забудь!

    Ты створкою измяла Еврипида,
    за ночью ночь болтала и пила,
    ты даже палисадник запустила -
    какие могут быть у нас дела?
    В унынии новейшего настила,
    как бабочка сачком, сижу прибита,
    пришпилена на краешке стола,
    а жизнь как прежде брезгует рапидом.

    _^_




    ПРОГУЛКА  ПО  ПАРКУ

    Наши мамы танцевали фокстрот,
    или твист, или джайв, или рэп.
    Или это мы? Часов оборот,
    жизнь, мелькнувшая коротким тире
    по граниту меж двух стершихся дат
    (кроме нас - кто их помнит еще):
    то ли смерти полномочный мандат,
    то ли времени оплаченный счет.
    Мы с тобой внутри тире, мы внутри:
    только дата рожденья всего,
    даже если умножить на три,
    не получишь единицу - одного,
    кто бы наши фотографии хранил,
    забывал на секретере, терял.
    Разливается метель, снежный Нил,
    вот увязли парк, дворец и квартал...
    Кто расскажет ночью на чердаке,
    как бежали санки перед войной,
    и у мамы годовалой в руке
    деревянный мужичок расписной,
    деревянный улыбается рот,
    и не в моде ни твист, ни фокстрот.

    _^_




    * * *

    Что может быть здесь веселее?
    Из окон в июле смотреть,
    как дождик пускается злее,
    ведро заполняя на треть,
    пруды закидав пузырями
    и вычернив землю с лихвой
    он соком зеленым зарядит
    картошку с пожухлой ботвой,
    воронам он даст передышку
    от плотной, как перья, жары,
    увядшие листья, как книжку,
    раскроет в азарте игры.
    Он тучею грохнет о тучу,
    И кошка взовьется на шкаф.
    Он пух обездвижит летучий
    И вымочит грядки рукав.
    Что может быть здесь веселее,
    в жару в садоводстве, без дел,
    где нет ни реки, ни аллеи,
    где сад без дождя поредел.
    Но тучи несутся на север
    к прохладной далекой реке,
    смущая хлопочущий сейнер,
    а молнию держат в руке,
    чтоб вольно грозою излиться.
    Бранятся вовсю рыбаки
    и тянут на мокрые лица
    край куртки, как сеть из реки.

    _^_



© Татьяна Алферова, 2007-2024.
© Сетевая Словесность, 2007-2024.




Словесность