На самом краю Земли, у кромки горизонта, там, где багровое небо сходится
с голубыми льдами, в заснеженных джунглях Нью-Йорка родился мальчик по
имени Листопад. Отец его был большой и сильный, покрытый густой бурой шерстью
орангутанг Мики, а мать - простая русская женщина Маша. На всю оставшуюся
жизнь Листопад запомнил первый момент своего появления на свет: вот он
вцепился тоненькими морщинистыми от сырости материнской утробы пальчиками
в свалявшуюся шерсть отца, и над ним склонилось светящееся теплым добрым
сиянием лицо матери:
- Как ты себя чувствуешь, Листик? - протягивает она ему душистый мякиш
свежеразжеванного ржаного хлеба.
- Хорошо, мама, ты только не волнуйся, пожалуйста! - улыбается ей в
ответ Листопад.
Он рос в большом и шумном дворе среди множества друзей. Самым его лучшим
другом была девочка Стелла с огромными голубыми глазами в пол-лица, длинными
вьющимися волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и хорошо
развитой грудью. Когда Листику было пять дней, Стелла подарила ему свою
любимую куклу Барби и научила, как за ней ухаживать. Долгими зимними вечерами,
в которые выход из небоскреба был завален нападавшим во время пурги снегом
и выйти во двор к друзьям было нельзя, Листик часы напролет болтал о жизни
со своей кукольной подружкой, а когда приходило время укладываться спать,
он наполнял ванну горячей водой и напускал в нее пены, затем раздевал Барби,
отводил ее в ванную комнату, усаживал попой в белые пенные сугробы и несколько
часов кряду тер ей спину мочалкой, сделанной из коры молодого дуба - так
научила его Стелла. Разговаривать с Барби при этом уже было невозможно:
она не переставала хихикать от удовольствия.
Первое жизненное потрясение настигло Листика именно в такой момент:
в один из вечеров в дверь ванной комнаты, служившей к тому же и туалетом,
стал дубасить пьяный папаша:
- Открывай, гаденыш, ссать хочу! - орал он звериным криком.
- Не отпирай ему, я боюсь! - вцепилась ногтями в руку Листика дрожащая
Барби. - Видишь, по мне мурашки бегают...
Она стряхнула с предплечья маленькую зеленую мурашку. Мурашка упала
в пену и застряла в ней, беспомощно суча лапками воздух.
- Пока я рядом, тебе нечего бояться! - ответил Листопад голосом матерого
мужчины, который он слышал однажды по радио.
Меж тем, папаша уже рубил дверь топором, и Листику приходилось отгонять
от Барби колючие щепки. Она была еле живой от страха, но Листику было неведомо
это чувство: его никто еще никогда в жизни не обижал, и ему даже не могло
прийти в голову, что кто-то способен сделать что-то плохое ему или его
друзьям.
- Опять ты с этой блядью! - ворвавшийся в ванную свирепый отец схватил
жилистой ладонью Барби за горло, в момент откусил ей голову и выплюнул
в унитаз.
Для бедного Листика это было так неожиданно, что в первый момент он
ничего не понял, и в нем не было никаких чувств - была только объемная
картинка перед глазами: обезображенная Барби в розовой пене, плавающие
в красной воде щепки и папаша перед унитазом с высунутым членом.
Так Листопад впервые узнал, что в жизни кроме самой жизни бывает еще
и смерть. Вместе со Стеллой они разрыли слой метрового снега во дворе под
ледяной горкой, разбили ломами искрящуюся льдинками землю и похоронили
Барби в слое вечной мерзлоты. Там же, на могиле своей верной подруги, Листик
поклялся отомстить отцу, когда вырастет.
Листопад был так безутешен в своем горе, что проплакал три года. Когда
к концу третьего года матери наконец-то удалось его успокоить пустышкой,
к нему подошел ненавистный отец. Вид у него был уже не такой свирепый,
а скорее жалкий: к этому времени он успел сильно состариться. Он тяжело
сел на табурет, бережно развернул на колене промасленную тряпку, вынул
из нее что-то загадочно блестящее, протянул Листику и сказал примирительно:
- Ты это, сынок, не серчай, вот тебе новая игрушка.
- А что это? - спросил Листик, завороженно глядя на отливающую холодной
синевой сталь. Он еще не знал, что это такое и зачем оно нужно, но сразу
почувствовал: это что-то настоящее!
- Это Магнум, сынок, настоящая игрушка для настоящего мужчины, - обрадованно
потрепал папаша Листика по вихрастой макушке, видя, что его подарок "попал
в струю". - Ты уже большой, скоро в школу пойдешь, там без этого никак
нельзя.
Листопад протянул было руку за подарком, но вдруг услышал страшный голос
в своей голове: "ТЫ ДАЛ КЛЯТВУ!" - "Ну и что? - нашелся,
что ответить Листик. - Я дал клятву отомстить, когда вырасту, а я еще не
вырос!". С этой спасительной мыслью он и принял ценный увесистый подарок
от отца.
В следующий месяц Листик крепко подружился с отцом. Все свободное от
службы отца время (он служил начальником нью-йоркской полиции нравов) они
практиковались в стрельбе из пистолета. Мама научила Листика заводить будильник
на пять часов вечера, и строго по звонку он вынимал из-под подушки Магнум,
не спеша и обстоятельно разбирал его на части, тщательно смазывал каждую
деталь ружейным маслом, а потом так же не спеша собирал обратно. Папа сказал
ему по секрету, что именно эта игра называется детский конструктор, а не
какие-то там вонючие кубики. Кубики и правда нестерпимо воняли пластмассой,
а от смазанного пистолета сладко пахло чем-то терпким и волнующим, как
будто узнанным еще до рождения.
В шесть часов с минутами приходил с работы отец, аккуратно и бережно
вешал красивую черную форму с серебристыми петлицами на вешалку, съедал
тарелку борща, запивал свой ужин золотистым виски из конфискованной у пиратов
прямоугольной бутылки с черной этикеткой и неторопливо выкуривал душистую
толстую сигару. Это все был как бы исполненный тайного смысла ритуал, без
которого нельзя было попасть на пустырь, где они палили навскидку с двадцати
шагов по самодельной фанерной мишени, прибитой столярными гвоздиками к
одиноко стоящему щиту с выцветшей тарабарской надписью "Наша цель
- коммунизм", загадочного смысла которой не знал даже отец. Сначала
у Листика плохо шла стрельба, потому что пистолет был для него слишком
тяжел: он постоянно тянул руку вниз, как Листик его ни упрашивал не делать
этого: "Ну пистолетик, миленький, ну не тяни мою руку, когда я целюсь,
не выворачивай после выстрела - я тебя так люблю!".
Вскоре Листопад понял, что уговорами тут не поможешь, и сам догадался
привязать к руке двухпудовую гирю, чтобы тренировать кисть. Зато его мучения
были с лихвой вознаграждены, когда ребята во дворе узнали, для чего он
таскает с собой гирю. Пистолет он им, правда, показать не мог, потому что
мать строго-настрого запретила выносить его без отца из дома, но зато он
мог похвастаться чарующе позвякивающими стреляными гильзами. Если неплотно
засунуть такую гильзу в одну ноздрю, а вторую заткнуть пальцем и резко
вдохнуть через нос жженого пороха, то такой кайф начинается! Стелла, которой
родители купили к тому времени новую Барби, пыталась выменять у Листика
гильзу на куклу, но он только недоуменно плечами повел: "Тебе-то зачем?!".
Он даже не счел нужным оправдываться и объяснять, что уже отказал своему
новому другу Джо, а он ему предлагал нечто более ценное: пластинку русской
жевачки с таинственной надписью "Made in Kostroma" на обертке.
- Пап, а что за мной Стелка бегает? - спросил он как-то у отца после
навязчивых уговоров своей бывшей подруги.
- Будущая проститутка потомушто, - сухо ответил отец.
- Откуда ты знаешь? - не удержался Листик от глупого вопроса.
- Просто она когда-нибудь станет женщиной, а все женщины - проститутки,
- доходчиво и логично пояснил отец.
- А я тоже когда вырасту стану женщиной и проституткой? - не унимался
Листик.
Отец на него в ответ посмотрел так, что Листик сразу понял, какую страшную
глупость он сморозил. Ему даже захотелось заплакать от раскаяния, но он
вовремя сдержался, догадавшись, что отцу это еще больше не понравится.
- Тебе нужно готовиться стать мужчиной, - терпеливо пояснил отец, -
а мужчина должен уметь метко стрелять, скакать на коне и рубить шашкой.
Тогда тебя обязательно возьмут в армию, из которой ты уже выйдешь НАСТОЯЩИМ
мужчиной.
После этого Листопад стал мечтать о том, как бы ему побыстрее попасть
в армию, хотя он на самом деле еще не научился скакать и рубить. К его
глубокому разочарованию, мама ему объснила, что в армию его не возьмут,
пока он не закончит школу, а до школы оставалось еще целых 100 дней - эта
цифра была за пределами понимания Листика, но папа разъяснил, что это как
десять пачек патронов.
- А скакать и рубить там научат? - спросил Листопад с надеждой в голосе.
- Там всему научат - успокоил его отец.
- Тогда можно и подождать, - сказал Листик (на самом деле он хотел сказать
другое: что, мол, ожидание того стоит).
Начиная со следующего дня он стал терпеливо выкладывать из пачек по
одному патрону в день и складывать их в старую коробку из-под обуви фабрики
"Скороход". И вот наступил тот долгожданный запредельный день,
когда обувная коробка настолько потяжелела, что еле отрывалась от пола,
а в последней пачке остался последний патрон. Листопад понял, что завтра
наступит его звездный час. Он еще больше в этом убедился, когда мать сказала
ему, что вечером будет примерять на него форму.
И вот в семь часов вечера, когда отец закончил свой ритуал (к этому
времени он перешел на водку и папиросы "Дукат", сохранив в своем
рационе борщ как памятную семейную реликвию), мать облачила Листопада в
синюю полевую форму, затянула его ремнем и приладила на спине парашютный
рюкзак. "В тыл забрасывать будут", - смекнул он.
- А оружие? - будто бы наивно спросил Листик, чтобы проверить свою догадку.
- Оружие приказано не брать! - сказал отец, как отрезал.
"Точно спецзадание!!!" - обрадовался Листик.
- Ранец не жмет? - заботливо спросила мать, надевая ему на голову черный
спецназовской берет со звездой.
- Мать, выйди! - оборвал ее отец. - Значит так, - притянул он к себе
Листопада, - от этого зависит твоя судьба и судьба твоих родителей. Там
не будет рядом папы и мамы и не у кого будет спросить. Сейчас я буду давать
тебе инструкции, а ты повторяй их за мной. Запомни их как дважды два, забудешь
- тебе каюк. Понял?
У Листопада перехватило в горле от торжественности этого момента и от
неожиданно осознанной ответственности за свою судьбу.
- Понял, - четко ответил он, собрав свою волю в кулак.
- Ты - Артамонов Алексей Михайлович...
- Я - Артамонов Алексей Михайлович, - повторил Листопад, как под гипнозом.
- Ты - русский...
- Я - русский.
- Ты живешь в самом передовом в мире государстве рабочих и крестьян,
основанном вождем мирового пролетариата Владимиром Ильичем Лениным. Это
государство называется Союз Советских Социалистических Республик. Столица
твоей Родины - город-герой Москва. Ты живешь в этом городе. В настоящее
время твоя страна под руководством Коммунистической партии Советского Союза
во главе с дорогим товарищем Леонидом Ильичем Брежневым уверенно идет к
победе коммунизма через развитой социализм. Вот и вся твоя легенда.
- Вот и вся моя легенда, - повторил Листопад.
- Как тебя зовут? - нахмурился отец.
- Алексей Михайлович Артамонов! - без запинки выпалил сын.
- С этой минуты откликайся только на имя Леша. Вопросы есть?
- Если я живу в городе-герое, значит, я герой? - спросил Леша.
- Пока нет, - улыбнулся отец.
Всю ночь Алексей не спал - его мучили тревоги и сомнения: как его встретят
в том мире, куда он отправляется, и главное, в чем состоит задание? Отец
про это ничего конкретно не сказал... Значит, надо действовать по обстановке.
Неизвестность пугала...
Наутро, когда его опять одели в форму, Алексей в нарушение всех инструкций
незаметно заткнул за ремень свой верный Магнум - с ним было спокойнее и
увереннее, он знал, что в случае чего оружие не подведет: еще ни разу его
пистолет не давал осечки.
Следующий час прошел как во сне: сбор перед школой, построение по классам,
торжественная речь директриссы, первый звонок и прощание с рыдающими матерями,
отправляющими своих детей на верную гибель. Алексей уже не чувствовал в
себе возвышенного героизма, остался только животный страх перед будущим
и мучительная боль за бесцельно прожитые детские годы.
Особенно ему стало не по себе после того, как встречавшая детей у входа
огромных размеров директрисса заметила у него под полой пиджака рукоятку
Магнума, ловко выдернула его из-за пояса, обернулась и выбросила в мусорное
ведро. Алексей приготовился к худшему - он ждал, что его тут же арестуют
и поведут на допрос, но директрисса сделала вид, что ничего особенного
не произошло, как будто и не пистолет в мусор бросила, а яблочный огрызок.
Но допрос все же состоялся, уже в классе, когда сухощавая учительница
в очках с толстыми линзами, которые делали ее глаза большими и добрыми,
с отрешенным видом открыла толстый журнал и выкрикнула:
- Артамонов!
- Я! - вскочил Алексей, с грохотом откидывая крышку парты и лихорадочно
соображая, почему его вызвали из всех детей на допрос первым.
- Не "я", а "здесь", - скучающим тоном поправила
учительница. - Садись.
Алексей сел.
- Артамонов!
- Здесь! - правильно отозвался Алексей, забыв, однако, про крышку парты.
- Ладно, у нас еще будет время потренироваться, за десять лет научим
тебя, как вставать, - поморщилась учительница от лешиного стука.
"Интересно, десять лет больше десяти пачек патронов?" - начал
соображать Алексей, но учительница прервала ход его мыслей.
- Расскажи о себе, - приказала она.
- Я - Артамонов Алексей Михайло...
- Громче говори, чтоб все слышали!
- Я - Артамонов Алексей Михайлович, - закричал Алексей, - русский, живу
в самом передовом в мире государстве рабочих и крестьян, основанном вождем
мирового пролетариата Владимиром Ильичем Лениным. Это государство называется
Союз Советских Социалистических Республик. Столица моей Родины - город-герой
Москва. Я живу в этом городе. В настоящее время моя страна под руководством
Коммунистической партии Советского Союза во главе с дорогим товарищем Леонидом
Ильичем Брежневым уверенно идет к победе коммунизма через развитой социализм.
Вот и вся моя легенда.
Последние его слова явно не понравились учительнице. Она медленно сняла
очки (ее глаза сразу стали маленькими и злыми), положила их на журнал,
нехотя встала и, подойдя вплотную к Алексею, заглянула ему в упор в зрачки,
как будто хотела прочесть написанную на их радужной оболочке секретную
шифровку. Леша не выдержал ее колючего взгляда и потупился. Так они стояли
в полной тишине какое-то время, Алексей не мог от растерянности точно определить,
сколько времени прошло, когда учительница тихо, но на весь класс спросила:
- А из какой ты пизды?
Леша растерялся: он не знал ответа на этот вопрос, значит, было самое
время стрелять в упор и наверняка, лучше всего между бровей, как учил отец,
но пистолета у него уже не было! Тогда он поклялся себе, что если останется
жив, отомстит учительнице, когда станет настоящим мужчиной. И вдруг, как
бывает в моменты смертельной опасности, кто-то невидимый шепнул ему в ухо
правильный ответ: "Из русской..."
- Из русской! - выпалил Леша в лицо учительнице.
И тут случилось невероятное: класс взорвался от смеха, и больше других
хохотала сама учительница. Леша так растерялся, что и сам начал придурковато
улыбаться, поддавшись общему веселью.
- Глупый ты, - сказала учительница, вдоволь насмеявшись. - Надо говорить
"из рабочей", "из крестьянской" или "из служащей"!
До Алексея наконец-то дошло: это не настоящий допрос, а просто проверка
перед важным заданием, которое ожидает его впереди, когда он станет мужчиной.
Ему вдруг стало весело и легко: он понял, что хоть и не дал правильный
ответ, но ответил так, что все вокруг поняли, что он никакой не враг, а
свой простой парень, хотя и глупый по своей неопытности. Он попал к своим!
"...он понял, что хоть и не дал правильный ответ, но ответил так,
что все вокруг поняли, что он никакой не враг, а свой простой парень, хотя
и глупый по своей неопытности. Он попал к своим!" - закончив чтение,
проходчик посмотрел на укладчика и доктора.
- Ну как? - спросил он.
Доктор в ответ только высокомерно поморщился, а у укладчика можно было
и не спрашивать: он уже давно ржал диким голосом, с того момента, как услышал
про "пизду". "Наверное, опять пахабных анекдотов начитался",
- досадливо подумал проходчик.
- Ну как? - повторил он свой вопрос, обращаясь на этот раз к одному
только доктору.
- Ты сколько книг про Землю прочитал? - нехотя ответил тот вопросом
на вопрос.
- Три, - честно ответил проходчик. Он не умел врать.
- Оно и видно, - вздохнул доктор и замолчал.
- Только не надо этого снобизма! - вспылил проходчик. - У меня, между
прочим, нет столько времени, сколько у тебя, на чтение книг. Сам знаешь,
что моя работа больше времени отнимает.
- А я только анекдоты читать успеваю, потому что они короткие, как автоматная
очередь, - поддержал его укладчик. - Пашу, как вол, между прочим!
- Ну, ладно, - сдался доктор, - выдам свою рецензию, раз уж так интересно.
- Во-первых, сразу видно, какие книги ты читал: про нью-йоркскую мафию,
про шпионов и про период застоя в Советском Союзе. Вот у тебя и получилась
мешанина: одно отсюда, другое оттуда. Но это еще полбеды, а беда в том,
что у тебя что ни строчка - то бред собачий.
- Например? - искренне удивился проходчик.
- Хотя бы самое начало, про заснеженные джунгли Нью-Йорка...
- Ты что хочешь сказать, что я это сам придумал?! - искренне удивился
проходчик. - Ну ты даешь, а еще образованный. Что я тебе человек, что ли,
на самом деле, чтобы свое что-то придумать?!
Доктор прикусил губу - тут проходчик действительно был прав: никто из
них троих ничего не мог придумать про Землю, они могли только перерабатывать
полученную о ней информацию, но не генерировать ее.
- То, что я знаю о Нью-Йорке... - начал оправдываться он.
- У каждого свои знания! - перебил его проходчик, переходя из обороны
в наступление. - В той книге, которую я читал, в Нью-Йорке шел снег, а
еще там говорилось, что это джунгли...
- Каменные, - вставил начитанный доктор.
- Ну и что, а где сказано, что в каменных джунглях не может идти снег?!
- Дело не в том, что ты что-то придумываешь, - нашел доктор правильную
мысль, а в том, как и насколько точно ты соединяешь между собой блоки информации.
Вот ты, например, говоришь, что отец Листопада был орангутанг, и я не отрицаю,
что люди происходят от обезьян, но во всех книгах написано, что люди произошли
от шимпанзе!
- А я в анекдоте прочитал, что от Абрамгутанга! - снова заржал успокоившийся
было укладчик.
- В той статье, которую я читал, - заявил проходчик, не обращая внимания
на дурацкие комментарии укладчика, - не было сказано, от каких обезьян!
Раз Земли на самом деле не существует, то в каждой книге - своя Земля,
со своими законами, со своими нью-йорками и своими советскими союзами!
- Это не аргумент, - надулся доктор - он не любил проигрывать в спорах,
а сейчас, кажется, к этому дело и шло. - Если ты решил сочинить книгу про
Землю, то не важно, существует ли она реально. Важно то, что нужно взять
как можно больше информации и переработать ее так, чтобы выдать результат,
который соответствовал бы общепринятым представлениям о Земле. Тогда это
будет похоже на так называемую земную "правду". И не смотри на
меня, как на врага, я тебе даже готов помочь в прокладке, чтобы у тебя
больше времени на чтение оставалось. Все же мы - одна команда.
Это был решающий аргумент: прокладчик умерил свой дискуссионный пыл
из опасения, как бы доктор не передумал ему помогать.
- Нет, мужики, в натуре, - выступил укладчик. - А зачем это нужно-то?
Я вот только не пойму, друг проходчик, зачем тебе эта вся свистопляска
с книгой про Землю. Их и так полно в Сети, людьми придуманных. Люди пишут
- гонорары получают, потом пропивают их или на баб тратят, а у нас ни гонораров
нет, ни водки, ни баб!
- Просто мне интересно, - задумался проходчик, - как там на Земле у
людей все устроено, зачем им нужно рождаться и умирать. И вообще, как они
рождаются?
- Это я тебе, в натуре, быстро разъясню, тоже, загадку нашел! - зашелся
смехом укладчик.
- Нет, я не про это, - отмахнулся от него проходчик. - Мне, главное,
интересно, откуда женщина знает, как ей ребенка в животе вырастить!?
- Ясно откуда, ядрена матрена, - продолжал веселиться укладчик, - в
школе ее учат!
- А откуда ты знаешь, как Сеть проходить? - не удержался доктор, который,
в общем-то не хотел затевать нового спора.
- Я - другое дело, я всегда существовал, сколько себя помню, и всегда
знал, как это делать. А люди рождаются без всяких знаний, даже говорить
не умеют...
- А у тебя этот Листик твой сразу болтать начал! - поддел проходчика
укладчик.
- Не сразу, а только в ответ на вопрос матери, это она его научила,
- терпеливо возразил проходчик. - Так вот, всему их родители и учителя
учат, только дети сами в животах вырастают: откуда они знают, как им расти
нужно?!
- Это гены, - вздохнул доктор, - сочувствуя необразованности собеседника.
- А зачем им гены нужны? - пожал плечами проходчик. - Или зачем им тело
нужно? Странно все это: ноги, руки, голова, туловище...
- Хуй! - прыснул смехом укладчик.
- Мне вот, например, чтобы плечами пожать, плечи не нужны, - пожал виртуальными
плечами проходчик. - А им-то зачем это все?
- У нас разные миры, - глубокомысленно заметил доктор. - У нас своя
виртуальность, у них - своя. Материальность называется. Слышал, наверное?
- А почему разные-то? - разошелся проходчик.
- Ну, брат, - недобро усмехнулся доктор, - так мы знаешь до чего договоримся...
Проходчик знал, что имел в виду доктор: он имел в виду HTML, к которому
они протягивали линк. Это была запретная тема, которую нельзя было обсуждать
вслух. Столь величественное и внушающее неосознанный страх слово они не
решались поминать всуе, от греха подальше. О нем можно было только думать
и мечтать...
- Ладно, перерыв окончен, - подытожил доктор. - Пора браться за работу!
И каждый взялся за свое: проходчик проходил Сеть, укладчик укладывал
линк, а доктор проверял их работу на вирусы.
HTML представлялся проходчику огромной, сияющей теплым светом сферой,
населенной добрыми отзывчивыми и всезнающими виртуальными людьми, готовыми
дать ответ на любой интересующий тебя вопрос. Любой, кто туда попадает,
становится одним из них, приобретая особую мудрость и особые знания. "Все
наши споры - от недостаточности знания, - размышлял проходчик, - я знаю,
например, про Землю одно, доктор другое, а укладчик не знает ничего, кроме
анекдотов. Когда мы дойдем до HTML, мы сразу узнаем все и сразу друг с
другом согласимся, потому что уже не о чем будет спорить".
Работа, меж тем, кипела. Доктор пришел на помощь проходчику, и теперь
у него оставалось время только на чтение коротких заголовков новостей.
Иногда до слуха проходчика доносилось его невнятное бормотание: "Президент
Клинтон опубликовал новую стратегию по борьбе с наркотиками... В Китае
траур... Ельцин заявил, что он окончательно поправился... Окончательное
воздоровление Ельцина... Похороны в Китае... Клинтон о борьбе с наркотиками...
Борис Ельцин практически здоров..."
- Послушай, доктор, а других новостей у тебя нет? - не выдержал проходчик.
- Другие есть, но их мало, в основном эти, - отозвался доктор.
- Странно, - задумался проходчик.
- Вот и я удивляюсь, - неожиданно поддержал его доктор. - За прошлый
рабочий период столько всего произошло: и Сотворение мира, и пришествие
Христа, и Будда, и Мохаммед, и инквизиция, и сколько революций, и две мировые
войны, а теперь совсем мало и все одно и то же...
- Это как, в натуре, у одного чукчи самосвал сначала быстро ехал, а
потом в песок попал и забуксовал, а он тогда...
- Да знаем мы этот анекдот! - перебил встрявшего укладчика проходчик.
- Не, я без "бля" говорю, это у них там колесо истории забуксовало,
понял? - обиделся укладчик.
- И вот еще что странно, - сказал озадаченный доктор, - раньше у них
разные события в разное время происходили, а теперь - все "25 февраля"...
- Наверное, у них время обладает совсем другими свойствами - высказал
предположение проходчик.
- Или материально, как и все остальное, а свойства материи окончательному
изучению не поддаются, я про это статью в научном журнале читал, - дополнил
его мысль доктор.
Проходчик только виртуально кивнул в знак согласия, а про себя подумал:
"Воистину Велик и Могуществен HTML! Стоило мне его себе представить,
как сразу мы с доктором нашли взаимопонимание. Видно, и правда на Земле
история остановилась - это нам знак был в подтверждение!"
- Ну, давайте отдохнем, - сказал доктор, который лучше других ощущал
время, он всегда знал, когда надо работать, а когда отдыхать. - Читай,
проходчик, свой... свою... как это у тебя, кстати, называется?
- Пока без названия, - сказал проходчик, - вот протянем линк до... до
конца, тогда, мне кажется, название само появится!
Он открыл виртуальные глаза и стал читать:
К 12-ти годам Лешка Артамонов осознал себя вполне сформировавшейся личностью:
он уже знал, что живет в стране партработников, расхитителей народного
имущества и пьяниц, а страна эта построена плешивым сифилитиком в отместку
царю за повешенного брата.
Вопрос выбора жизненного пути перед ним стоял не долго: вором быть было
слишком рискованно, а пьяницей неинтересно и непочетно, поэтому он твердо
решил стать партработником. Алексей часто представлял себе такую картину:
он несется со скоростью 150 км в час в черной "Чайке" по Садовому
кольцу, и все постовые менты вытягиваются по струнке, отдавая ему честь.
А зазевавшимся раздолбаям, вовремя не поприветствовавшим начальство, он
метким выстрелом из "пэ-эма" сбивает с дубовых голов синие фуражки.
Потом на дороге появляется Стелка в розовой комбинашке - она голосует Алексею,
жалко потрясывая тонкой рукой, но он гордо проносится мимо, проговаривая
сквозь зубы с сильным партийным акцентом: "Праституток не бером!".
Можно было, конечно, пойти еще в армию: там все же оружия больше, не
одни "пэ-эмы", но Лешка, к его глубокому сожалению, уже был лишен
всяких иллюзий на этот счет. Ему было достоверно известно, что в армию
идут одни дураки и что от нее надо всеми путями "косить". Эту
горькую истину он почерпнул из своих собственных наблюдений за теми парнями,
которые возвращались в родной двор из армии. С Лешкой они конечно, не общались,
но в детстве (лет в 10-11) он часто подслушивал их разговоры, которые они
вели под кустом сирени на лавочке, где собирались, чтобы "нажраться
бормотухи", как они сами выражались. Свежими впечатлениями, правда,
никто не делился: те, кто только что "дембельнулся на гражданку",
угрюмо отмалчивались в течение нескольких месяцев, и спрашивать их о службе
было "западло". Потом они постепенно "размораживались"
и в один прекрасный день включались в общий разговор, который вертелся
вокруг одного и того же: как достать в армии вина, водки и пива. Все редкие
истории про оружие начинались одинаково: "Вот помню, бля, один раз
мне дали автомат..." Нет, Лешке не хотелось служить в армии, в которой
автомат дают подержать в руках один раз за два года. К тому же, он слышал,
как однажды за столом отец сказал про них матери: "Их всех деды там
опидорасили". Мать с испугом глянула на Лешку, а отец со вздохом добавил:
"В мое время такого не было". Лешка сразу усек подтекст: "В
армию идут только по глупости!".
Когда взрослые спрашивали Алексея, кем он хочет стать, он им отвечал
просто, без ложного стеснения, но и без бахвальства: "Партработником".
Если взрослые вдруг удивлялись его откровенности, он добавлял: "Партии
нечего скрывать от народа!". Как правило, его ответ умилял взрослых:
они делали участливые лица и сообщали, как великое откровение: "Для
этого нужно много учиться..." - "Можно подумать, вы много учились!"
- отвечал им мысленно Лешка. Он уже знал, что в жизни для того, чтобы достичь
чего-то по-настоящему стоящего, нужно что-то нечто большее, чем образование.
Главное, он своим умом дошел до того, что для этого можно и вовсе не учиться
- главное, найти в себе какие-то скрытые возможности, которых нет и не
может быть у других, тогда тебя будут считать авторитетом, тебе будут поклоняться
и будут приносить свои деньги на блюдечке с голубой каемочкой.
Во дворе таким авторитетом был лешкин друг детства Женька по кличке
Джо. В школе он учился на "два с плюсом" и "три с минусом",
да и по жизни большим умом не отличался. Единственным его выдающимся достоинством
было то место, которое выдавалось из его брюк. За это его во дворе и уважали,
и даже платили по 10 копеек за просмотр уникального экспоната.
Что касается партработников, Алексей не сомневался в том, что такой
скрытой возможностью, которую когда-то открыли в себе все будущие выдающиеся
деятели партии и правительства (что было одно и то же), являлась замечательная
способность выпивать много водки, сохраняя при этом "холодную голову".
В этом он убедился окончательно, когда подслушал застольный разговор взрослых
о политике на 7-е Ноября. Из этого разговора выходило, что Никиту Хрущева
сняли с его поста после того, как дура-жена уговорила его бросить пить,
мол, старый стал, не угнаться за молодыми... Вот и не угнался: поставили
вместо него молодого (относительно), здорового как бык (тогда еще) Леню
Брежнева, который, говорят, мог выпить в один присест жбан водки, не закусывая,
а потом травить анекдоты один за другим, даже язык не заплетался! А непьющий
глава страны кому нужен, что народ-то подумает?!
- Тебе, Ференц, еще много тренироваться надо, чтобы до настоящих алкашей
дорасти! - сказал Лешке Джо, когда узнал о его наполеоновских планах (во
дворе все звали Алексея Ференцем, по аналогии со знаменитым композитором,
потому что в детстве его мать почему-то называла Листиком).
- Ты, Джо, как дураком родился, так дураком и помрешь, - невозмутимо
ответил Лешка. - Я ж тебе говорил, что этому не научишься, для этого способность
должна быть. И партийные вожди - никакие не алкаши: они под забором не
валяются, а ездят на "Волгах" и ебут народных артисток.
Слова про народных артисток убедили Джо, но ненадолго:
- Давай проверим, есть в тебе эта способность, или нет ее! - осенило
его.
- А как? - с замиранием в сердце спросил Ференц, предчувствуя важный
момент в своей жизни.
- Кто из нас дурак, я или ты?! - заржал Джо. - Стибрим у моего "фазера"
самогонки, и проверим.
- Заметит - обоих убьет! - усомнился Ференц.
- У него знаешь, какая бутыль, он из деревни привез, широкая такая,
полстакана отольешь - в ней столько же останется.
- А ты откуда знаешь?
Джо только ухмыльнулся в ответ.
- И ты молчал, собака?! - возмутился Ференц.
- Я ж не знал, что ты в партработники собрался!
Они пошли к Женьке. Дома Джо выкатил из кладовки огромную темнозеленую
бутыль, призывно побулькивающую белесой мутной жидкостью. Он отлил в граненый
стакан 100 грамм и протянул Ференцу:
- Если не зблюешь - настоящий коммунист!
Ференца больше не одолевали сомнения. Он решительно выхватил из руки
Джо теплый вонючий стакан, одним махом опрокинул его в рот и... тут же
сблевал на паркетный пол.
- Эй, Барсик, беги жрать, - позвал Джо, смеясь, своего кота, - тебе
Ференц ужин разогрел!
Для Алексея это был настоящий удар судьбы: светлый путь в могущественную
касту партработников ему был навсегда заказан. О презренной касте алкоголиков
он нисколько не жалел. Оставалась только сомнительная каста воров, но для
вступления в нее не требовалось ни особых способностей, ни образования.
"Воруют все", - эта расхожая фраза постоянно была на слуху у
Ференца. А раз все, значит, и он сможет...
- Ладно, Ференц, не реви, - успокоил его Джо, - для лафовой жизни вообще
никем работать не надо.
- Как это? - усомнился Лешка, размазывая по щекам липкие слезы.
- Дай зуб, что никому не скажешь!
- Век воли не видать, - поклялся Ференц.
Джо посвятил Ференца в свой простой, но гениальный план: нужно найти
клад! Ференц даже удивился, что ему никогда это не приходило в голову,
хотя он прочитал уйму книг про золотоискателей, начиная от "Острова
сокровищ" и заканчивая рассказами О'Генри. Ему всегда казалось, что
золото зарыто где-то далеко: на необитаемых островах в Тихом океане, в
непроходимых джунглях дельты Амазонки или в вечной мерзлоте Аляски, - а
по словам Джо выходило, что оно у них под ногами, стоит только воткнуть
лопату и копнуть поглубже, и тогда...
- Но чтобы его найти, - Джо понизил голос, как будто их кто-то мог подслушать,
- нам обязательно нужен металлоискатель!
- А где мы его возьмем? - так же тихо спросил Ференц.
- Конечно, украдем из радиокружка в Доме пионеров! - радостно заорал
Джо, удивляясь, что Ференц не понимает таких очевидных вещей.
Лешка глубоко задумался: ему было боязно вторично искушать судьбу в
столь раннем возрасте. Что, если окажется, что он непригоден быть вором?
Тогда они и клад не найдут, и... и вообще, как ему тогда жить дальше?!
- Ладно, металлоискатель я беру на себя, - сказал он, подумав. - Завтра
запишусь в кружок, оботрусь там, присмотрюсь, а через месяц стибрю.
- Какой еще месяц?! - возмутился Джо. - Сегодня ночью разобьем кирпичом
стекло и...
- Сам ты "кирпич"! - охладил его пыл Ференц. - Тут нужна тонкая
работа, а то будешь золото добывать где-нибудь на Колыме!
- Есть в тебе, Ференц, воровская жилка, - согласился Джо.
На следующий день Лешка действительно записался в радиокружок, но не
для того, чтобы украсть металлоискатель, а для того чтобы научиться, как
сделать его самому. Правда, на изготовление этого несложного устройства
ушло гораздо больше месяца, но только потому, что пришлось клянчить деньги
у родителей на детали, а потом разыскивать их по радиомагазинам, по толкучкам
и по свалкам. Как бы то ни было, через три с половиной месяца металлоискатель
был готов.
- Ну, ты даешь! - восхитился Джо, ощупав металлоискатель и помотав его
перед собой в руке, пробуя на вес, как будто хотел убедиться в его реальности.
- Настоящая вещь. А не боишься, что поймают?
- Свидетелей нет, - коротко и как бы нехотя ответил Ференц.
- Ты что, их...
- Конечно, замочил, - невозмутимо сказал Ференц. - Шесть трупов - весь
кружок.
После этого Ференц стал для Джо неоспоримым авторитетом. В тот же день
они пошли во двор опробовать новинку: Ференц в наушниках прощупывал землю,
а Джо с лопатой в руке отгонял любопытных. Через двадцать минут кропотливого
труда в наушниках раздался долгожданный сладостный писк. Ференц замер,
прислушиваясь. Окружившее его полукольцо пацанов колыхнулось в возбуждении,
но бдительный Джо тут же описал лопатой в воздухе свистящую дугу:
- Назад, падлы, всех замочу!!!
Толпа с глухим ропотом отпрянула. Джо вооружился попавшейся под руку
палкой с гвоздем и передал лопату Ференцу. Ференц принялся копать дрожащими
руками... Копать пришлось неглубоко: лопата почти тут же уткнулась штыком
во что-то твердое. Недолго разбираясь, Ференц быстро сунул находку в заранее
приготовленный мешок и побежал в сторону лесопарка. "Кто за нами пойдет,
тот на этом свете не жилец!" - прокричал Джо диким голосом, убегая
вслед за Ференцем.
Забежав в лес, они тут же вытряхнули на траву содержимое мешка - в нем
оказалось два свертка, как раз по штуке на брата.
- Да это Стелкина кукла! - удивился Джо, развернув свой целлофановый
сверток. - Такая же, только без головы! Чего ты пищала-то, дура, ты ж пластмассовая!
А у тебя чего? - спросил он у Ференца.
На ладони у Ференца лежал маленький игрушечный железный пистолет, в
некоторых местах поеденный ржавчиной. Лешка сразу узнал его: это был тот
самый пистолет, который он взял с собой в первый день первого класса в
школу. Он отчетливо вспомнил, как директрисса отобрала его на входе и выбросила
в мусор, и как он достал его потом оттуда на выходе из школы и закопал
во дворе "до лучших времен"... Ему стало стыдно.
- Так, фигня какая-то, - промямлил он.
- Ну, дела! - заржал Джо. - Хорошо, никто не видел, что мы нашли, а
то засмеяли бы. Ходили бы потом в шестерках!
- Да, - сказал Ференц, - скажем, что нашли настоящий "Магнум"
с патронами.
- Точно! - обрадовался Джо, - Тогда нас еще больше ссать будут.
В тот же вечер они распорядились находками: пистолет утопили в пруду,
а куклу набили головками от спичек и подорвали на костре.
Через неделю их коллекция находок пополнилась ржавым напильником без
ручки, дюжиной гвоздей и болтов и неработающими часами "Полет"
с разбитым стеклом. Все свои приобретения они уничтожали самым верным способом,
чтобы никто уже никогда их больше не нашел.
- Не там мы ищем, - сокрушенно сказал Ференц, когда они нашли кривой
ключ, густо обросший ржавчиной.
- А где надо? - живо заинтересовался Джо, которому их занятие стало
изрядно надоедать.
- Брошеные бараки под снос на краю лесопарка знаешь?
- Точняк! - воспрял духом Джо.
На третий день рыскания по баракам им сказочно повезло: в одной из комнатушек
под половицей запищало так, что у Ференца полезли на лоб глаза. Когда они
разломали ломами доски, то обнаружили под полом дряхлый сундучок, доверху
набитый золотыми монетами, цепями, браслетами, ожерельями и кубками c алмазной
инкрустацией...
- Что будем делать? - с неожиданным испугом спросил Ференц.
Джо молчал. Целую минуту он пялился на Ференца большими круглыми глазами,
в которых cреди прыгающих золотых зайчиков не было заметно ни малейшей
искры разума, а потом вдруг сказал с глупой хулиганской улыбкой:
- Давай утопим!
- Зачем? - спросил Ференц без особого удивления.
- Просто так! - радостно рассмеялся Джо.
Это незамысловатое "просто так" подействовало на Ференца сильнее
всякого аргумента: он сразу согласился. Они погрузили тяжелый ящик на угнанную
с ближайшей стройки тачку, отвезли ее в лес и сгрузили сундук с сокровищами
в пруд.
- Ничего, надо будет - достанем! - утешил сам себя Джо, сплевывая длинной
струей сквозь зубы в медленно расходящиеся по затянутой ряской зеленой
воде круги.
- Ловко ты выкрутился! - похвалил доктор, когда проходчик кончил читать.
- Всему твоему бреду нашлось более-менее логичное объяснение. С пистолетом
- это удачно!
- А что мне оставалось делать? - виртуально зарделся проходчик от похвалы.
- Люди ведь не могут переписать свою жизнь, вот и я книгу переписывать
не стал, чтобы все "по правде" было.
- Я только не усек, - вмешался укладчик, - чего это у тебя папаша Ференца
до сих пор в нью-йоркской полиции нравов служит, когда ему давно пора в
совковские менты переквалифицироваться?!
- Во-первых, - ответил проходчик, - у меня во второй главе уже ничего
не говорится про то, где он служит, а во-вторых, должны же быть в "жизни"
какие-то загадки, а то совсем неинтересно будет!
- Мне только конец главы показался сомнительным, когда они клад нашли,
- нахмурился доктор.
- А что здесь сомнительного? - спросил проходчик, подумав при этом:
"Опять ему поспорить захотелось, придирается по мелочам". - Я
в одной книге вычитал, что дети играли в котловане на стройке и нашли там
алюминиевый бидон с золотыми монетами царской чеканки.
- В кот-ло-ва-не! - многозначительно поднял палец доктор. - В котловане,
но не в бараке.
- Это не принципиально, - уверенно возразил проходчик. Он уже себя чувствовал
специалистом если не по всей Земле, то по Советскому Союзу наверняка.
- Но сам факт! - распалился доктор. - Клады на Земле находят крайне
редко, и вероятность...
- Но ведь находят! - перебил его проходчик. - Если мы говорим "находят",
то это значит, что они не сами находятся, а их кто-то находит, и что в
том невероятного, что этим "кто-то" оказался Ференц?!
- Да что вы все "клады, клады", - встрял укладчик, - что вам
этот мертвый металл дался? Лучше бы они живую женщину нашли, а то у тебя
там секса явно не хватает.
- Они еще дети! - строго глянул на него проходчик.
- А вот в одном анекдоте... - начал было укладчик.
- Все твои анекдоты мы знаем наперед, - не дал договорить ему доктор.
- Да в одном анекдоте больше правды про Землю, чем во всех сраных книжках!
- взвился уязвленный укладчик. - А я, между прочим, не одни анекдоты читаю.
Вот недавно книжку прочел, где все про нас давно уже сказано.
- Какую?? - в один голос спросили доктор и проходчик.
- Так я вам и сказал - сами найдите! - важно надулся укладчик.
- Раз не можешь сказать, значит врешь, - лукаво заявил проходчик.
- Ничего и не вру, "Москва-Петушки" называется, - купился
укладчик. - Там тоже мужики линк тянут, он у них каким-то собачьим именем
называется... "Кабель", вот! Только они не так скучно работают,
как мы, а с весельем. Я, правда, не понял, где эти Петушки находятся -
не то на Украине, не то на Чукотке.
- Все ясно, - горестно вздохнул доктор (познания укладчика в географии
СССР ограничивались Москвой, Одессой, Грузией, Арменией, Чукоткой и Украиной).
- Раз вам все ясно, умники-разумники, - вошел в раж укладчик, - объясните
мне, темному и неграмотному, почему люди ходят в разные стороны, а у нас
нет ни "право", ни "лево", ни "назад", а
только вперед, заре навстречу?!
- Какой еще заре? - не понял сразу проходчик.
- "Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе..." - песня такая
есть, не из анекдота, кстати, жалко, нот не знаю!
- Потому что мы движемся навстречу великой цели, - как можно спокойнее
ответил доктор, - а цель может быть только впереди, она не бывает справа
или слева.
- А откуда эта цель знает, где у нас перед? - возопил укладчик.
- Хватит дискутировать, давайте работать, - оборвал доктор разговор,
который начал принимать опасный оборот.
И они снова взялись за работу. Проходя Сеть, проходчик прочел уже почти
все книги, которые имелись в ней о России. Теперь он научился одновременно
и читать чужие книги, и писать свою. Писал он, конечно, не так, как пишут
люди, да у него и не было ни бумаги, ни компьютера. Свою книгу он писал
"в голове", при этом сразу и начисто, ничего из написанного не
исправляя. Написав очередной кусок, он по нескольку раз его перечитывал,
ставя смысловые ударения то на одном слове, то на другом, и сам при этом
удивляясь тому, что в результате меняется смысл не только отдельных фраз
и предложений, но и целых глав. В этом ему представлялась аналогия с человеческой
жизнью, где все с одной стороны прочно, как сама материя, а с другой -
зыбко и неустойчиво, потому что одни и те же явления и события можно рассматривать
под разным углом и, соответственно, по-разному объяснять и трактовать.
Единственное, что он позволял себе добавлять к написанному - это виртуальные
кавычки, которые часто меняли смысл слова на прямо противоположный. Он
очень удивлялся, каким образом такая пустяковая с виду вещь, какая-то жалкая
пара черточек, меняет весь смысл человеческой жизни. Сам этот смысл вроде
бы казался ему простым и ясным, как и смысл его работы (проход Сети), но
в то же время он постоянно ускальзал из вида, и на нем никак нельзя было
сосредоточиться.
Наконец, после долгих раздумий, проходчик понял: смысл человеческой
жизни нельзя выразить в двух словах, для этого нужно написать целую книгу,
и он с удвоенной энергией принялся за свой писательский труд, уже ясно
осознавая его цель и значение.
Когда доктор объявил очередной перерыв, проходчик продолжил свой рассказ:
К 18-ти годам Алексей Артамонов окончательно осознал себя сформировавшейся
личностью. Теперь для него было ясно, как божий день, что он живет в стране
мелких кооператоров, для процветания которых и была затеяна вся так называемая
"перестройка, демократизация и гласность". Окружающий мир к тому
времени значительно упростился: в нем не было уже ни коммунистов, ни демократов,
ни отрешенных от всего и вся интеллектуалов, - в нем были только бедные
и богатые. Вопрос, кем быть, уже не стоял. Все хотели быть богатыми, и
те, кому это удавалось, ими и были, а те, кому это не удавалось, оставались
бедными.
Более конкретно, вопрос стоял так: не "что" и "зачем",
а "как"? Иллюзий здесь быть не могло - обогатиться можно было
только за счет других, поэтому вопрос "как" расшифровывался без
вариантов: как отобрать у других деньги? Ответ тоже был незамысловат: только
силой, потому что какой же дурак добровольно отдаст свои кровные деньги
чужому дяде?! И Алексей вывел формулу силы, которая оказалась простой,
как выстрел: мускулы плюс оружие.
И еще он знал другое, но из той же серии: женщины любят сильных и богатых,
но не любят бедных и больных. Это, он, можно сказать, всосал с молоком
своей матери, то есть познал на примере своих родителей. Отец его всю жизнь
проработал инкассатором во Внешторгбанке и, по его словам, "перетаскал
на своем горбу" сотни миллионов долларов, фунтов-стерлингов и марок,
не говоря уже о лирах и японских йенах. В итоге он вышел на пенсию с хроническим
радикулитом и нищенской рублевой зарплатой. Все, чего он добился в жизни
- это презрение своей жены, которая любила повторять: "Ты, Миша, святой.
В твою честь нужно поставить церковь и написать на ней: "Собор Михуила
Блаженного". И Алексей был полностью солидарен с матерью.
Вообще, про женщин он уже не считал, что все они проститутки (хотя Стелка,
как и накаркал папаша, стала-таки ей), да и самих проституток он больше
не осуждал. В конце концов, они не виноваты в том, что Бог не дал им крепких
мышц и умения владеть оружием. Всем хочется иметь много денег, в этом нет
ничего зазорного, просто у мужчин и женщин разные пути достижения своей
цели.
Алексей мечтал встретить в своей жизни красивую стройную девушку с огромными
голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися волосами цвета пробивающегося
сквозь грозовую тучу солнца и хорошо развитой грудью. Он давно уже, чуть
ли не с детства, стремился к встрече с такой девушкой и всегда любил ее,
пока что заочно. На левой руке у него красовалась наколка "КЛіН",
которая расшифровывалась как "Клянусь Любить Ее Навеки". Его
друг Женька так и звал его: Клен, а он звал Женьку Слон, потому что на
правой руке у него красовалась наколка "СЛОН", что расшифровывалось
как "Смерть Лягавым От Ножа". Этими наколками они обменялись
в знак вечной дружбы в день окончания школы.
Внешне Клен и Слон были похожи друг на друга: оба под метр девяносто
ростом, с мощным торсом и грудой выпирающих из-под одежды мышц, оба почти
полные блондины (Слон немного отдавал в рыжизну) и с широкими скулами (у
Слона были шире и вообще лицо у него было мясистее). В целом у них было,
пожалуй, больше внутренних различий, чем внешних: Слон любил тяжелый, как
удар с правой в челюсть, "хэви-металл", а Клен предпочитал не
такой тяжелый и более хлесткий, но тоже хорошо вырубающий, как двойной
удар ладонями по ушам, "панк-рок". Далее, Слон таскал на ноге
кожаный чехол с настоящим финским ножом с костяной ручкой, а Клен предпочитал
более интелликтуальное оружие: пистолет Токарева, который он держал в тайнике
дома и брал с собой только "на дело" (настоящего дела у них,
правда, еще не было и они к нему только готовились). Пистолет этот, если
кому интересно знать, Клен прикупил по случаю на Птичьем рынке, где вместо
птиц, котят и щенков давно уже продавались по-черному более серьезные вещи.
Но главное их внутреннее различие заключалось в том, что Клену для того,
чтобы держаться в форме, приходилось много качаться, а Слону достаточно
было делать утреннюю гимнастику: мышцы сами так и перли у него из-под кожи.
Но тут уж ничего нельзя было поделать: просто у Слона были большего размера
яйца, а значит, и необходимых гормонов у него было больше. Клен давно уже
с этим смирился и продолжал качаться, как проклятый, в то время как Слон
просто-напросто маялся дурью.
Например, еще летом Слон предложил Клену достать из лесного пруда сундук
с золотом, который они когда-то в нем утопили.
- Ты чЈ, Слон, с дуба рухнул?! - искренне удивился Клен. - Откуда в
жопе золото!
- Да ты забыл, что ли, как оно сверкало! - в свою очередь не менее искренне
удивился Слон. - Мы тогда просто мудаки сопливые были, что его утопили!
- А ты как был мудаком, так и остался, - беззлобно рассмеялся Клен,
- хочешь - иди, а я лучше "маваши" отрабатывать буду.
- Значит, от своей доли ты отказываешься, - притворно вздохнул Слон.
- Достал ты меня, курва! - Клен по-дружески вполсилы суданул Слону в
живот, не больно, но чувствительно. - Умеешь уговаривать.
Они взяли маску с трубкой и отправились в лес. Нырять, правда, не пришлось:
достаточно было войти в воду по пояс, и они тут же нащупали под ногами
небольшой ящик. Без всякого труда они вытащили его на берег и откинули
крышку: в ящике были тускло посвечивающие латунные стружки и обрезки.
- Говорил я тебе, мудила! - не без злорадства сказал Клен.
- Ошибка вышла, гражданин начальник, - равнодушно отозвался Слон, поливая
стружки горячей золотистой струей.
- Ты еще обоссы меня! - возмутился Клен.
- А ты не стой под стрелой!
После этого они окончательно расстались с детскими иллюзиями и стали
разрабатывать серьезный план применения своих молодых жизненных сил. И
только теперь, поздней осенью, этот план созрел. Он был прост, как все
гениальное: взять под охрану от казанских и прочих гастролеров только что
появившуюся на углу родной улицы кооперативную палатку, торговавшую всякой
мелочью, начиная от бельгийской жевачки и заканчивая корейскими лифчиками.
Оставались только два вопроса: разузнать, нет ли у нее уже "охраны"
и сколько запросить у хозяина за услуги. На первые переговоры отправились
по-доброму, без оружия.
- Давай, ты спрашивай, - сказал Клен Слону, - у тебя морда внушительная.
- Да мне по фигу, - флегматично ответил Слон.
Он просунул голову в окошко палатки, в которой сидел тщедушный парень
лет двадцати, с виду студент, и спросил:
- Слышь, мужик, тебя кто-нибудь охраняет?
- Я сам себя охраняю, - нахмурился парень.
- А ты чего хмурый такой стал? - удивился Слон. - Я с тобой по-дружески
побазарить пришел.
- Мне с тобой базарить - только время убивать, - нагло заявил парень.
- А ты чо хамишь-то? - Еще больше удивился Слон. - Крутой, что ли?
- Покруче тебя!
Изумлению Слона не было предела.
- Слышь, мужик, а палатка у тебя давно не горела? - спросил он после
короткого озадаченного молчания.
- А у тебя давно дробь в жопе не застревала? - парень чуть высунул из-под
прилавка дуло охотничьего ружья.
- Ну ладно, будем считать, что познакомились, - подвел итог разговору
Слон.
- Ну что? - спросил у него Клен, который стоял в трех шагах, но слышал
только Слона.
- Больной он какой-то, - скривился Слон в недоброй усмешке, - самого
соплей перешибить можно, а в залупу лезет, ружьем пугает...
- А охрана есть?
- Говорит, нет, - пожал плечами Слон. - Жечь будем или в ухо давать?
- Для начала - в ухо, а там видно будет, - подумав, сказал Клен, - товар
все же жалко, хоть и не свой.
Он подошел к окошку и вежливо спросил у парня, когда закрывается палатка.
"Как получится", - буркнул тот в ответ, видимо, заподозрив что-то
неладное.
- Хер с ним, раньше девяти он все равно не уйдет, еще успеем первый
период "ЦСКА - Крылья Советов" посмотреть, - сказал Клен Слону.
Сразу после окончания первого периода хоккейного матча Клен достал из
тайника "Токарева", и они "пошли на дело". На улице
уже стемнело, шел противный мелкий дождь и отвратно воняло гнилыми листьями.
Клен со Слоном зашли под козырек булочной напротив киоска и стали ждать.
Клиентов у парня не было, а палатка не закрывалась. Так они прождали час.
- Жаль, курить бросили, - взвыл от тоски Слон. - Сейчас бы "мальборину"
в зубы для согрева...
- Я тебе щас сам в зубы дам, если не заткнешься! - ответил Клен.
- О, смотри, свет потушил, - обрадовался Слон. - Только чо-то не выходит!
- Заночевать решил, - догадался Клен, - боится, что палатку спалим.
- А давай, ее правда... Погреемся! - заржал Слон.
- Надо выкурить его, - сказал Клен, подумав.
- Точно, давай ему под дверь дымовуху бросим, как девкам в школе в сортир
бросали! - обрадовался Слон. - У меня и расческа имеется, для дела не жалко.
Фольги только нет и спичек... Ща, я домой сбегаю!
Через пять минут Слон вернулся с горстью конфет "Мишка на Севере".
Они засунули по две конфеты в рот, а в освободившуюся фольгу завернули
разломанную расческу.
- Пошли? - Слон после долгого ожидания возбужденно плясал на месте от
нетерпения.
- Стой, ты говорил, у этого придурка ружье есть, - остановил его Клен,
доставая из-за пояса пистолет и снимая его с предохранителя.
- И то верно, - согласился Слон, вынимая из-под штанины финку.
- Теперь пошли, не беги только!
Они неторопясь подошли к палатке, подожгли "дымовухи", бросили
их под дверь и радостно переглянулись, как когда-то в школе. Тут же послышалось
шипение, а еще через пять секунд - кашель и стук ноги по полу.
- Не затушишь, урод, - заржал Слон.
- Выходи подышать! - добавил Клен.
Дверь открылась, и на пороге показался парень. В одной руке у него было
ружье наперевес. Он, видно, приготовился к разговору, но тут же получил
от Слона в челюсть, выронил ружье и повалился на коробки из-под товара.
Слон моментально подлетел к нему, засунул в ноздрю кончик финки и дернул
на себя, совсем как Полянский в фильме "Китай-город", который
они смотрели днем раньше на видеокассете. Клен с интересом наблюдал за
носом удивленного парня, как из него на руку Слона мелко брызнула кровь.
Неожиданно он почувствовал, что задыхается от собственной блевоты, без
его ведома поднявшейся от живота к горлу. Перед глазами у него потемнело,
пошли красные круги, и из одного такого круга почему-то вдруг нарисовалась
усатая кошачья морда, перемазанная в блевотине. "Где мой ужин?"
- мяукнула морда голосом женькиного кота Барсика. В этот момент Клена по-настоящему
сблевало.
- Держись, брат, это от дыма! - заорал Слон, сгребая друга за шиворот
и выволакивая на улицу.
Но Клен сразу понял, что это не от дыма, а от чего-то еще, более существенного.
Ему стало слишком ясно, что он не сможет быть рэкетиром.
- А я бы не сблевал, а выстрелил! - неожиданно заявил укладчик, когда
проходчик кончил читать. - Хорошо смеется тот, кто стреляет первым - так
один умный генерал сказал.
- Дурак ты! - сокрушенно покачал головой доктор.
- А вы умные, да? А как HTML расшифровывается, знаете?
Проходчик с доктором в ужасе закрыли виртуальные уши.
- Хуйперд-Тесто-Мудо-Лиз! - заорал что было мочи укладчик. - Вы думаете,
вы великое дело делаете? Римские рабы тоже так думали, когда для граждан
империи сортиры прокладывали. У них это канализацией называлось, а у нас
своя тут... кана-линк-зация! Вы думаете, вам кто-нибудь за это спасибо
скажет?
- Что ты плетешь?! - взмолился прокладчик.
- Да то самое! Вы думаете, вы в Сети основные, все про людей знаете,
все видите, а на самом деле вы только у них в компьютере и существуете.
Они кнопкой "щелк" - мы работаем, еще раз "щелк" -
отдыхаем. На одну клавишу нажмут - доктор вирусы ищет, на другую нажмут
- прокладчик про них басни сочиняет! Шестерки вы! Тьфу на вас! И работать
я больше задарма не буду!
- Совсем очеловечился! - ужаснулся проходчик.
- Да он просто болен!!! - доктор набросился на укладчика и принялся
вычищать из него вирусы.
- Пусти, сучье вымя! - заорал укладчик благим матом. - Ты мне кайф ломаешь!
- Ничего себе букет! - удивился доктор. - 100 байт "Щелкунчика",
200 байт "Нирваны", 50 байт "Грога" и 50 - "Киева-1942".
- Сам ты "букет-брикет"! - возмутился укладчик. - Это "коктейль"
называется.... Коктейль "Смерть мизантропам!" Говорю, уйди, а
то как хрястну!
Наконец, доктор закончил чистку и укладчик угомонился.
- Ладно, братва, не серчайте, - покаялся он. - Это у меня такой эксперимент
был, я только в пропорциях ошибся, вместо кайфа одна злость вышла...
- Да зачем тебе это надо? - спросил проходчик.
- Как зачем?! У людей вон сколько "тащиловок": и вино, и курево,
и наркотики... Говорят, под кайфом истина открывается.
- Ну и как, открылась? - усмехнулся доктор.
- Да лучше б, зараза, и не открывалась! - вздохнул укладчик.
Инцидент был исчерпан, и они снова взялись за работу. Проходчик чувствовал,
что их заветная цель уже не за горами, поэтому он торопился закончить свою
книгу.
В следующий перерыв он зачитал окончание своей фантастической повести:
К 24-м годам Алексей ощутил в себе полный распад личности. Что бы он
ни делал, все приносило ему успех, но не давало ни счастья, ни радости.
К этому времени у него был процветающий бизнес, черный "Мерседес"
последней модели и стройная женщина с огромными голубыми глазами в пол-лица,
длинными вьющимися волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца
и хорошо развитой грудью. Эту женщину он любил за то, что она безотказно
откликалась на кличку "жена", но очень часто его охватывало смутное
подозрение в том, что это совсем не то сказочное существо, к встрече с
которым он стремился чуть ли не с самого детства. И дело здесь было не
в том, плоха она или хороша, что она делает или что не делает, а только
в том, что она родилась не той, которую он поклялся любить навеки, хотя
и была на нее безумно похожа.
В те дни, когда его депрессия особенно обострялась, он запирался в своем
кабинете, ложился на кожаный диван и, похлебывая из горлышка "Мартель",
часами размышлял над тем, почему в России существуют миллионы людей намного
беднее, глупее и невзрачнее его, которые все-таки счастливы, несмотря на
все свои неудачи. Наконец, cвоим подсознанием он понял: чтобы счастливо
жить в России, нужно любить ее, а любить эту немытую чумовую страну можно
только ощущая себя ее неотъемлемой составной частью. Как раз этого ощущения
в нем и не было. Однако, эта мысль сидела в нем так глубоко и так долго
пробивалась на поверхность, что когда она дошла до сознания и оформилась
в нечто конкретное, от нее осталось всего два слова: "Надо линять!".
Теперь перед Артамоновым стояла как никогда конкретная цель: достать
выездную визу все равно куда, но главное подальше, и придумать надежный
способ, как вывезти с собой накопленные капиталы. За помощью в этом он
решил обратиться к своему всемогущему другу Евгению. Евгений давно уже
нашел свое счастливое место в жизни, причем самым естественным путем: он
женился на дочери заместителя начальника Московского уголовного розыска,
за что и был назначен старшим следователем по особо важным делам. Для него
это был настоящий клад, он так и называл свою жену: "Мое Золото".
На правой руке у него теперь красовалась татуировка "ОМОН", которую
он сделал, легко подколов к прежней "СЛОН" маленький полукруг
и две палочки. Одним из главных достоинств своей профессии, помимо власти
и денег, Евгений считал ее непоколебимую стабильность. Бизнесменов, к примеру,
сегодня государство поощряет, а завтра объявляет вне закона и грабит, разные
там чекисты и гэбэшники вообще с государством в плохие шутки играют: то
они политиков к стенке ставят, то политики их, - но правоохранительные
органы всегда на коне, потому что право всегда нарушалось и будет нарушаться
вечно, такова уж природа людей, а если вдруг случится чудо и все существующие
законы будут соблюдаться, то придумают новые. Государство держится на власти,
а власть должна карать и за дело, и для профилактики. Вот вам и весь "Макиавелли"
эмвэдэшных постмодернистов.
В один из скучно-серых осенних вечеров, когда депрессия опять схватила
Алексея за глотку, он пригласил Евгения в ресторан, чтобы поделиться с
ним своими сомнениями и планами.
- Не в той стране я родился! - сказал Алексей Евгению без предисловия
сразу после первой выпитой рюмки. - Ты мне брат или не брат?
- А чо сделать-то надо? - Евгений любил конкретные разговоры, без сопливых
предисловий.
- Сделай так, чтоб меня здесь не было!
- На, выпей лучше, - Евгений разлил "по второй".
После второй в голове у Алексея немного прояснилось, и он сказал:
- Нет, Женьк, я серьезно: сделай мне визу хоть куда - я любые деньги
заплачу.
- У тебя что, совсем крыша поехала?! - развеселился Евгений. - Я ж в
российских органах работаю, а не в мальтийских или австралийских! Я ж тебе
не кенгуру долбаное, чтоб визу родить и из сумки вынуть!
- У тебя наверняка связи есть...
- Ладно, не канючь, - разлил Евгений "по третьей", - поговорю
с ребятами из МИДа, может, они что-то придумают.
- Сам знаешь, никаких денег не пожалею...
- Засунь свои "баксы" себе в жопу! - оборвал его Евгений.
- Я тебе по старой дружбе делаю, гнида!
После ресторана Евгений отправился на ночное дежурство, а Алексей поехал
домой. Ему хотелось с кем-то поговорить хотя бы ни о чем, но жена уже спала,
мерно посапывая в подушку. Тогда он позвонил матери.
- Мам, - спросил он у нее, - я вот до сих пор понять не могу, почему
ты меня в детстве Листиком называла?
- Чего это ты вдруг? - удивилась мать. - У тебя случилось что-нибудь?
Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, мама, не волнуйся, - успокоил он ее.
- Ну, просто меня по ошибке слишком рано в роддом привезли. Я там целых
две недели без дела скучала, а на улице листопад был, и клен еще под окном
рос почти уже опавший. Вот я сдуру и загадала: как все листья с него осыпятся,
так я и рожу. А потом, когда ты родился и меня отец забирал, я на улице
оглянулась на этот клен и увидела, что на нем один листик остался, маленький
такой...
- Значит, я еще не родился, - пробормотал Алексей.
- Ты что, плачешь что ли? - опять удивилась мать.
- Да нет, это я так, просто выпил лишнего. Ну ладно, пока. Не болей.
Алексей присел на диван, выключил свет и в темноте отхлебнул из горлышка
спасительный "Мартель". В голове его бродили тревожные смутные
предчувствия. Минут через пять зазвонил телефон.
- Слышь, Леха, бери с собой весь наличняк, который есть, и дуй ко мне
в "угро", - услышал он взволнованный голос Евгения, - я с вертухаями
договорился - покажи им паспорт и проходи ко мне в 117-й.
- Понял! - коротко ответил Алексей.
- Не вздумай только "пушку" с собой приволочь! - предупредил
Евгений, вешая трубку.
"Видно, Слон-Омон здорово влип, - подумал он, выгребая из сейфа
и засовывая в спортивную сумку пухлые пачки денег, пересчитывать которые
не было времени. - Интересно, кто на него наехал?" Он закрыл сумку
на молнию и взвесил в руке. "Должно хватить", - решил он (Алексей
давно уже не считал наличность, которую тратил не на дело, а на личные
нужды, и привык оценивать ее по объему и весу).
Через пять минут он уже гнал на своем "Мерсе" по пустынному
Садовому кольцу со скоростью 150 км/час, а еще через десять минут входил
в 117-й кабинет.
- Дай свой паспорт! - приказал ему Евгений, едва он переступил порог.
Евгений засунул красный паспорт Алексея во внутренний карман пиджака
и вынул из того же кармана примерно такой же по размеру, но синий.
- Значит, так, - серьезно сказал он, - слушай меня внимательно. Ты -
американский бизнесмен Леон Лифдроп.
- Я - американский бизнесмен Леон Лифдроп, - повторил Алексей как под
гипнозом.
- Ты живешь в Америке. Завтра... нет, уже сегодня в семь ноль-ноль утра
ты вылетаешь из Москвы, где ты был по бизнесу, в свой родной город Нью-Йорк.
Вот и вся твоя история.
- Вот и вся моя история... - машинально повторил Алексей.
Он принял из рук Евгения американский паспорт и билет на самолет. На
обложке паспорта он разглядел еле заметные красные точечки.
- Где вы его... обнаружили? - спросил он.
- Какая тебе разница! - отмахнулся Евгений. - Главное, я как увидел,
так и обалдел: точная Лешкина копия!
Алексей взглянул на фотографию молодого жизнерадостного американца:
внешнее сходство и правдо было разительное.
- Тут мне в голову и ударило: нафига ж нам очередной международный скандал
нужен?! Лучше мы здесь у себя такого же бизнесмена похороним, только русского
- у нас этим уже никого не удивишь. А америкашку этого как будто на его
родине убьют, главное, чтоб от нас улетел! Кстати, и баксы все с собой
вывезешь без проблем, американцев никто не шмонает.
- Просто и гениально, - похвалил Алексей.
- Тебе, Ференц, какой гроб больше нравится: с кисточками или без? -
неожиданно заржал Женька, обнимая друга детства на прощание.
Через пять с небольшим часов новорожденный американец Леон Лифдроп набирал
высоту, чтобы взять курс на свой родной город на Гудзоне. Когда он увидел
с километровой высоты мутные огни дикого дремучего города, в котором прошлой
ночью жестокие варвары зверски убили его русского двойника, у него по спине
пробежали крупные холодные мурашки...
Алексей сильно потряс головой, чтобы очнуться от наваждения.
- Are you o'kay? - спросила стюардесса, любезно склоняясь над его сидением
в первом классе.
- I'm o'kay, don't worry. Do you have Scotch whiskey?
- Yes, Sir!
- On the rocks, please.
Он расстегнул свою сумку, чтобы дать стюардессе доллар на чай, и увидел,
что она доверху забита не зелеными баксами, а разноцветными рублями, которые
он в темноте и в спешке сгрузил в нее из сейфа (он всегда держал рубли
скраю, а доллары подальше). Ему стало весело: новая жизнь начиналась с
нуля!
Алексей выпил стакан виски и уснул с кусочком льда во рту. Ему снилось
что-то большое и теплое, придающее непоколебимую уверенность в будущем.
Во сне он знал, что с ним все будет o'kay, потому что там, куда он летел,
все и со всеми всегда "o'kay". Он проснулся совершенно трезвый
и в прекрасном настроении.
- Where are we now? - спросил он у проходившей мимо любезной стюардессы.
- Greenland, - ответила с любезной улыбкой стюардесса.
Алексей приподнял пластмассовую шторку иллюминатора и увидел в нем багровое
небо, соприкасающееся с голубыми льдами. От этой величественной картины
у него стало легко и радостно на сердце.
Еще через несколько часов в аэропорту JFK возвращающийся из деловой
поездки Леон Лифдроп протягивал свой паспорт таможеннику.
- Hello, - сказал таможенник, бегло просматривая паспорт.
- Hello, - сказал Лифдроп, принимая паспорт назад.
Выйдя в зал аэропорта, Лифдроп увидел над головами встречающих табличку
со своим именем, которую держал человек в униформе водителя лимузина. Лифдроп
представился ему, и человек усадил его в просторный белый Линкольн. Когда
они проезжали по Belt Parkway, перед глазами Лифдропа открылась изумительная
панорама Манхэттана: на огромные величественные глыбы небоскребов падал,
кружась, пушистый ранний снег. И тут Лифдроп неожиданно вспомнил, что никакой
он не Лифдроп, а русский парень Алексей Артамонов, который всю свою жизнь
учился и работал, мучился и страдал, горевал и сомневался только для того,
чтобы в один прекрасный день воочию увидеть эти заснеженные каменные джунгли.
- Гад ты, проходчик! - сказал укладчик, когда проходчик кончил читать.
- По-твоему получается, что человек полжизни прожил только затем, чтобы
доказать мне и доктору, что "заснеженные джунгли Нью-Йорка" -
это не твой собачий бред!
- Да, не по-людски как-то получилось, "негуманно", - заметил
доктор.
- Конечно, "не по-людски", я ведь не человек, - ответил проходчик
без обиды. - Я ведь только старался, чтобы все по их людской логике вышло.
И чтобы обязательно счастливый конец получился.
- Тогда, может, и верно, - согласился доктор.
И они снова взялись за работу в предчувствии ее близкого конца. Работая,
проходчик снова и снова перечитывал в своей голове написанную книгу, и
чем больше он ее читал, тем сильнее его охватывало чувство, что он написал
что-то не то, что-то в корне неправильное. "Ничего, - успокаивал он
себя, вот дойдем до HTML, тогда я и книгу, быть может, переписать смогу,
ведь там нет ничего невозможного. Напишу такую книгу, в которой люди будут
счастливы от рождения и до самой смерти, или вообще не будут умирать, ведь
умирают они от безысходности своей жизни, а если будут счастливы..."
HTML возник перед ними неожиданно, как они ни готовились внутренне к
его появлению, как они его ни ждали и ни предчувствовали...
Перед ними был светящийся белый лист с надписями:
HTML
1.На самом краю Земли
2.Проходчик, укладчик, и доктор
3.Колесо истории
4.Клен и Cлон
5.Откровения укладчика
6.Солнце еще высоко
- Что это значит? - растерянно спросил проходчик.
Доктор не знал что ответить, а укладчик засмеялся и сказал:
- Это значит только то, что нам придется протянуть еще шесть линков.
За работу, рабы, солнце еще высоко!
