Словесность

[ Оглавление ]








КНИГИ В ИНТЕРНЕТЕ


   
П
О
И
С
К

Словесность




СПАЛЬНЫЙ  РАЙОН


Иван Мартынович Хронссузов любил растолковывать свои корни. Его фамилия вызывала вопросы, которые если и не звучали, то прочитывались в глазах. Не дожидаясь приглашения, Хронссузов спешил удовлетворить любопытство собеседников. Он не скрывал гордости, когда в сотый раз пояснял, что ствол его генеалогического древа растет из цивилизованной Европы, именно - из Франции, а ветви напоены наполеоновскими войнами. Некий француз, по утверждению Ивана Мартыновича, блаженствовал в условиях бивуака под Москвой, где ради полноты приятных ощущений сошелся с крепостной актрисой. На этом Иван Мартынович победоносно умолкал и ждал, когда его спросят об удвоенном "с". Если этого не происходило, он рассказывал без приглашения. Хронссузов конфузился, визгливо смеялся в кулак и, наконец, объяснял удвоение отечественной неприязнью к загранице. Какие-то крестьяне, дескать - а может быть, и господа - проказничали, навязывая непристойную аналогию. "Так что я все-таки русский", - заключал Иван Мартынович, подчеркивая тоном, что все же нет, не совсем.

Но Хронссузов существовал далеко от Москвы - в Петербурге, в должности экскурсовода. Он и Москве-то за сорок лет жизни бывал пару раз. Иван Мартынович в Петербурге родился, в нем же и жил, об ином не мечтая, хотя понимал, что город этот не жалует не только приезжих - вообще никого; своих он не любит равно, никто в нем не дома, и лично Хронссузов, случается, чувствует себя голубем, присевшим на памятник. С виду же Иван Мартынович был чистый петербуржец дореволюционного образца - не то чахоточный вечный студент, не то какой другой книгочей-разночинец. Он не завел, конечно, шинели, остерегаясь полного театра, но некое подобие фуражки себе позволял, кутался в длинный художественный шарф, носил бороду и очки. Проводя экскурсии по городу, он отчасти сознательно напускал на себя полуболотный вид, и это могло показаться поведением сувенирным, если бы Ивану Мартыновичу вообще не нравилось ходить таким. Но ему нравилось, он этим оправдывался и немного гордился. "Так что я все-таки петербуржец" - вслух он этого не добавлял, но втайне твердил себе, вполне довольный.

Декабрьским днем, в четыре часа пополудни, Иван Мартынович переминался в снегу и разъяснял прозябшим гостям Ротонду.

- Это место слывет мистическим, - объяснял он. - Ротонда считается самым загадочным пунктом Санкт-Петербурга. Казалось бы, ничем не примечательное здание при выходе с Гороховой на Фонтанку, однако можете убедиться сами - достаточно зайти со двора, как картина меняется...

И далее Хронссузов сообщил многие известные вещи. Что Ротонду построили для купца, но говорят - для масонов. Что здесь жил Распутин. Что она, если угодно, и не Ротонда вовсе, а главная церковь Сатаны, которых в городе имеется еще несколько, но все их посетить и осмотреть невозможно за недостатком экскурсионного времени. Что люди отсюда, как утверждают легенды, выходят - если особенно не повезет - в четвертое измерение, а один так и вовсе сошел с ума: вошел молодым, а вышел глубоким старцем. Что если закрыть глаза и взбираться по лестнице, то никогда не дойдешь до верха. И прочее, и тому подобное.

- Спятить можно и от простой ночевки в Ротонде, - продолжал Иван Мартынович.

- Но люди-то живут, - донеслось из группы.

- Живут, - согласился Хронссузов. - Здесь все изменилось. Но молодежь по-прежнему собирается, и ее никто не гоняет.

- Замечательно должно быть, просто чудесно жить в таком мистическом музее, - с чувством заметила пышная дама, одетая в розовое и черное. Она покосилась на железную дверь с домофоном и уточнила: - Я про город вообще.

Иван Мартынович криво улыбнулся.

- Наверное, да. Не могу судить. Я живу в спальном районе. Сами понимаете - никаких легенд. Нулевая индивидуальность.

Пожилая путешественница, стоявшая ближе к нему и все зачем-то записывавшая, несмотря на мороз, подышала на ручку и строго спросила:

- А как же воздушно-капельные?

- Что, простите? - Скалясь, Иван Мартынович пригнулся к ней, развернул ухо.

- Воздушно-капельные, - она поджала губы. - Пишут, что пошаливают у вас.

Детина в полушубке хохотнул:

- Грипп, что ли?

- Не знаю, кто это пишет, - Иван Мартынович выпрямился. Умозрительная позолота местами стерлась с него, но достоинства было не занимать. - Я не читаю современную прессу. Но буду рад, если новейшая история Петербурга обогатится преданиями... как вы сказали? Воздушно-капельные?

- Холодно, пойдемте! - пискнул кто-то. - А то и в самом деле!

- Да, прошу в экипаж, - согласился Иван Мартынович, имея в виду экскурсионный автобус.

Осмотр города завершился через полчаса. Хронссузов раскланялся, стараясь быть подчеркнуто старомодным. Он имел успех. Гости пожимали ему руку, фотографировались с ним, приглашали кто куда. Иван Мартынович сердечно обещал посетить Нижний Новгород, Самару и Саранск. Насчет Москвы он закатил глаза, что означало непременность и первоочередность. Простившись с приезжими, он распрощался и с водителем. Тот привычно предложил подвезти Ивана Мартыновича, куда тот хочет; Хронссузов столь же привычно отказался. Он и вправду жил на окраине, где от метро минут двадцать катил в маршрутке, а дальше брел пешком через пустырь. Поэтому спустился Иван Мартынович под землю, где в поезде задремал, и на конечной станции его разбудили. Выйдя наружу, он окунулся в сумерки. Вокруг на все лады хрипел и квакал дурной базар, бренчала слепая гитара. Хронссузов сосредоточенно погрузился в простывший фургончик и вскоре уже ехал; в пути он вспомнил, что не оплатил квитанцию.

Иван Мартынович раздосадованно закряхтел. Сберкасса была недалеко от дома, но он хотел сразу заплатить и за свет, а это другая история, в сберкассе за свет не берут, надо ехать к метро, где можно рассчитаться сразу за все. Выходить и возвращаться он, конечно, не стал. Вместо этого от нечего делать извлек квитанции из-за пазухи и начал их изучать в неверном свете мелькавших фонарей. Телефонную отложил, увлекся квартирной. Глаза у Ивана Мартыновича выпучились: что такое? Новая статья: какой-то "водопроводно-отопительный взнос второго порядка". И не маленький, черт побери. Хронссузов перевернул бумагу, желая взглянуть на итог. Против прошлого месяца сумма удвоилась.

"Ну, нет, - злобно сказал себе он. - Этот номер у них не пройдет". Отчаяние, поначалу вызванное цифрой, сменилось мятежным возбуждением. В соседях у Хронссузова числился известный скандалист, кверулянт, сутяга; он бунтовал по каждому поводу, цеплялся к любой ерунде. Эта история никак не останется без внимания. Иван Мартынович мстительно улыбнулся. Тут пришло время выходить; он выкатился на воздух и сразу хапнул его ртом. Тротуар местами курился паром, пахло баней. Пожав плечами, Иван Мартынович затрусил в обход многоэтажного дома-корабля.

Вечер набирал силу, и освещенные окна представлялись звездами в синем космосе. В Петербурге не абсолютна даже самая черная тьма. Хронссузов завидовал окнам, уверенный, что кому-то славно в этих огнях. Ему рисовались любовные приключения - миллион их, вроде зовущих к участию; свет его не смущал, и темные окна, где всякие томные чувства более вероятны, Ивана Мартыновича не влекли. Он воображал себя маленьким одиноким самолетом, поднявшимся в стратосферу. Иван Мартынович вздохнул и свернул на пустырь. Он решил, как обычно, срезать угол и двинуться прямиком через поле, украшенное высоковольтными вышками. Но случилась незадача: за спиной послышался то ли треск, то ли хлопок. Хронссузов обернулся, застыл: часть улицы провалилась, и в яму немедленно въехал легковой автомобиль. Машина зарылась носом, задние колеса глупо вращались. В следующий миг из проема ударил фонтан, который высадил, как успел заметить Иван Мартынович, пару стекол во втором этаже ближнего здания. Больше он ничего не успел рассмотреть

Горячий туман стал везде и сразу. Беспомощно завыла чья-то сигнализация, прочие звуки вдруг пропали. Хронссузов сдвинул на затылок недофуражку и растерянно огляделся. Непонятно было, куда идти. Пар сливался со снегом, так что Иван Мартынович ощущал себя в гнилостном молоке. Вокруг него неумолимо растекались специфические водопроводные запахи. Сделалось жарко и душно; Хронссузов не мог восстановить направление, так как по недомыслию несколько раз провернулся на месте и потерял курс. Справа было светлее благодаря фонарям, но там же зияла впадина, теперь сокрытая, и бил кипяток. Вода, казалось, ревела повсюду. Иван Мартынович рассудил, что ближе к свету все-таки будет надежнее. Если двигаться осторожно и смотреть под ноги, удастся пройти по краю пустоши и выйти к дому. Он побрел, инстинктивно выставляя вперед себя руки, однако провал обозначился внезапно, и Хронссузов отпрянул. Видимость оставалась дрянной. И кто-то монотонно приговаривал: "Щас-щас-щас. Щас". Бормотание приближалось и удалялось, обволакивало. Тон его был деловит, в нем также звучала некая обыденная увлеченность. Иван Мартынович сделал два шага и различил сиреневый огонь, вращавшийся. Не иначе, то была аварийка. Очень, слишком быстро, подумал Хронссузов. Он шагнул еще, и ботинок погрузился в воду: Иван Мартынович сошел с тротуара на проезжую часть. Сразу же он отпрыгнул, боясь обвариться. Поскрипывая снегом, мимо него кто-то прошел, и вот под ногами захлюпало: неизвестный двинулся по воде. Вдруг зажегся прожектор, так что Хронссузов начал видеть провал, близ которого действительно угадывалась желтая аварийная машина. Странно, что он не слышал, как та подъехала. Наверное, из-за воды. И тень в спецовке брела к зарывшемуся в яму автомобилю. Можно было удовлетворенно вздохнуть, вот только явилась она с пустыря, чего Иван Мартынович не понимал.

Фонтан лупил со всей дури. Луч прожектора дрогнул, сместился правее, потом левее. Пар попеременно сгущался тьмой и разрежался светом. Тень постояла у края, махнула рукой, повернулась и устремилась назад. Иван Мартынович не успел оглянуться, как ремонтник уже стоял рядом.

- Щас, - пропел специалист. - Не дрожи, батя.

Какой я тебе батя, мысленно возмутился Хронссузов.

- Стой тихо, батя.

Откуда у них прожектор? Дальше Иван Мартынович не думал, только смотрел. Обитатели аварийной машины приблизились к яме. Их было двое, он и она. Оба кубические, в оранжевых жилетах поверх ватников и болотных сапогах. Женщина была одета в юбку и тем отличалась. В обоих угадывалось неестественное. Иван Мартынович внимательнее взглянул на их товарища, стоявшего рядом. Ну да, очки - не то старинные летные, не то мотоциклетные. Странно, что они не запотевают. Но дело не в них. Он силился разобраться, хотя разумнее было удалиться - не накрыло же паром целый район, куда-нибудь да выйдет. Однако Хронссузов прирос к месту и дышал мелко. Он обнаружил, что у ремонтника обе руки - левые. Тот же стал поглаживать Ивана Мартыновича по плечу, нашептывая: секи, секи.

Коммунальная женщина ударила слоновьей ногой в стекло легковушки. Водитель слабо шевелился: очевидно, застрял и сильно стукнулся, ибо молчал. Напарник всунулся в салон, и тот озарился сиреневым светом. Женщина воздела руки, тоже обе левые. До слуха Ивана Мартыновича сквозь шум воды донесся мощный сосущий звук. Далее вновь раздался хлопок, чавкающий. Салон окрасился красным: водителя разорвало. Ремонтник отпрянул, в руках мужчины оказался трос. Танцуя, женщина взялась за него и приступила к спуску. Аварийщик, стоявший рядом с Хронссузовым, взялся прерывисто хрипеть, охваченный возбуждением.

- Тебе не видно, батя, - просипел он. - Иди сюда.

И принял Хронссузова на руки.

Иван Мартынович не противился. Он превратился в плюшевую куклу. Ремонтник дошел с ним до ямы, и тот увидел, что женщина лезет непосредственно в фонтан. Очутившись в самом столбе кипятка, она с немыслимым проворством перевернулась сапогами вверх и дернулась вниз. Там она стала ввинчиваться в невидимое пока отверстие. Водный столб разложился на сотню тонких струй. Ремонтница ловко сгруппировалась и вскоре закупорила собой прореху. Вода улеглась. Из дефектной трубы выступал колоссальный зад; в прочем смысле женщина пребывала внутри целиком. По трубе пошла рябь; металл и войлок стали сливаться с органическим утолщением. Не прошло и минуты, как зад ремонтницы полностью слился с материалом. Ее напарник выдернул трос и пал на колени.

- На сегодня все, батя. Ступай домой.

Хронссузов успел заметить, как линзы очков потянулись в череп. Ремонтник развернулся и далеко бросил Ивана Мартыновича. Тот улетел в молочную ночь и приземлился в снег. Прожектор вмиг погас; не стало ничего, кроме тумана. Хронссузов вскочил и побежал. Впереди качались смутные глыбы. Когда он выбрался из пара, вокруг царила тьма. Окна, фонари, светофоры, звезды - погасло все. Иван Мартынович заковылял к дому. На ходу он привычно и без всякого смысла посмотрел на часы: они стояли. Оглянулся: воздушно-капельные не показывались.

Огни зажглись вновь, когда он добрался до парадной двери. Мешая слова молитвы с животными междометиями, Хронссузов ввалился в квартиру. Включил свет, заглянул в зеркало. Там содрогался старик лет восьмидесяти. Иван Мартынович привалился к стене, сполз на пол, горестно взялся за голову. Теперь ему не хватит пенсии оплатить счета.



ноябрь 2012




© Алексей Смирнов, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.





НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ"
Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...]
Словесность