ДЛИННЫЕ РУКИ
Детвора души не чаяла в старике Галактионе.
Когда он шел (мог бы и не ходить) за молоком, окрестные малыши слетались к нему с восторженным визгом, висли на ветхом, тараканьего цвета пиджачке, лезли под косолапые артритные ножки.
- Расскажите! Расскажите, как у вас получается! Где вы научились!
Качели, барабаны и песочницы начисто забывались. Родители, привлеченные гамом, застывали в оконных проемах. Сидевшие на лавочках отрывались от газет и телефонов. На лицах проступали сдержанные улыбки - где-то опасливые, где-то строгие, а порой - утомленные.
Галактион уступал и осторожно опускался на скамью. Ребятня висела на нем гроздьями... скорее - пузырилась наростами. Мелкий и неказистый, он откашливался и начинал:
- Ну, так... Дело было давным-давно, в усобицу. Я совсем молодой был. Зашли погреться в храм, а он уж брошенный стоял, все повынесли, посбивали...
- А что из него вынесли?
- Вы сами-то в храмы ходите? Вот все, что там видели - ничего этого не стало. Даже роспись содрали, штукатурку отбили. Остался голый кирпич. И вот, помню, встал я под сводом, там арка такая была кирпичная - стою и любуюсь: как ровно клали, один к одному. Высота - метров десять или двадцать, теперь уже не скажу... Надо же, думаю, как все устроено в мире: такая красота, а не дотянешься, не потрогаешь. Хотя вот она! Зрение у меня тогда было преотличное, видел каждую трещинку, все щербинки. Казалось, достаточно протянуть руку - ан нет... Близко, а не укусишь. И я, помню, не то чтобы сильно загоревал от непреодолимости расстояний и суровости перспектив...
- Нам непонятно! Скажи, как достал!
- Не сказать, что расстроился, - продолжал Галактион, не обращая внимания на приставал. - Скорее, легонько вострепетал и задышал часто-часто. А потом поднял руку, и она сама собой достала до тех кирпичей. Стала тянуться и тянулась, пока не уперлась. Вот прямо так этим пальцем.
- Больно было?
- Не, - улыбнулся беззубым ртом Галактион. - Вообще никак.
- Там же кожа, кости и кровь!
- И мясо!
- Вот вам и пожалуйста. Она сделалась будто чужая. Конечно, я малость струсил. Хорошо, что остальные отошли и рядом никто не стоял. Я колупнул старый раствор и соображаю: дальше-то что? Так и останется? Куда я такой пойду? Уже прикидывал, как шашкой отхвачу - сам, пока ребята не опередили, у них это будет первая мысль. Но тут начала она уменьшаться...
- Втянулась?
- Куда ей втянуться? Просто сделалась как была.
- Покажите! Пожалуйста! Достаньте нам что-нибудь!
Старик Галактион уж знал, что этим кончился. Он крякнул, покачал головой, переставил хозяйственную сумку себе под ноги и простер десницу. Задрался рукав пиджака, отъехала застиранная манжета, и рука начала удлиняться. Она росла и росла, пока не дотянулась до форточки во втором этаже супротивного дома, которую и притворила. Детвора посыпалась с Галактиона, заплясала, запрыгала.
- Ура! Ура! Ура!
Галактион был в состоянии достать и до магазина, мог туда не ходить, но заставлял себя двигаться. Когда запросто дотянешься до чего угодно, недолго и утратить вкус к жизни. Он старался не озоровать и не пользоваться способностью без особой нужды. Например, он отращивал руку, случись ему что-нибудь уронить - чтобы не утруждать наклонами престарелую спину. Помогал всей округе снимать с деревьев осатаневших котов и кошек. Бывало, что и не только округе, его хорошо знали везде, в том числе различные спасательные службы, силовики. Всегда привлекали в сложных случаях. Не раз и не два он тушил пожары, однажды даже небольшой лесной, верховой. Участвовал в силовых задержаниях. Было дело, некто выпивший забаррикадировался в квартире, открыл из окна стрельбу. Старик Галактион сперва отнял у него ствол, затем дал в морду, третьим пунктом отпер дверь. Иногда его приглашали извлечь какой-нибудь важный для следствия или просто нужный предмет из реки. Хоть бы и утопленников. Сам он время от времени ловил там рыбу. Повешенных ему тоже выпадало снимать, но все это редко, благо за регулярностью дела приноровились, справлялись и без него. О руках Галактиона ходили легенды, пелись песни. Он был завсегдатаем народных забав, потех, викторин и конкурсов.
Рассказывать о себе старик Галактион не любил. За исключением того, самого первого эпизода сверхъестественной элонгации, он не делился ничем. Демонстрировать соглашался, а перечислять достижения избегал.
Однажды взялся за позолоченный герб на главной башне страны.
Гулял по площади в погожий день, среди обывателей приезжих и местных, и вдруг притормозил, прищурился из-под ладони, лукаво улыбнулся, подбоченился. Рука протянулась подобно стреле башенного крана. Казалось, сверкающий герб только и ждал этого мига. Он охотно улегся в ладонь.
- Как же так? - ахнул кто-то. - Герб-то большой, а ладошка маленькая!
Старик Галактион загадочно хмыкнул на это, а посвященные приняли к сведению, что дополнительно он либо способен нарушать перспективу и обманывать зрение, либо умеет наращивать пятерню до размеров несуразных. Ему козырнули, сравнительно вежливо куда-то свозили, а после вернули целым и невредимым. Уже пронесся слух, будто деда отправили на опыты - слава богу, но нет. Наоборот, в дальнейшем его вообще не трогали. Старик Галактион продолжал доживать свой век, время от времени отмачивая всякие штуки.
Как-то раз ему предложили достать до Луны.
- Достать я достану, - улыбнулся он. - Только времени уйдет много. Путь не близкий.
- Ладно тогда. Зачем разбрасываться на мелочи. До звезды сумеешь?
Старик ответил предсказуемой рифмой, и диалог сошел на нет.
Еще был случай, когда он помог посадить забарахливший самолет. Отковырял ему шасси. Но больше занимался всякими пустяками: ловил улетевшие воздушные шары и змеев, щекотал повизгивающих отдаленных девиц, художественно подстригал кроны кленов и тополей. А чаще и вовсе ничего не делал. Ходил заведенным маршрутом за молоком, да сидел у окна или на лавочке. Застенчиво оправдывался, что старый стал и хочет покоя. Тем более, что руки с годами сделались беспокойными, нуждаются в отдыхе; ночью не знаешь, куда положить, да уже и дрожат. Временами они жили самостоятельной жизнью, суетились, беспрестанно ощупывали все подряд, теребили давно омертвевшее интимное место.
Галактиона побаивались, но в целом любили, гордились им. Он был украшением если не города, то округа. А может, и города. Ушлые люди даже наладили производство памятных магнитов, на которых на фоне сбитых в кучу городских достопримечательностей фигурировал лубочный, отретушированный Галактион с простертой рукой.
А потом, как начались катаклизмы, вся эта общественная любовь растаяла, словно ложечка сахара в бочке отравы. Детей попрятали или вывезли. Власть рассыпалась в прах. По улицам загулял свирепый ветер, местами собиравшийся в смерчи. По улицам шлялись революционные дружины в нарукавных повязках и со звериными лицами. Горели костры, плавал пепел. Башню разрушили без всякой помощи Галактиона. К нему же нагрянули эмиссары нового порядка в камуфляже, перехваченном пулеметными лентами.
- А вот и ты, - сказали ему. - Ну-с, глянем...
И распахнули шкаф, в котором висел отутюженный мундир генерала КГБ. На полке лежал в тряпице подарочный наган от министра внутренних дел.
Галактиону зловеще сказали:
- Руки вытяни. Длинные, говоришь?
Он вытянул, и предводитель, сняв с пояса предусмотрительно захваченный топор, отхватил их по самые плечи. Из обрубков вяло брызнула бледная стариковская кровь. Почти такая же, как слезы, которые потекли из подслеповатых глаз. Галактион не издал ни звука.
Дружина с хохотом и гиканьем вышла, размахивая трофеем. Все были пьяные. Руки, когда глумиться наскучило, швырнули в канал. Потом, конечно, спохватились. Потом всех поставили к стенке. Был отдан истеричный приказ как можно скорее выудить эти руки, потому что они очень скоро понадобятся новой власти. Полезли в канал, но было поздно; рук выловили много, и даже сколько-то ног, но все не тех.
А руки старика Галактиона достигли речного устья. Отчасти силой течения, отчасти сами гребли. Там, выползши на берег, они упокоились. Шуйца вытянулась, разбухла, окаменела и превратилась в охранительный, неприступный горный хребет. А десница встала на попа пятернею вверх, пустила корни и преобразилась в могучее древо с яблоками и грушами. К нему повадилась ходить и подрывать его рылом одичалая свинья.
октябрь 2020
© Алексей Смирнов, 2020-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2021-2024.
Орфография и пунктуация авторские.
| НОВИНКИ "СЕТЕВОЙ СЛОВЕСНОСТИ" |
|
 |
| Айдар Сахибзадинов. Жена [Мы прожили вместе 26 лет при разнице в возрасте 23 года. Было тяжело отвыкать. Я был убит горем. Ничего подобного не ожидал. Я верил ей, она была всегда...] Владимир Алейников. Пуговица [Воспоминания о Михаиле Шемякине. / ... тогда, много лет назад, в коммунальной шемякинской комнате, я смотрел на Мишу внимательно – и понимал...] Татьяна Горохова. "Один язык останется со мною..." ["Я – человек, зачарованный языком" – так однажды сказал о себе поэт, прозаик и переводчик, ученый-лингвист, доктор философии, преподаватель, человек пишущий...] Андрей Высокосов. Любимая женщина механика Гаврилы Принципа [я был когда-то пионер-герой / но умер в прошлой жизни навсегда / портрет мой кое-где у нас порой / ещё висит я там как фарада...] Елена Севрюгина. На совсем другой стороне реки [где-то там на совсем другой стороне реки / в глубине холодной чужой планеты / ходят всеми забытые лодки и моряки / управляют ветрами бросают на...] Джон Бердетт. Поехавший на Восток. [Теперь даже мои враги говорят, что я более таец, чем сами тайцы, и, если в среднем возрасте я страдаю от отвращения к себе... – что ж, у меня все еще...] Вячеслав Харченко. Ни о чём и обо всём [В детстве папа наказывал, ставя в угол. Угол был страшный, угол был в кладовке, там не было окна, но был диван. В углу можно было поспать на диване, поэтому...] Владимир Спектор. Четыре рецензии [О пьесе Леонида Подольского "Четырехугольник" и книгах стихотворений Валентина Нервина, Светланы Паниной и Елены Чёрной.] Анастасия Фомичёва. Будем знакомы! [Вечер, организованный арт-проектом "Бегемот Внутри" и посвященный творчеству поэта Ильи Бокштейна (1937-1999), прошел в Культурном центре академика Д...] Светлана Максимова. Между дыханьем ребёнка и Бога... [Не отзывайся... Смейся... Безответствуй... / Мне всё равно, как это отзовётся... / Ведь я люблю таким глубинным детством, / Какими были на Руси...] Анна Аликевич. Тайный сад [Порой я думаю ты где все так же как всегда / Здесь время медленно идет цветенье холода / То время кислого вина то горечи хлебов / И Ариадна и луна...] |
| X |
Титульная страница
Публикации: | Специальные проекты:Авторские проекты: |
